Любовь Сутенера

«Катюха исчезла!» (8 марта)

В отвратительном состоянии и сны снятся самые что ни на есть отвратительные! Правда, сначала мне приснилась та самая официантка с презентации господина Котомкина, с которой у меня в реальности ничего не получилось. Зато во сне все удалось как нельзя лучше! Я упоенно шлепался бедрами об ее упругую задницу, явственно ощущая под своими ладонями то гладкую и горячую кожу, то слегка шероховатую поверхность черных чулок, — и этот контраст возбуждал сильнее всего. Затем вдруг откуда-то появилась Дашка, за которой следовал широко улыбающийся Анатолий.

«Поторопитесь, друзья мои, — заявил он, — поскольку наш самолет уже падает».

«Какой еще самолет?» — изумленно прохрипел я, останавливаясь, но не выпуская из рук талии своей партнерши.

«А ты выгляни в иллюминатор — и сам все поймешь», — ласково посоветовала Дашка, и тут я, к своему величайшему ужасу, увидел, что нахожусь в салоне самолета, который стремительно пикирует вниз.

Все дальнейшее заволокло мраком, однако уже следующий эпизод я осознал предельно четко. Задыхаясь и ощущая себя в плотной водной среде, я с трудом вынырнул на поверхность. Прямо передо мной раскинулся желто-зеленый остров, по пляжам которого весело разгуливали отдыхающие. Сначала я хотел было закричать «Помогите!» — но потом осознал, что остров находится совсем рядом, поэтому до него легко можно доплыть. «Только бы не было акул!» — подумал я и тут же почувствовал, как что-то толкнуло меня в плечо, опрокинув на спину.

Первая мысль при пробуждении — Катюха вернулась и теперь пытается меня разбудить! Вторая — да ведь это же начало того, первого сна, когда нас с Серафимом смыло волной в океан! Третья мысль все прояснила — оказалось, что спьяну я заснул на узком диване, а теперь скатился с него на ковер. После этого открытия чертова депрессия разыгралась со страшной силой!

В то время как у всех моих друзей и коллег было праздничное, предвесеннее настроение, я валялся на диване и, периодически потягивая виски, тупо смотрел телевизор, не брезгуя даже телесериалами. Как много написано о вреде пьянства и наркомании, но почему-то нигде не говорится о вреде однообразия и монотонности жизни, хотя именно они являются основными причинами тяги к избавлению от рассудочного поведения и переходу на уровень эмоций.

Единственным развлечением были гости, которые приходили поздравлять Катюху, но, не найдя ее дома, от нечего делать поздравляли меня. И самым первым из таких гостей явился Семен Исаакович Вайнер. Как ни лень было слезать с дивана, но пришлось изображать из себя гостеприимного хозяина. Впрочем, Семена Исааковича не проведешь!

— Знаете, Сережа, ваша наигранная приветливость напомнила мне один известный литературный анекдот о Салтыкове-Щедрине, — первым делом заявил он. — Тот крепко жмет руку вошедшему гостю, когда раздается новый звонок в дверь. «О, черт возьми! Опять кого-то черт принес?!» — восклицает Щедрин, даже не успевший отнять руки.

— Ну что вы, Семен Исаакович, — промямлил я, снова опускаясь на диван. — Я всегда рад вас видеть. С чем, как говорится, пожаловали?

— Да есть у меня одно дело… Однако вы, как я вижу, пребываете в скверном настроении? Что-то случилось?

— Нет, ничего особенного.

— Не хотите рассказывать? Понимаю, понимаю… Тогда, чтобы хоть немного вас развеселить, могу рассказать про нашего общего знакомого — того самого литератора, с которым вы когда-то ездили на презентацию. Будете слушать?

— Конечно.

— Вчера вечером он на своей, между нами говоря, изрядно потрепанной иномарке ездил в захолустный московский храм, чтобы переговорить с местным священником, который когда-то, много лет назад, заканчивал один с ним институт.

— Исповедался в графоманских грехах, что ли?

— Нет, господин литератор не уверовал в бога, как никогда не верил даже в инопланетян, хотя периодически баловался сочинением фантастики. Причем, как правило, они почему-то выходят у него редкостными мерзавцами! Поводом для обращения к священнику стало неуемное желание максимально «раскрутить свой бренд», как сказали бы самые циничные специалисты нашего времени — я имею в виду специалистов по рекламе. Иначе говоря, насмотревшись на то, как одна нелепая организация поднимает тиражи скверных писателей, подавая на них в суд за матерную «порнографию», наш общий знакомый решил сделать аналогичный «пиаровский» ход, но на более высоком уровне.

— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду…

— Разумеется, скандал-то был известный.

— Мало ему было подать в суд на Собакина за какой-то жалкий плагиат, так он еще решил обратиться к божьей помощи!

— Ну, здесь он рассуждал вполне логично. Зачем ему таскаться по судам, доказывая, что он не похабник? Гораздо приятнее услышать, что его, как некогда самого графа Толстого, будут предавать анафеме с церковного амвона!

— За что? — впервые заинтересовался я.

— О, господин литератор недолго придумывал для себя причину подобной кары! Раскопав в одном из своих романов эпизод, где вера в появление инопланетян отождествляется с верой в ангелов, он предъявил его знакомому священнику. Тот помялся, сказал, что «это несколько мелковато», но после усердных уговоров и солидного «пожертвования на храм божий» согласился торжественно, при воскресном скоплении паствы, объявить анафему за «кощунственное сравнение мерзких инопланетных тварей с посланцами господа нашего».

— Забавно!

— Я рад, что вы наконец улыбнулись. Но слушайте дальше, поскольку на обратном пути домой с ним случился не менее забавный конфуз. Вы сами прекрасно знаете, что господин литератор уже начал заметно лысеть, утешаясь при этом фразами типа «Из-за лысины голова становится трогательно беззащитной» или «У меня открылась чакра, через которую я подключился к потоку космической энергии». Кроме того, он вообще выглядит старше своих лет.

— В общем-то, да…

— По его собственным словам, храм находился в одном из отдаленных районов Москвы, возвращался он оттуда уже поздно вечером и поэтому, заметив на дороге одинокую девичью фигуру, не раздумывая свернул к обочине.

— Мало ему моих девчонок!

— Наверное, мало… Он, правда, уверял, что в тот момент у него и в мыслях не было ничего «такого» — просто захотелось подвезти заплутавшую девушку, избавив ее от опасностей ночного города. Тем сильнее было его потрясение, когда девица, открыв дверцу и бегло оглядев невзрачный салон, торопливо буркнула: «Извини, дедуля, но я на работе!» — после чего чуть ли не бегом бросилась к притормозившей позади иномарке. И только с большим запозданием господин литератор сообразил, что девица стояла на обочине в той самой позе, в какой он мысленно видел будущий «памятник неизвестной путане»!

— Как было бы смешно, если бы за выполнение этого заказа взялся господин Церетели! Каких бы тогда размеров получилась эта путана!

— Короче, я уже заканчиваю. Обида на «дедулю» и отказ считать его потенциальным клиентом оказались столь велики, что всю дорогу домой господин литератор яростно чертыхался и в итоге чуть было не угодил в аварию. А ведь когда-то именно от него я слышал такую фразу: «Для мужчины зрелого возраста гораздо почетнее участь беззаветного ухажера юной девушки, чем любовника дамы-ровесницы!» В доказательство этого тезиса он даже придумал следующую аналогию: «Приятнее находиться рядом с деревом, шелестящим молодой зеленой листвой, чем валяться под тем же деревом в куче опавших и пожелтевших листьев!» И вот сама судьба словно бы указала ему его место!

— Все мы рано или поздно окажемся в куче опавших листьев, дорогой Семен Исаакович, так что не стоит и злорадствовать!

— Я и не злорадствую, Сережа. Просто я решил стать соучредителем вашей фирмы.

— Ну, наконец-то! — обрадовался я.

— Но с одним условием, — добавил Вайнер, протягивая мне красочно изданный каталог.

— Каким именно?

— Пусть у каждой из ва… Из наших девушек будет подобный каталог, чтобы она вручала его всем состоятельным клиентам и всячески уговаривала посетить мой магазин.

Я взял каталог в руки и удивленно покачал головой: для такого хитреца и пройдохи, как Семен Исаакович, затея была явно мелковата — неужели и у него дела идут так плохо? Странно…

Вайнер не стал мне рассказывать о причине затруднений, постигших его магазин «Смешные сюрпризы», поэтому я узнал о ней позднее — от одной из своих девчонок. И ведь игрушка была очень простой и даже не электронной — обычный макет памятника из советских времен с набором отвинчивающихся голов — Ленина, Брежнева, Ельцина, Путина, — но даже из-за такой ерунды с ним имели проникновенную беседу «представители компетентных органов», после чего он и засуетился… От мысли о том, насколько невеселые времена нас всех ожидают, моя депрессия только усилилась.

После Вайнера явились разудалые Серафим и Любаша, принеся мне на блюдечке гораздо более оригинальную идею:

— Я знаю, старик, почему тебе сейчас так плохо! — еще с порога заорал Серафим. — Дело в том, что в традиционной российской атмосфере единения, общинности и соборности одиночество давит и душит совершенно нестерпимым образом.

— Сам-то понял, чего сказал? — вяло огрызнулся я, но господин астролог был неудержим:

— Погоди, не перебивай! Меня осенила одна из тех блестящих идей, которые если и не осчастливливают человечество, то делают его жизнь гораздо веселее!

— Что еще за идея?

— Почему бы нам всем вместе не организовать какое-нибудь оригинальное общество? Кстати, — и он кивнул на Любашу, — наша общая подруга даже готова его проспонсировать.

— Какое еще общество, что ты мелешь? «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера», что ли? Или просто — одиноких болванов, не способных найти себе пары?

— Ну, сначала мне тоже пришла в голову сходная мысль, но потом я начал копать глубже.

— Расскажи, расскажи ему, что ты придумал! — залилась смехом Любаша, толкая своего спутника в толстый бок.

— Во-первых, была мысль создать «Общество бесстрашных истребителей вампиров»… Но потом я подумал, что это хорошо лишь для женатых людей в качестве оправдания «почему не ночевал дома». Второй была мысль создать «Союз борьбы за легализацию милицейской коррупции», однако с ментами связываться всегда стремно… В-третьих, «Лига поддержки тех, кто поддерживает президента» — но политика всегда дурно пахнет. В-четвертых, «Альянс «Евреи за Россию без антисемитов» — но мы с тобой не евреи. В-пятых, фонд восстановления бассейна «Москва» — но вдруг действительно начнут поступать средства, а потом меня обвинят в мошенничестве? Глупцов на свете столько, что ни одна, пусть даже самая дикая и нелепая, инициатива не останется без своих поклонников и подражателей!

— Говори короче, утомил!

— Короче, мы создадим клуб людей, пострадавших от женской стервозности!

— Чего?

— Понимаешь, старик, почувствовав, что благодаря своим чарам она обрела над нами необходимую власть, любая стерва немедленно начинает ею злоупотреблять, всячески унижая и подавляя нашу свободную личность. И вот именно для того, чтобы бороться со злоупотреблениями этой властью, оказывая друг другу всемерную поддержку, я и решил создать «Стинкерский клуб»! Если не ошибаюсь, стерва по-английски — это stinker, поэтому для знающих людей название получится достаточно красноречивым, а невежд нам и даром не надо!

— Что за бред ты несешь и кому все это на хрен надо? — окончательно рассвирепел я.

— Да тебе же самому и надо, старик! — убежденно воскликнул Серафим. — Думаешь, нам с Любашей приятно смотреть, как ты мучаешься.

— Слушайте, ребята, убирайтесь к дьяволу с вашим «Стинкерским клубом», а со своими проблемами я как-нибудь и сам справлюсь!

Не прошло и пятнадцати минут, как я выпроводил эту на зависть веселую пару, как в дверь опять позвонили — на этот раз Анатолий и Дашка. Ну, своего боевого напарника я всегда был рад видеть, поэтому открыл ему дверь более чем охотно. Как ни странно, но и эти гости явились не просто так, а с деловой идеей — создать салон-парикмахерскую, где бы, во-первых, клиентов обслуживали девушки в сексуальных нарядах и, во-вторых, имелась бы потаенная комната для более интимных услуг.

— Идея, может, и неплохая, только кто всем этим будет заниматься? — уныло поинтересовался я.

— Твоя же Катюха! — удивился Анатолий. — Ты же сам рассказывал, что она уже выправила себе лицензию на открытие подобного салона.

— Так ведь нет Катюхи! — не своим голосом заорал я. — Исчезла Катюха! Уже который день нету!

— А где же она? — испуганная моей вспышкой, пискнула Дашка.

— А черт ее знает!