Лучше, чем будущее. Рассуждения оптимиста о смерти

Глава 2 Собачьи годы

Слова «спасение» и «собака», оказавшись вместе, вызывают у меня две ассоциации. Одна слегка комичная — растиражированный образ сенбернара с фляжкой на шее, который ищет в Альпах туристов, попавших под лавину. В другой роли меняются — я вспоминаю постеры Американского общества по предотвращению жестокого обращения с животными с Сарой Маклахлан и Эриком Маккормаком и всех тех прекрасных людей, которые действительно спасают собак от боли и скитаний. Я восхищаюсь их душераздирающе трудной работой. С другой стороны, когда словом «спасение» называют просто достойный поступок, вроде того, чтобы взять собаку из приюта или у соседа, который уезжает, это кажется мне тщеславным. На мой взгляд, тут нет особого героизма. Напоминаю — мы тоже много что получаем: собаку, друга, слушателя и, в моем случае, еще один барьер, о который можно споткнуться.

Поскольку рос я при армии, у меня никогда не было собак. Не то чтобы военнослужащим запрещено их иметь, просто мы постоянно переезжали, да и, перефразируя старую аксиому, «если бы армия хотела, чтобы у тебя была собака, тебе бы ее выдали». Когда я повзрослел и стал самостоятельным, то продолжил тот же хаотичный образ жизни с постоянными разъездами, снимаясь в кино и на телевидении. Однако собаки у меня периодически появлялись. Особенно запомнились мне две: с одной я встретился недавно, поблизости от дома, а с другой наши пути пересеклись несколько десятилетий назад, на другом конце света, в Юго-Восточной Азии.

Первую половину 1988 года я провел в Таиланде, где снимался в «Военных потерях» — то было для меня тяжелое и очень одинокое время, хотя вокруг и царил обычный хаос киносъемки. Мы с Трейси собирались пожениться сразу после моего возвращения в США, и я тосковал по ней прямо-таки на клеточном уровне. Как-то в апреле на локации в деревеньке Фанг-Нга на острове Пхукет я заметил семью, выбравшуюся на пляж. Вокруг них вился беспородный черно-белый щенок, с грязной шеи которого свисал обрывок веревки. Семья постоянно его отгоняла. Я всегда принимаю сторону обиженных — в прямом и переносном смысле. Так что я подозвал щенка к себе. Он кинулся ко мне, словно знал меня большую часть своей жизни — что было почти правдой. Мой водитель Ванчай попытался меня убедить, что собака — это не домашний питомец, а источник белка, место которого в суповом котле. Наверное, он просто хотел надо мной пошутить, но та семья и правда нисколько не заботилась о щенке, по крайней мере в его текущем, неприготовленном, виде. Он крутился возле меня весь день, и я решил, что не могу просто так его бросить. Я предложил семейст-ву эквивалент десяти американских долларов в тайских батах, и они согласились.

Очень быстро выяснилось, что мой новый друг — сплошная головная боль. В свой следующий выходной я повез его к местному ветеринару. После лечения от глистов, чесотки и десятка разных прививок ветеринар предложил назвать его Санук — на тайском это означает «мир» или «шалом», то есть пожелание добра, духовного и эмоционального. Имя мне понравилось. Санук оставался со мной всю весну и лето, до того момента, когда затянувшиеся съемки закончились и мы собрались улетать из Таиланда домой.

К сожалению, я никак не мог подвергнуть Санука долгому карантину, который требовался для перевозки животного из Азии в США. В «Аман Резорте» на Пхукете, нашей базе на время съемок, жило еще два пса; оба принадлежали управляющему отеля и терпели Санука как надоедливого младшего брата. Щенок чувствовал себя прекрасно — да и с чего бы ему чувствовать себя по-другому? Бассейн, тень от пальм, объедки с кухни… Я обратился к управляющему, и он любезно согласился взять Санука себе. Вернувшись в США, я женился на Трейси, но время от времени продолжал вспоминать моего черно-белого друга. Она наверняка бы его полюбила.

Несколько лет спустя один приятель сказал мне, что недавно отдыхал в «Аман Резорте» в Таиланде.

— Видел твоего пса, — отчитался он.

— Моего пса? Маленького черно-белого щенка по кличке Санук? С ним все в порядке?

— О да, — ответил тот, — он совершенно счастлив. Только его больше не зовут Санук. Похоже, ему придумали новую кличку.

— И какую?

— Майкл Джей Фокс.

Гас родился в приюте где-то на юге. Потом весь помет перевезли в другой приют в Новой Англии, там милая женщина из Колорадо взяла одного щенка себе и привезла в семейную загородную резиденцию на Мартас-Винъярд. Вскоре у нее обнаружилась аллергия на собачью шерсть. Вот так, в результате цепи случайностей, я познакомился с Гасом и привел его к нам домой. Кто-то может счесть это «спасением», но только не я. Я не спасал Гаса. Можно сказать, что это он меня спас, но Гас слишком скромен, чтобы заявлять подобное. В общем, мы с Гасом нашли друг друга. К счастью для Гаса и к счастью для меня.

Супермаркет Chilmark на Мартас-Винъярд — отличное место, чтобы забежать за куском пиццы или стаканом кофе, которые можно тут же употребить, присев на крылечко. В сезон там можно наблюдать срез общества отдыхающих, которые являются, чтобы сделать покупки, перекусить и поболтать, а заодно повидать кого-нибудь из знаменитостей, проводящих на острове отпуск. Человек, который помешал вам взять трубочку с прилавка в кофейне, может оказаться Джейком Джилленхолом, или Джеймсом Тейлором, или Ларри Дэвидом — и это не помешает ему оттолкнуть вашу руку. В общем, тут собирается крутая публика. Я стараюсь держаться подальше — не столько от супермаркета, сколько от скопления людей.

Мой приятель Кларк Грегг вместе с женой Дженнифер Грей и их дочерью Стеллой проводили каникулы у нас. По дороге домой после гольфа Кларк предложил заехать в Chilmark за кофе со льдом. Я застонал. Мне совсем не хотелось столкнуться с Аланом Дершовицем, красующимся перед своей свитой, но стоял палящий полдень, а ледяной кофе так и манил. Закупившись в кофейне, мы вышли на крыльцо. На стене супермаркета, отделанной выгоревшей дранкой, висела доска объявлений: услуги няни, уроки игры на гитаре, стрижка газонов, концерты и разные мероприятия. И тут мой взгляд привлекла фотография: кто-то предлагал взять щенка. В объявлении говорилось, что ему три месяца, он черно-белый, помесь лабрадора с немецким догом, и зовут его Астро, как пса из мультика про Джетсонов. Я ничего не сказал и не записал номер, но Астро засел у меня в голове.

В тот вечер за ужином Трейси сказала:

— Я сегодня каталась на велосипеде и видела кое-что интересное. Понимаешь, я притормозила у Chilmark и там, на доске объявлений…

— Было фото щенка? Астро? — перебил ее я.

Она отложила вилку.

— Ну да. Астро, щенок. Откуда ты знаешь?

— Значит, ты тоже его заметила? — спросил я. — Мы должны встретиться с этим псом.

А потом добавил:

— Надеюсь только, что к своей кличке он еще не привык.

Жизнь с Гасом (урожденным Астро) оказалась полной открытий.

Конец лета 2008 года. До отъезда Сэма и появления у нас Гаса я не замечал, что постепенно утрачиваю часть своих физических способностей. Бег представляет для меня опасность; я прихрамываю и подпрыгиваю; на поле для гольфа я стал помехой. Но зато я по-прежнему могу подолгу ходить. Мы с Сэмом уже давно не занимались никакой физической активностью, кроме пешей ходьбы, езды на велосипеде и прыжков в бассейн. От прыжков — как ни странно — Гас отказывается наотрез. Хотя он и наполовину ретривер, отвращение к воде выдает в нем охотничью собаку: немного ленивую, но всегда готовую к игре — только не в бассейне.

Точно так же отрицательно он относится и к пляжу. Он волнуется, бегает туда-сюда и впадает в панику, когда Трейси, я или кто-то из наших детей скрывается в волнах. Дожидаясь, пока мы вынырнем, он роет лапами песок, издает глухие протяжные стоны и ищет, кого позвать на помощь (Ну же, хоть кто-нибудь!). Однако никакая тревога не заставит его погрузиться в воду самому. Наконец, мы выбираемся на берег, вытираемся и успокаиваем его (кажется, я уже говорил, что собаки-спасателя из Гаса не выйдет).

В городе наши с ним дни начинаются рано, в 6:30 утра, с прогулки по Центральному парку. Там еще лежат длинные тени, солнце встает на востоке, и мы идем по лошадиной тропе вокруг пруда. Дойдя до поворота к электростанции, мы оказываемся на половине привычного маршрута. Солнце уже дотягивается до нас, и мы ускоряем шаг. В те дни, когда я не могу пройтись с Гасом по парку, эта обязанность — хотя я не называл бы ее так — ложится на наемного гуляльщика. Эти гуляльщики в нашем районе работают, судя по всему, на одну и ту же компанию, и они прямо-таки вездесущи. В каждую нашу прогулку мы натыкаемся на других собак, с которыми Гас знаком, и тратим пять — десять минут на взаимное обнюхивание, махание хвостом, показную агрессию и разговоры с гуляльщиком об оценках в школе.

Любой хозяин собаки, да и вообще живой человек, знает, что щенячья энергия не сравнится ни с чем. Она и заряжает тебя, и изматывает одновременно. Однако даже Гас иногда устает, и мы с ним отдыхаем близ Вест-Сайда. Мы можем прилечь на лужайке или присесть на скамью, где Гас благосклонно принимает внимание поклонников. Все любят этого пса. Трейси говорит:

— Они останавливаются не из-за собаки, а потому, что хотят поздороваться с тобой.

— Нет, ты не понимаешь. Они меня даже не замечают. Все, что они видят, — это двадцатикилограммовый трехмесячный черно-белый щенок, весь состоящий из ушей, лап и языка, в которого они тут же влюбляются.

Как следует отдохнув, мы возвращаемся через весь парк до 81-й улицы, чтобы зайти на собачью площадку возле северного крыла Музея естественной истории. Там вечно царит бедлам. Куча собак, куча пород, куча владельцев вертолетов, которым почему-то не пришло в голову, что на собачьей площадке их Прелесть может повстречаться с другими псами. Гас, не нарочно, а просто по своей природе, только усиливает царящий вокруг хаос. Благодаря своей энергии и жизнерадост-ности он спешит пообщаться со всеми — и четвероногими, и двуногими. Тут важно разумно распорядиться припасенным лакомством, сушеной печенкой — мне еще предстоит его подкупить, чтобы увести с площадки. Обычно какой-нибудь шнауцер — или двое — немедленно подбегает, чтобы получить свою долю. Я отгоняю их, надеваю ошейник на мясистую шею Гаса, и мы отправляемся на восток — домой.

Мы с Гасом гуляем в определенное время и по определенному маршруту, как в городе, так и на Лонг-Айленде. Меньше чем за год он вырос с двадцати килограммов до пятидесяти. Мне уже не надо наклоняться, чтобы почесать его за ухом или между глаз, куда он не может дотянуться. Когда я перестаю чесать, он настойчиво тычет носом мне в ладонь. Теперь он такой огромный, что наши соседи — и в городе, и за городом — при виде нас шутят, что коротышка выгуливает лошадь. Хотел бы я получать кусок сушеной печенки каждый раз, когда слышу: «Почему вы не наденете на него седло?»

Владельцы собак поймут природу отношений, которые я описываю. Речь не о хозяине и собаке, а о межвидовом союзе. Я где-то читал — и проверил это на практике, — что если вы можете поддержать зрительный контакт с животным, особенно собакой, больше 30 секунд, то между вами определенно есть связь. Не хочу вас пугать, но мы с Гасом смотрим в глаза друг другу по нескольку минут. У меня такое чувство, что он ждет от меня инструкций. И реагирует даже на мелкие вербальные подсказки. «Гас, — говорю я, — поди принеси одеяло». Он приносит мне коричневое, и я говорю: «Нет-нет, красное». Гас идет и возвращается с одея-лом нужного цвета.

В фильме «Однажды в Голливуде» — одном из моих любимых, да еще и снятом потрясающим режиссером — Брэд Питт возвращается домой к своему бультерьеру и разговаривает с ним, пока открывает банку с собачьим кормом. Главное здесь не то, что он говорит своему напарнику-псу, а то, что он уважает его и ценит их общение. Внимание, спойлер: в конце питбуль приходит на помощь своему хозяину и меняет ход сюжета. Надо как-нибудь показать Гасу эту сцену.

Я ни в коем случае не говорю, что отношения с Гасом заменили или возместили мне отношения с сыном. Естественно, было бы безумием сравнивать одно с другим. Однако боль, которую я почувствовал, когда Сэм уехал от нас, смягчилась, а потом и прошла, благодаря роли, которую большущий полудог-полуретривер играет теперь в моей жизни. Он заставляет меня двигаться, не терять связь с реальностью и, что еще важней, быть честным с самим собой.