Любовь Сутенера

Питомцы Гиппократа (7 января)

Наконец-то позвонила проклятая Катюха, причем в своем обычном стиле — то есть абсолютно пьяная, да еще со своими дурацкими вопросами «Ты меня любишь?» и «Если любишь, то почему не женишься?».

— Люблю! — в бешенстве заорал я. — И даже жениться готов, если ты только вернешься! Где пропадаешь и когда, наконец, появишься дома?

— А чего ты так волнуешься, любовь моя? Я все у тех же друзей… Кстати, они тебе передают большой привет и поздравляют с Рождеством.

— К черту! Плевать мне на твоих гребаных друзей и их похмельные поздравления. Я сейчас же собираюсь и немедленно за тобой еду.

— Не надо, зачем? Я сама к тебе вернусь, может быть, даже сегодня вечером.

— У меня уже нет сил ждать — ты торчишь там целую неделю! Короче, сиди и жди меня!

Она попыталась было что-то возразить, но я уже не стал слушать и с треском повесил трубку. Затем быстро собрался, вышел на улицу и, по-прежнему дрожа от бешенства и ревности, сел в машину. Уже заведя мотор, я вдруг подумал о том, что стоило бы захватить с собой Анатолия, однако стыдно в очередной раз грузить его своими проблемами, тем более что сейчас я ехал к супружеской паре, у которой жил ее сын, так что ничего страшного этот визит не сулил.

Это рассуждение оказалось моей ошибкой, за которую я жестоко поплатился!

Во-первых, в квартире, кроме хозяина дома — того самого Андрея, с которым Катюха в свое время наставила рога его жене Галине, в результате чего и лишилась данного крова, — находились лишь два типа самого уголовного вида. Как известно, негодяйство накладывает на внешность столь же зримый отпечаток, как и самый сильный ожог, разница лишь в том, что в одном случае повреждается кожа, в другом — душа.

Естественно, все четверо были давно и прочно пьяны, о чем свидетельствовал жуткий бардак в виде множества пустых водочных бутылок и валявшихся на полу окурков.

— Это мои друзья, — представила их Катюха, после того как соизволила выразить радость от моего появления.

Кстати, иного представления как «друзья» в ее лексиконе просто не было, даже если она видела их первый раз в жизни и эти самые «друзья» отымели ее по очереди.

Мы все четверо нехотя пожали друг другу руки, причем двое из этих друзей подали их мне самым хамским образом — то есть немного наклонив ладонью вниз, как это обычно делает дама для поцелуя. Однако в тот момент я сдержался, сделав вид, что не обратил на это внимания.

— Ну, мать, я за тобой, — следом за обменом рукопожатиями тут же заявил я, отказавшись от предложения присесть, — давай собирайся и одевайся. (На ней был только темно-синий мужской халат и толстые вязаные носки.)

— Да, подожди, Сережа, — принялась канючить моя подруга, — давай сначала немного посидим, выпьем, пообщаемся. Поговори с моими друзьями о чем-нибудь высоком и умном! Знаете, какой он у меня образованный!

Этой пьяной дурехе, видимо, захотелось поучаствовать в интеллектуальной беседе между сутенером, старым бездельником и двумя явными жуликами, поглядывавшими на меня настороженно и без малейшей симпатии! Но что за дешевое тщеславие ее распирает — чувствовать себя королевой подобной компании, можно даже сказать, бомжатника, вместо того чтобы быть равной среди равных в среде порядочных людей!

И все же я так любил эту крысу, что просто не мог уехать, не сделав ни единой попытки вырвать ее отсюда!

Пить я, разумеется, не стал, однако скрепя сердце все-таки присел на первый попавшийся табурет, смахнув с него на пол банановую кожуру Ситуация была весьма неприятной, поэтому действовать нахрапом явно не стоило. Эх, черт, и почему же я не взял с собой Анатолия! С какой бы легкостью и удовольствием бывший спецназовец набил бы морды всей этой троице, разом избавив меня от всех проблем!

После того как все четверо, включая и Катюху, выпили за «здоровье вновь прибывших», кое-как завязалась «интеллектуальная» беседа, имевшая весьма своеобразный характер.

Первый из этих типов оказался столь ярым антисемитом, что даже не постеснялся поинтересоваться моей фамилией; второй — невыносимым пошляком, недавно прочитавшим «Камасутру». Этот древнеиндийский трактат произвел на него столь сильное впечатление, что теперь он не мог говорить ни о чем другом, кроме способов сношения и женских достоинств. Особенно неприятно на меня подействовало выражение «клиторок в степи», которым он обозначил гениталии своей недавней подруги. А чего стоит такое его заявление:

— С точки зрения изучения глубин влагалища, я настоящий Жак-Ив Кусто!

Слушая этого «Кусто», я поневоле ерзал, опасаясь, что потом разговор перекинется на сексуальные достоинства Катюхи — а уж этого я мог бы не выдержать и взбеситься.

Самым большим «интеллектуалом» оказался Андрей, признавшийся в том, что с похмелья любит перечитывать «Капитанскую дочку»! У него даже обнаружилось своеобразное чувство юмора — когда речь случайно зашла об армии, он заявил примерно следующее:

«В свое время я очень хотел пойти в армию, но, к сожалению, какая-то сволочь украла из почтового ящика мою повестку в военкомат!»

Поскольку они все больше пьянели, а я оставался трезвым, ситуация постепенно накалялась. К сожалению, Катюха совершенно этого не понимала, и поэтому именно она спровоцировала неизбежный взрыв.

Когда я понял, что еще немного — и моя подруга просто не в состоянии будет выйти из дома своими ногами, — то решил проявить настойчивость и поднялся с места.

— Ну все, Катенька, ребенок, — я постарался произнести это как можно ласковее, — тебе уже хватит. Одевайся, пожалуйста, и поехали.

— Да подожди хоть еще немного. — Она вяло махнула рукой, едва не опрокинув пустую бутылку.

— Чего ждать-то, любовь моя? Хватит пьянствовать, пожалей свое здоровье!

— Ну, я не хочу пока никуда ехать. Давай посидим еще немножко…

— Нет, поехали!

— Тебе сказано — девушка никуда не пойдет! — с неожиданной резкостью встрял в разговор один из «друзей». — А если что-то не устраивает — вали отсюда!

— А ты не вмешивайся, — сорвался я, заранее понимая, что совершаю непоправимую ошибку. — Не с тобой разговаривают, сволочь!

— Что? — И он тоже вскочил с места. — Ты меня как назвал, падла?

После этого драка началась практически сразу, даже без предварительного типично российского ритуала в виде продолжительного обмена взаимными матерными угрозами и оскорблениями — настолько обе стороны уже были морально к этому готовы! И хотя в ней участвовали только два этих самых «друга», я потерпел решительное поражение: мне понаставили синяков, разорвали куртку, рассекли бровь и выкинули на лестничную площадку даже без шапки, так и оставшейся висеть на вешалке. К чести Катюхи, она в отличие от полностью бездействовавшего хозяина дома еще как-то пыталась вмешаться, однако, едва поднявшись с дивана и что-то пискнув, тяжело рухнула обратно.

Оказавшись перед закрытой дверью, я кое-как доковылял до лифта (один из этих гадов больно разбил мне колено) и вызвал лифт, зажимая кровоточащую бровь носовым платком. При этом еще непрерывно бормотал яростные проклятия в адрес Катюхи: «Сука, гадина, пьяная тварь!» — и так продолжалось до тех пор, пока не открылись двери лифта, полкабины которого занимала внушительная молодая дама с фигурой культуристки.

— Это вы мне? — грозно спросила она, хмуря брови.

— Нет-нет, что вы!

Только выйдя из подъезда и забравшись в машину, я призадумался: где здесь ближайшая больница? В итоге так ничего и не вспомнив, кое-как завел мотор и поехал в дальнюю — на Ленинский проспект.

И это оказалось второй роковой ошибкой сего кошмарного вечера!

Сначала меня долго не хотели принимать, посчитав, что это какой-то пьянчуга забрел к ним с улицы, и лишь когда я заорал, что абсолютно трезв, а моя машина стоит перед приемным отделением, предложили присесть в холле и подождать. Воспользовавшись этим, я достал мобильник и только теперь, с большим опозданием, позвонил Анатолию. Объяснив ему в двух словах ситуацию, я попросил его взять тачку и приехать сюда, чтобы отвезти меня домой на моей собственной машине. Напарник, как всегда, оказался на высоте, пообещав добраться как можно скорее, невзирая на огромные «пробки», возникшие из-за сильного снегопада.

Тем временем мой платок уже настолько набух от крови, что она начала капать на кафельный пол, вызывая страшное негодование проходившей мимо санитарки. Чувствуя, что слабею, я вновь сделал попытку добиться хоть какой-то помощи — то есть встал и направился в помещение, где сидели дежурные врачи. И тут произошло нечто совершенно чудовищное. Едва увидев меня, кто-то из «лепил» мгновенно вскочил со стула и с яростным криком: «Как же ты достал, сволочь пьяная!» — попытался ударить меня ногой в пах!

К счастью, у меня вовремя сработала реакция — я успел сдвинуть колени и отразить удар. Затем, ошеломленный столь учтивым приемом со стороны последователей Гиппократа, вернулся обратно в коридор. Черт возьми, но после такой встречи дожидаться дальнейшей помощи не было никакого смысла, иначе мне просто пришьют уши на задницу, а потом еще скажут, что так и было.

Да против подобных, с позволения сказать, эскулапов давно было пора заводить новое дело об «убийцах в белых халатах»!

Я попытался покинуть приемное отделение, однако столкнулся с немалыми трудностями — охранник не хотел меня выпускать, мотивируя это тем, что меня уже зарегистрировали, поэтому я просто обязан дождаться врачебной помощи. Ха! Да если бы врачебной, то еще можно было подождать, но после такой встречи…

Чувствуя, что схожу с ума от российской системы здравоохранения, вполне достойной своего нынешнего министра в тысячедолларовых ботинках, я кое-как достал из кармана пятидесятидолларовую купюру и подал охраннику, слегка заляпав окровавленными пальцами. Это универсальное средство общения немедленно подействовало — и через минуту я с немалым облегчением оказался на улице возле своей машины. Усевшись в салон и закурив, я еще минут десять прождал Анатолия, но потом не выдержал и завел мотор.

Ведя машину одной рукой, мне все-таки удалось благополучно добраться до дома, где я успешно оказал себе первую помощь — промыв, продезинфицировав и заклеив глубокую ссадину на брови. Если бы ее зашили прямо сегодня, то все прошло бы незаметно, но теперь шрама было явно не избежать.

Покончив с самолечением и ощущая полнейший упадок сил, я выпил большой стакан водки. Затем, прекрасно сознавая, что поступаю по отношению к Анатолию не слишком-то вежливо, отключил оба телефона — домашний и мобильный — и немедленно завалился в постель, чувствуя, что вот теперь-то понемногу начинаю сходить с ума — и ведь было бы из-за кого!