Ловушка для банкира

ГЛАВА 26 Вот все и прояснилось

После обеда Виктория в последний раз спустилась в подземелье: окончательно убедиться, что работа завершена, и забрать забытые там солнцезащитные очки. Впрочем, девушка в этом себя только убеждала. На самом же деле ей не давало покоя неразгаданное стихотворение колдуна. Едва попав в архив, Вика вытащила из сундука картонку и положила ее перед собой на столе.

— Что же это за когти черта?..

В дверь постучали.

— Можно, дорогой профессор?

— Входите, Эммануил Венедиктович, — сказала девушка, не отводя глаз от четверостишия.

Обычного поскрипывания лаковых штиблет и постукивания прогулочной тросточки не прозвучало. Виктория в недоумении оторвалась от картонки.

Возле двери стоял… нет, не Быстрицкий. То есть — конечно, Быстрицкий, но совершенно не такой, каким Вика привыкла его видеть. Забитый старичок-недотепа бесследно исчез. Вместо него появился собранный, абсолютно уверенный в себе мужчина. Его некогда пушистые волосы были гладко зачесаны назад. Лицо казалось не трогательно-беззащитным, как обычно, а хищным и по-настоящему опасным. Мешковатый клетчатый костюм Эммануил Венедиктович сменил на черную с отливом тройку. А лакированные штиблеты из секонд-хенда уступили место строгим дорогим туфлям. Единственное, что осталось от прежнего старичка-одуванчика — это трость. Сейчас «новый» Быстрицкий небрежно поигрывал ею, крутя между пальцами. Он посмотрел на картонку.

— Обсидиан.

— Чего? — девушка не могла прийти в себя от изумления.

— В стихотворении зашифрован «обсидиан». Это вулканическая порода, образующаяся в результате застывания лавы. Если заглянете в Интернет, легко обнаружите, что простонародное название этого минерала — «когти черта», — Быстрицкий кивнул на лежащие рядом с картоном темные очки. — Тут обсидиановые стекла — они и остановили процесс.

— Какой процесс? — глухо спросила Вика.

Эммануил Венедиктович ничего не ответил, но кривая усмешка на его лице была красноречивее любых слов. Внезапно девушка осознала: Быстрицкий знает о ней все. Или почти все. Виктория начала аккуратно выпытывать подробности.

— При входе в склеп вы дали мне очки, потому что заметили изменения в моем состоянии?

Эммануил Венедиктович кивнул.

— Но откуда вам было известно, что это заблокирует… процесс?

— Я давно расшифровал стихотворения на картоне, — легко сознался Эммануил Венедиктович. — Именно поэтому и смастерил обсидиановые очки. Был рад вам помочь.

— Это не единственная ваша помощь, верно?

Вика помнила чувство, не покидавшее ее с первых дней пребывания в особняке: при разгадывании старинных тайн девушку будто кто-то направлял в поиске верных ответов.

— Да, я помогал, и не раз, — согласился с Викиной догадкой Быстрицкий. — Например: подсунул в архив пиктограмму и обгоревшую записку.

— Вы?! — Виктория не поверила своим ушам. — Но ведь именно вы навели меня на мысль, что кто-то подкидывает документы.

— А еще я навел вас на мысль, что об этом, кроме нас двоих, никто не должен знать, — парировал Эммануил Венедиктович. — Пока вы секретничали по этому поводу только со мной, я полностью контролировал ситуацию. А представляете, как осложнилось бы дело, обратись вы в полицию? Меня ведь могли и вычислить!

— Как же вы умудрились незаметно все сделать? — поинтересовалась девушка. — Не боялись, что я узнаю о ваших одиночных посещениях архива, а потом, обнаружив там новый документ, догадаюсь, чьих рук это дело?

— Мне совершенно не нужно было находиться одному в подвале, чтобы подкинуть документы, — отозвался Быстрицкий. — И пиктограмма, и записка подбрасывались непосредственно в вашем присутствии.

У Вики отпала нижняя челюсть.

— Когда такое было?!!

— Не верите? — мужчина в черном костюме насмешливо приподнял бровь. — Пиктограмму я подложил, перед этим якобы случайно смахнув со стола все квитанции. Помните, я тогда еще на графскую родословную наступил? А с обгоревшей запиской и того проще было: вложил ее в дневник, когда читал в углу страницы фамилию кормилицы.

Виктория судорожно сглотнула. Как легко этот тип обвел ее вокруг пальца.

— Кстати, — продолжал Эммануил Венедиктович, — в особняк Тормакина меня привели именно записка с пиктограммой. Год назад я купил их у одного старьевщика — ума не приложу, как эти артефакты к нему попали. Полгода ушло на то, чтобы установить их первоначальное местонахождение. Однако, когда я прибыл в Красные петушки, выяснилось, что дом с архивом, как и сама деревня, выкуплены каким-то богачом. Пришлось втираться в доверие и становиться жалким приживалой. Это было непросто, но конечная цель того стоила. Несколько месяцев архив находился в моем полном распоряжении. Я узнал массу интереснейшей информации — почти раскрыл суть графского проклятия и секрет туземца-оборотня. Но тут появились вы — профессор Дружкина. Что ж, это был шанс ускорить процесс отгадывания старинных тайн. И я им воспользовался: подбросив в архив нужные документы, стал помогать вам их расшифровывать. Практически в открытую делился уже известными фактами. Помните, я обратил ваше внимание на то, что рисунок — не просто цветная картинка, а пиктограмма? Или как подсказал, что детские фигурки расположены в форме перевернутой пятиконечной звезды? Откровенно признаюсь: ваши успехи меня поражали. Тайны графского архива раскрывались с фантастической быстротой. Я абсолютно вам доверился. Даже когда вы жгли старинную записку, не остановил — хоть мне и стоило это огромных усилий. Я знал, что все делается правильно. Ведь вы такая умница!

Вика подумала, что, если бы не подсказки самого Быстрицкого и не ее необычные сны, то она, «такая умница», до сих пор топталась бы на месте.

— А что вы искали в архиве? — спросила девушка.

Лицо Эммануила Венедиктовича разочарованно вытянулось.

— Вы до сих пор не поняли? Мне нужен был секрет оборотничества. К сожалению, я так увлекся разгадыванием пиктограммы и записки, что упустил из вида главное — матовый флакон. Именно в нем, как оказалось, таилась сила колдуна-оборотня. Увы, флакон открылся не мне…

Мужчина усмехнулся:

— Кстати, я с самого начала знал о вашем превращении. Помните, вы умчались тогда к мельнице? Жалко, что так и не довелось увидеть ваше собачье обличие. Вы всякий раз прятались — то за мельницей, то отсиживались в своей комнате. А я так мечтаю увидеть пса-оборотня!

Быстрицкий смотрел на девушку с нескрываемым восхищением.

«Он и в самом деле считает, что я стала оборотнем!» — поразилась Виктория. Но разубеждать Эммануила Венедиктовича она не стала. Пусть и дальше думает, что при желании девушка может обратиться в грозного черного мастиффа.

— Кстати, — в глазах Быстрицкого мелькнул хитрый огонек, — это ведь я подложил вам в комнату флакон с пиктограммой. Специально вынес их из архива, чтобы, пережив оборотничество, вы взялись за разгадывание этой тайны. А потом рассказали бы все мне.

Девушка вспомнила, с какой легкостью старик вскрыл шпилькой для волос замок в комнате кухарки, когда там случился потоп. Без сомнения, проделать то же самое с Викиной дверью было для него пара пустяков.

Чтобы этот тип не причинил ей серьезные неприятности, Вика решила лишний раз напомнить, что умеет превращаться в страшного пса.

— Я стала оборотнем! — запричитала она, страдальчески заламывая руки. — За что мне такое наказание?!

Мужчина в черном костюме, до этого державшийся отстраненно, стремительно направился к креслу. Нависнув над Викторией, он с жаром зашептал.

— Вам повезло! Вы даже не представляете — как повезло! Я десятки лет готовился к превращению в оборотня, а все досталось вам. Причем легко и просто, без малейших усилий. Вы разрушили мою мечту! — он выпрямился, скрестив руки на груди. — Впрочем, когда рушатся мечты, главное — не погибнуть под их обломками. Пусть в этот раз я проиграл, ничего — жизнь продолжается… Теперь попробую синтезировать эликсир, который находился во флаконе. Есть кое-какие идеи на этот счет — могу вам рассказать.

Вика подумала, что у нее и без того забот хватает.

— Нет уж, Эммануил Венедиктович, увольте. Не хочу я знать ни о каких эликсирах.

— И правильно, — улыбнулся Быстрицкий. — От любопытства, как известно, кошка здохла. И не только кошка… но и дурочка-студентка.

Вика отшатнулась.

— Так это вы ее убили?!!

Мужчина равнодушно пожал плечами.

— Как говорят американцы: ничего личного — только бизнес. Помните, в обгоревшей записке упоминалось о неуязвимости?

— «Убив белокурого ангела, я стал неуязвим», — процитировала девушка.

— Так вот: я подумал, что достигнуть неуязвимости можно через убийство. Еще до вашего приезда в особняк, изучая документы архива, я установил, что на пиктограмме изображена кормилица графского наследника, Светлана. О ней же шла речь и в записке. Поняв, кто мне нужен, я приступил к поиску жертвы. Это должна была быть пышногрудая дева с длинными светлыми волосами. В Красных петушках никого подходящего не нашлось. Я уже подумывал объехать ближайшие населенные пункты, когда вдруг случилась неожиданная удача. В деревне померла старуха, и за наследством из города явилась ее внучка. Бывают же такие совпадения — ее тоже звали Светлана. Дальше все пошло как по маслу. Убив девчонку, я начертил вокруг ее тела знаки — такие же, как на пиктограмме. Досадная ошибка произошла только с волосами. Я решил, что у кормилицы снят скальп — и то же самое проделал с трупом Бугримовой. Представляете мое удивление, когда я услышал от вас о бритой голове?! — старик досадливо нахмурился. — Впрочем, это убийство в любом случае было бесполезным.

— Конечно, — согласилась Виктория. — Ведь вы неправильно трактовали слова колдуна о его «неуязвимости». Он имел ввиду, что, убив Светлану, потерял любовь. А лишившись ее, лишился своей человеческой слабости и стал неуязвим.

Быстрицкий развел руками.

— Это стало понятно лишь после того, как вы сожгли записку, и открылся ее полный текст.

— Жаль студентку — глупо погибла.

— Не жалейте эту гламурную куклу, — фыркнул Эммануил Венедиктович. — Как я уже говорил, она стала жертвой собственного любопытства. Девица была тщеславна и глупа — эти качества частенько ходят парой. Я без труда завоевал ее доверие и заманил в сараи на окраине. Наплел, что существует некий волшебный нектар — стоит его вдохнуть ночью в безлюдном месте, как человек на всю жизнь становится счастливым. Заметьте, я сказал правду! Глупая красотка умирала со счастливой улыбкой. Так на нее подействовало химическое вещество, состоящее из очень редких компонентов. Вам их названия ничего не скажут, так что перечислять не буду. А вот показать чудесную смесь могу. Порошок всегда со мной — тут, в набалдашнике трости. Глянете?

И Быстрицкий поднес трость к Викиному лицу. Девушка инстинктивно вжалась в кресло.

— Спасибо, что-то не хочется.

Эммануил Венедиктович с кривой ухмылкой отошел от стола.

— Блондинка — единственная ваша жертва? — спросила у него Виктория. — А священник? Его убил генерал или…?

— Генерал. Но отнюдь не из-за графских сокровищ, как считает следствие.

— А почему же?

Мужчина в черном костюме сощурился.

— Помните, как у Булгакова? «Вопросы крови — самые сложные вопросы в мире». Поверьте, я не наиболее загадочное звено в этой запутанной цепочке тайн.

— Убийство, кровь, притворство… — Вика тяжело вздохнула. — Эммануил Венедиктович, вам никогда не хотелось сменить черную дорогу пусть не на белую, но хотя бы на серую?

Старик поджал губы.

— Тот, кто входит в темный мир, обратно не возвращается.

— Неужели секреты магии стоят того, чтобы убивать?

— Все в мире стоит ровно столько, сколько лично ты готов заплатить.

Быстрицкий глянул на часы:

— Пора. Жаль, не смогу остаться на ужин — Ольга Михайловна по случаю вашего уезда готовит мой любимый ванильный пудинг.

Развернувшись, он направился к двери.

— А очки? — окликнула его Виктория. — Разве вы не заберете их? Обсидиан, наверное, очень дорогой.

— Не все деньгами меряется. Далеко не все.

Девушка вздрогнула. В памяти отчетливо всплыл момент, когда то же самое ей сказал отец Даниил. Но как же по-разному звучали эти слова…

Мужчина тем временем встал около двери.

— Обсидиан не просто дорогой — он бесценный. Хотя в денежном эквиваленте это сущие пустяки. Однако я говорю об иной ценности минерала: непостижимой, магической. Обсидиан располагает человека к принятию нового взгляда на мир. Заставляет быть готовым к любым переменам — как внешним, так и внутренним. Он направляет своего владельца на путь истины. Что может быть ценнее?

Эммануил Венедиктович бросил взгляд на очки.

— Будем считать — это мой вам прощальный подарок. За то, что были добры к нелепому старику.

Он скроил дурашливую физиономию и на секунду стал прежним Быстрицким.

— Старички так трогательны и беззащитны — не правда ли, дорогой профессор?

Мужчина в черном костюме открыл дверь.

— Хочу вас предупредить, — холодно обратился он к девушке перед тем, как покинуть архив. — Держите язык за зубами. А то ведь порошочек из трости может легко перекочевать в… ну, скажем — тот же ванильный пудинг. Восхитительная еда прекрасно маскирует вкус яда.

Вика пристально смотрела на собеседника:

— Знаете, Эммануил Венедиктович, а ведь ваше желание осуществилось. Вы самый настоящий оборотень.

— Кто бы говорил…

И Быстрицкий, ухмыльнувшись, исчез за дверью.

С гулко бьющимся сердцем девушка переступила порог столовой. Этим вечером тут были все. Все, кроме пышноволосого старичка в клетчатом костюме и лакированных штиблетах. О нем, кстати, сейчас и шла речь.

— Быстрицкий удрал — даже не попрощался, — обиженно сказала Настя.

— Никчемный прилипала, — хмыкнул Звягин. — Помер донор, он и смотался искать новый объект для паразитирования.

— Что на старика нападать? — вздохнула Ольга Михайловна. — Он, по сути, был милый безобидный человечек.

Весь ужин Вика нервничала — не подсыпал ли «милый безобидный человечек» в еду смертоносную отраву? К счастью, обошлось. Блюда сменялись, а за столом никто не жаловался на плохое самочувствие. Только когда под конец ужина Ольга Михайловна вынесла свой фирменный ванильный пудинг, Викторию чуть не вырвало. И как ее ни уговаривали съесть хоть маленький кусочек, девушка не смогла себя пересилить. Вкус ванильного пудинга после разговора с Быстрицким стал ей отвратителен. Как и сам старичок.

Впрочем, Эммануил Венедиктович зря утруждался запугиванием — Вика в любом случае молчала бы о его секретах. Ведь они напрямую были связаны с ее собственными тайнами. А девушка меньше всего хотела, чтоб кто-то узнал о них.

Посиделки в столовой этим вечером затянулись допоздна.

— Ну вот, — сказала Настя, когда все подумывали уже расходиться. — Завтра отбудет Виктория Олеговна, потом уедет Виталий Леонидович — и дом совсем опустеет.

Кухарка обняла приунывшую девушку.

— Не опустеет — мы-то тут останемся. Будем ходить по комнатам и вспоминать Семена Семеновича.

— Сложно поверить, что хозяина нет в живых, — пробасил дворецкий. — Неужели таки сработало древнее проклятие?

— Да уж, от судьбы не уйдешь, — Звягин положил на тарелку последнюю порцию ванильного пудинга. — Банкир мог бы жить сто лет — он ведь не любил детей и не собирался их заводить. Если б не спутался с моделью, все у Семена Семеновича сложилось бы замечательно.

— Ох уж эти женщины… — проворчал Милош.

Ольга Михайловна возмущенно зыркнула на дворецкого:

— Какие женщины?! Тут мужчина виноват — туземец Харитон. Это он все заварил, — кухарка перевела взгляд на Вику. — Не понимаю, почему колдун убил Светлану, которую так любил?

— От ненависти до любви — один шаг, но обратно — путь еще короче, — грустно улыбнулась девушка. — Харитон не получил того, что хотел, и уничтожил свою привязанность к кормилице. А заодно и ее саму. Любовь — очень мощное чувство, не каждому удается пережить его достойно. Ведь не зря говорят, что миром правят две силы: деньги и любовь.

— А разве не власть правит миром? — удивилась Настя.

— Деньги и любовь — это и есть власть. С деньгами можно стать хозяином тел, а с любовью — властелином душ. Если случается какая-то мерзость, ищи причину в одной из этих двух сил. Как, впрочем, и причину всего прекрасного — тоже.

В тот вечер люди расходились по своим комнатам притихшие и задумчивые. А ночью Вике опять приснился сон.

— Идите за мной.

Отец, Даниил направил фонарь вперед, и луч света выхватил из темноты рыхлые стены ракушняка.

— Никогда бы не догадался, что в памятнике есть комната, — банкир с любопытством озирался по сторонам. — Это что, тайник?

— Можно сказать и так…

Священник поднял фонарь повыше, чтоб осветить все помещение.

— Семен Семенович, встаньте, пожалуйста, на середину комнаты.

Тормакин нехотя подчинился.

— Отче, что вы еще придумали для выдворения меня из деревни? Я же сказал — никуда отсюда не уеду!

— Думаю, сейчас вы измените свое решение.

И с этими словами отец, Даниил нажал треугольный выступ в стене. Со всех сторон банкира и священника окружили каменные саркофаги.

— Кто это? — глухо произнес Тормакин, разглядывая покоящиеся в них тела.

— Графы Смолины. Мы находимся в их семейном склепе. Тут пять поколений.

— Да, верно — пять. А саркофагов шесть. Почему же один пустой?

Священник пристально глянул на собеседника.

— Шестой саркофаг предназначен для вас.

Раздался нервный смешок — банкир явно не ожидал такого ответа.

— Что за шутки?!

— Напротив, Семен Семенович, все очень серьезно. Вам нужно уезжать из Красных петушков. И чем скорее, тем лучше. Почему вы мне не верите? Я признался, что посылал вам анонимки. Я рассказал все о родовом проклятии. Теперь, в качестве последнего аргумента, показываю усыпальницу ваших предков. Вы потомок графов Смолиных — можете в этом не сомневаться. А все они умирали одинаково. Вы тоже последуете за ними, если не послушаетесь меня.

— И когда же я, по-вашему, должен умереть?

— Точного времени я не знаю, — признался отец Даниил. — Но это обязательно произойдет сегодня — в день рождения вашего сына.

Банкир досадливо фыркнул.

— Какого сына, отче? Я вам уже говорил: Элькин мальчишка от стриптизера. Она вам просто голову заморочила, вы и поверили.

— Дело не только в ребенке. Есть еще верный признак — ваша ладонь. Она порезана, и неизвестно, как это произошло. Значит, проклятие неумолимо движется к завершению. Если вы немедленно не покинете деревню, то умрете в самое ближайшее время.

— Отлично, — хохотнул Семен Семенович. — Сейчас мы это проверим.

Он проворно забрался в свободный саркофаг и лег там, сложив на груди руки.

— Что вы делаете? — побледнел священник.

— Примеряюсь к своему гробу. Надо пообвыкнуть, раз смерть уже на пороге. Знаете, а тут довольно уютно.

Отец Даниил оперся ладонями о край саркофага.

— Перестаньте, Семен Семенович, теперь не время шутить!

— Да? А, по-моему, самое время. До ужина еще час, так что я вполне успею…

Неожиданно он осекся. На лице отразилось удивление, и банкир с тяжелым вздохом закрыл глаза.

— Покойся с миром, — скорбно прошептал священник.

Раскачивая над усопшим массивную цепь с крестом, он прочел заупокойную молитву. После этого отец Даниил нажал каменный треугольник — саркофаги медленно заехали в стены, комната вновь опустела.

— Вот и все…

Священник вышел из памятника. На улице творилось настоящее светопреставление! Ливень лил как из ведра. Оглушительные раскаты грома смешивались с яркими вспышками молний. Ветер с диким завыванием носился по округе, как стая взбесившихся собак. Отец Даниил, казалось, ничего этого не замечал. Спокойно закрыл он вход в постамент и, вынув из ниши барельеф, зашагал в грозовую ночь.

Ранним утром Вика навсегда покидала Красные петушки. Старик-«крокодил», недовольно пофыркивая, опять затрясся по деревенским колдобинам. Впереди было восемь часов до Москвы…