Лучше, чем будущее. Рассуждения оптимиста о смерти

Эпилог

Нечто очень серьезное случилось, когда я заканчивал эту книгу. Пока я копался в себе — подробно, чуть ли не с микроскопом, — мир вокруг словно взорвался. После того, как целый год я прожил с крайне ограниченной перспективой, она внезапно расширилась до масштабов целой планеты, оказавшейся в кризисе. Поражения и победы одного человека потеряли всякую значимость на фоне борьбы 7 миллиардов людей, живущих и умирающих в условиях глобальной пандемии.

Страны по всему миру объявляли локдаун. Мы заперлись у себя дома, ища безопасность в соблюдении карантина. Тем не менее мы проживали то же, что и люди вокруг.

Я никогда не задумывался об этом, но в действительности уже много лет соблюдал социальную дистанцию: в моем случае она равнялась длине руки плюс трость, чтобы защитить людей от опасности, которую я представляю. Честно говоря, это была и эмоциональная дистанция из разряда: вы не представляете себе мои проблемы. Теперь же у меня в моей изоляции появилась компания. Все стали держаться друг от друга на расстоянии, тревожась за свое здоровье и благополучие друзей и родных. Каковы бы ни были наши текущие проблемы, у всего населения планеты появилась одна общая, и никто не знал, что случится дальше.

Вскоре после того, как в Нью-Йорке прекратилась деловая активность, закрылись бары и рестораны и больше не предоставлялись никакие услуги, мы с Трейси собрали четверых наших детей, трое из которых уже живут самостоятельно, и переселились в свой летний дом на Лонг-Айленде. Мы заперлись там. Притом все шестеро давно не находились в столь тесной близости. В каком-то смысле это был незабываемый опыт.

Радуясь тому, что наша семья вместе, в безопасности, мы обустроили в доме свои уголки, где могли удаленно работать и учиться. Мы наслаждались свободными часами в обществе друг друга, собирали пазлы и смотрели старые фильмы. Трейси готовила восхитительные блюда, и мы собирались за обеденным столом, обсуждали положение в мире, политику и общественные проблемы.

В этой ситуации имелась некая дихотомия. Люди, зараженные вирусом, умирали в одиночестве в больницах, без заботы и утешения со стороны родных. В то же время вирус объединил семьи — в частности нашу, — заставив сидеть по домам. Мы оказались ближе друг к другу, чем когда бы то ни было. Тем не менее у всех остались собственные проблемы и разочарования.

Моя дочь Эсме в июне заканчивала старшую школу, но, как большинство выпускников 2020-го, осталась без выпуск-ного. У нее с одноклассниками не было торжественной церемонии по этому случаю, не было бала и других приятных событий, сопровождающих окончание школы. Начало занятий в колледже этой осенью также пройдет без традиционных ритуалов, без веселого заселения в кампус и слезного прощания с родителями.

Эсме отнеслась к этому стоически. Конечно, она не отрицала, что ситуация отвратительная. Но моя дочь видела, что другие люди страдают куда сильнее. «Я не могу обижаться на мир за то, что у меня не состоялся выпускной, когда люди остаются без семьи и даже умирают», — сказала она мне. Худшее? Утрата связи с окружением, невозможность попрощаться со школьными учителями и одноклассниками и отсутствие личного участия в переходе во взрослую жизнь. «Ничего, что не было праздника, жалко только, что не удалось повидаться со всеми напоследок. Мне бы очень хотелось пройти через этот момент вместе с одноклассниками», — говорила она в тот вечер, когда должен был состояться ее выпускной, пока мы сидели с ней во дворе.

Рассказывая о своих родителях, я часто упоминаю, что они родились в Великую депрессию и повзрослели во Вторую мировую. В каком-то смысле поколение Эсме прошло через похожую ситуацию: она родилась в год атаки террористов, а взрослеет в период глобальной пандемии. Две эти трагические даты отмечают начало и конец ее детства, однако она и ее одногодки пишут собственную историю. Я восхищаюсь их поколением, стойким и оптимистически смотрящим в будущее. Они полны надежд, готовы поддерживать тех, кто сражается на передовой, они борются за изменения в обществе — даже в это, самое странное лето в их жизни.

На самом деле у Эсме все-таки будет выпускная церемония. Она запланирована на август, вместо июля, и пройдет онлайн. Выпускной будет виртуальный. Сейчас все вокруг виртуальное: у нас виртуальные совещания, виртуальные встречи с друзьями, виртуальные презентации для нашего содружества пациентов с Паркинсоном. В Оксфордском словаре к традиционному определению этого слова недавно добавилось другое:

1. Возможный, условный, кажущийся.

2. Симулированный, эмулированный.

На прошлой неделе я был на виртуальных похоронах моей дорогой подруги Нэнси Райдер. Нэнси была моим рекламным агентом со времен «Семейных уз». Я был ее первым клиентом, и впоследствии за мной последовали многие знаменитости. Все они любили ее так же сильно, как я. Нэнси была забавная, настырная, любящая, дотошная — тот самый друг, который всегда готов прикрыть тебе спину.

Около шести лет назад у нее обнаружили амиотрофический латеральный склероз. Я навещал ее каждый раз, когда оказывался в Лос-Анджелесе, несколько раз с Джастин Бейт-ман, тоже ее клиенткой. Мы сидели в ее гостиной на Голливудских холмах и вспоминали разные забавные случаи: она по-прежнему могла общаться, но только с помощью специального планшета. Нэнси печатала на нем, а виртуальный голос озвучивал ее слова. Она по-прежнему отличалась едким чувством юмора: например, однажды написала «мои сумки Prada никому не отдавайте».

Похороны Нэнси проходили в Лос-Анджелесе, я присутствовал на них, находясь у себя дома в Нью-Йорке. Все, кто пришел ее проводить, были в масках, поэтому, когда они возникали на небольшом экране моего компьютера, я не мог различить лиц — только глаза и приглушенные голоса. Очень странно, что теперь маски носят хорошие парни.

Все мы видели, как медицинские работники, врачи, медсестры и волонтеры, эти герои, боролись с пандемией. Мне вспоминаются мои глупые попытки сопротивляться домашним сиделкам, присматривавшим за мной в период восстановления после операции. Этих же людей призвали на помощь, когда в Нью-Йорке в страшные весенние месяцы разразилась эпидемия. Я благодарен всем медицинским работникам в нашем городе и по всей стране — особенно персоналу «Маунт-Синай» и госпиталя Джона Хопкинса в Балтиморе — за их мужество, готовность идти на риск и жертвы, принесенные ради общего блага.

Во время карантина мы с семьей каждый день в семь часов поднимались из-за стола, где ужинали, и выходили на крыльцо. В это время в больницах происходит смена — и мы вместе с соседями, запертыми каждый на своем участке, стучали в кастрюли, свистели в свистки и звонили в колокольчики в честь отважных работников медицины. Приветственный гул разносился по всему кварталу, от центральной улицы до боковых. Тысячи людей отправляли благодарственное послание во Вселенную.

Пока что люди продолжают терпеть невзгоды: неуверенность в будущем, в работе, в возможности дать образование детям и вообще в том, чем закончится эта ситуация. Я надеюсь, что те, кто понес серьезные потери, со временем заново обретут мир и спокойствие. Каким бы невероятным это не казалось, при любой катастрофе остается надежда, и остаются вещи, за которые стоит быть благодарным. Хорошие вещи действительно могут рождаться из плохих. Многие семьи, включая нашу, получили неожиданную и драгоценную возможность снова объединиться и бороться вместе.

Из 2020 года можно извлечь положительные уроки: как принимать прошлое, жить в настоящем и оставаться открытым для возможностей, кроющихся в будущем. В каком-то смысле это напоминает совет Стивена Поллока: если ты благодарен, тебе легче оставаться оптимистом.

Майкл Дж. Фокс,

Нью-Йорк,

август 2020