Любовь Сутенера

Три анекдота (последняя неделя ноября)

На этой неделе не произошло ничего выдающегося, за исключением трех анекдотов, случившихся с моими знакомыми персонажами. Первый анекдот касался Семена Исааковича Вайнера, который получил на реализацию партию африканских ритуальных масок, имевших один хитроумный секрет. Эти маски были сделаны из специальной резины и напичканы электроникой, благодаря чему периодически могли менять выражение лиц и глаз. Я даже не представляю себе, кому можно было делать подобные подарки — врагу или другу! Ведь если человека заранее не предупредить, то недолго и рехнуться или поверить в мистику, если висящая у тебя на стене маска каждый день будет смотреть в разные стороны, да еще ухмыляться по-иному.

Вайнер с пониманием выслушал мои сомнения, после чего распорядился повесить объявление: «Данные маски продаются только лицам со здоровой нервной системой». А оказался я в его магазине потому, что Семен Исаакович решил организовать в торговом зале эффектную рекламную акцию, для чего ему потребовались две африканские красотки. Он, естественно, обратился ко мне, а уже я, в свою очередь, перезвонил Патрику из Университета дружбы народов. После этого мы вчетвером — я. Патрик и две фигуристые африканки — нагрянули в магазин «Смешные сюрпризы».

Самое забавное, что темнокожий Патрик так понравился Семену Исааковичу, что этот немолодой и отнюдь не сентиментальный еврей отозвал меня в сторону и со вздохом признался в том, что:

— …Глядя на этого юношу, поневоле задумаешься: ах, как было бы славно к своим пятидесяти годам заиметь вот такого наследника — остроумного, ловкого, обаятельного и — непременно! — немного плутоватого.

— Так усыновите Патрика! — в шутку посоветовал я, на что Вайнер укоризненно покачал головой.

— Вы молоды, Сережа, а потому еще не перешли от того возраста, когда высшей ценностью являются женщины, к тому возрасту, когда таковой ценностью становятся дети как единственное спасение от жуткого призрака надвигающегося старческого одиночества. А этот переход случается очень незаметно, смею вас уверить!

— Неужели вы тоже начали бояться старости? — удивился я, тем более что Вайнер, по словам приезжавших к нему девчонок, отличался отменным сексуальным аппетитом.

— А как вы думали? — вздохнул он. — Старость начинается не с болей в сердце, седины или морщин, она начинается с боязни иметь дело с молодостью. Именно поэтому я в свое время отказался стать совладельцем вашей фирмы.

— Кажется, Семен Исаакович, вы всерьез начали комплексовать по поводу своего возраста. Не рановато ли, в пятьдесят-то лет?

— Что делать! Одни люди комплексуют по поводу отсутствия «Мерседеса», другие — по поводу нерешенности вечной проблемы того, имеются ли хоть какие-то формы посмертного существования, — но кто из них более несчастен? Кроме того, все мы чего-то в этой жизни боимся… Любовник боится стать импотентом, творческий человек опасается утраты вдохновения, политик — утраты влияния, и лишь истинный философ ничего не боится, ибо давным-давно сказано: «Суета сует, все суета…»

— Так станьте философом!

— Я пытаюсь, но текучка заедает… Зато я недавно прочел одно прелестное, как нельзя более подходящее стихотворение:

— Надеюсь, вы это не сами сочинили?

— А что — разве плохо?

— Нет, просто тогда придется признать вас поэтом!

Какое-то время мы еще философствовали — до тех пор, пока из подсобки магазина не раздался дикий шум и пьяные выкрики. Семен Исаакович первым устремился туда, а я последовал за ним. Оказалось, что, пока африканские красотки в торговом зале развлекали покупателей ритуальными танцами в пресловутых масках, Патрик тоже времени даром не терял. Плутоватый негр успел основательно надраться в компании одного из грузчиков Вайнера и бывшего социолога Виктора Дарькина, о котором я рассказывал в предыдущем «Сутенере» и который ныне превратился в законченного алкоголика, а потому постоянно слонялся по двору в надежде на халявную выпивку. Кстати, более комического персонажа трудно было бы и придумать!

Ворвавшись в подсобку, Вайнер — впереди, я — сзади, мы застали там следующую сцену.

— Да, я похож на Гулливера, хотя меня этим сравнением уже заколебали, — пьяно покачиваясь, говорил Дарькин, возвышаясь над собутыльниками с высоты своего более чем двухметрового роста, — однако памятник Петру Первому Церетели не с меня лепил… А, Исакыч, — завидев хозяина магазина, икнул он, — ты, как всегда, кстати. Мне тут стало чертовски интересно — почему это алкогольные напитки называют чисто русскими фамилиями типа «Солодов», «Бочкарев», «Смирнов» или там «Виноградов», хотя русский народ спаивают именно жидомасоны? Почему не быть до конца честными и не назвать водку «Рабинович», а пиво — «Рапопорт»?

— Кто тебе позволил здесь появляться? — сухо спросил Вайнер. — А ты почему с ним пьешь? — напустился он на собственного грузчика.

— Исакыч, ты чего, обиделся на него, что ли? — тут же вскочил этот малый. — Если хочешь, могу настучать ему по рогам прямо в твоем присутствии!

— Нет уж, обойдемся без рукоприкладства, — сухо отвечал Семен Исаакович и укоризненно погрозил пальцем Патрику, — но уж от вас, юноша, я этого не ожидал!

— Люблю русский водка! — простодушно улыбнулся молодой негр.

Тем временем события развивались по нарастающей. Дарькин осознал свою ошибку и попытался вовремя уйти, однако грузчик уже не на шутку обиделся за своего хозяина и вскочил с места.

— Постой, Гулливер гребаный, у меня к тебе еще разговор есть! — бесцеремонно заявил он, цепко хватая бывшего социолога за предплечье.

— Клешню убери, — брезгливо поморщился тот, пытаясь освободиться.

— А я тебе говорю — погоди!

Однако Дарькин так торопился, что не стал церемониться. Он с силой отпихнул от себя грузчика и уже начал было открывать дверь, когда тот с неожиданным проворством обрушился на него сзади и повалил на пол. Следующие три минуты в кабинете шла яростная и потная возня, сопровождаемая приглушенным матом, глухими ударами и звуком роняемых стульев и вешалок. Даже в пьяном виде Дарькин оказал на редкость упорное сопротивление своему более молодому сопернику.

Мы трое — я, Семен Исаакович и Патрик, — не желая вмешиваться, молча наблюдали. Последнюю стадию схватки вполне можно было описать строками из самой фривольной поэмы Пушкина:

Бывшему социологу и так-то пришлось тяжело, а когда Патрик наконец-то пришел на помощь грузчику, то сообща они изрядно навешали неблагодарному антисемиту и дружно спустили его с крыльца заднего хода.

Самое удивительное состояло в том, что одна из этих африканских красоток вскоре вышла замуж за преуспевающего российского бизнесмена, часто бывавшего на Черном континенте. Свой выбор он объяснил так: «Обожаю Африку, а потому хочу ежедневно нежиться в джакузи под пальмой, попивая свежевыжатый ананасовый сок и любуясь на собственную африканскую рабыню».

Как говорится, у каждого свои причуды! Главное при этом, чтобы они не слишком дорого обходились окружающим…

Что касается второго анекдота за эту неделю, то он оказался намного короче. Но, перед тем как его рассказать, необходимо напомнить, кто такая Любаша. Это — бывшая медсестра из подмосковного Дмитрова, которая благодаря работе в моей фирме ухитрилась выйти замуж за престарелого бизнесмена, а после его скоропостижной смерти стала богатой вдовой. Однако поскольку делать ей было решительно нечего, постольку она периодически, что называется «для души», продолжала сотрудничество с моей фирмой. Как рассказывала сама Любаша, ее очень забавляла оторопь клиентов, к которым она приезжала на собственном новеньком «БМВ»!

Не так давно Любаша без моего ведома явилась в астрологическую фирму Серафима, чтобы составить личный гороскоп. Поскольку в своей норковой шубе она выглядела весьма солидно, «господин астролог» занялся ею лично. В процессе разговора выяснилось, что у них есть общий знакомый — то есть я. Когда Серафим позвонил мне, чтобы сообщить об этом приятном совпадении, я посоветовал ему вместо денег попросить Любашу расплатиться минетом.

— Поверь мне на слово, старик, не пожалеешь! — ехидно добавил я. — Только не верь, если она тебе потом скажет, что ты был первым, у кого она проглотила сперму.

— А почему она должна так сказать?

— Да потому что любому мужику приятно, что хоть в чем-то он у женщины первый — первый минет, первый анал, ну и так далее. Всякая истинная путана является немного психологом, поэтому прекрасно это знает — и использует.

После столь мудрого совета я не только дал отбой, но даже на какое-то время отключил свой мобильник, прекрасно понимая, что за этим последует.

Восторженный Серафим прозвонился через два часа, чтобы поделиться своими впечатлениями, главным из которых было не вполне подходящее к данному случаю слово:

— Гениально!

Вскоре благодаря этой новообразованной парочке я приобрел весьма важное знакомство, но об этом позднее.

Третий анекдот этим же вечером я узнал от Милены, причем, по ее уверениям, это был случай из ее собственной практики и выглядел он так:

Уютный летний вечер, когда жара уже спала, но солнце еще не закатилось. Отрезок Ленинградского шоссе в районе Химок. Цепочка ярко накрашенных девушек растянулась вдоль дороги почти на километр. Стоя на месте или нетерпеливо прохаживаясь, они приветливо машут проезжающим водителям, самые веселые из которых салютуют гудками. Чуть поодаль, на обочине, сгрудилось несколько иномарок, в которых вяло покуривают молодые крепкие ребята, лениво беседуя с тремя женщинами неопределенного возраста, каждая из которых держит в руке мобильник. Время от времени одна из проезжающих машин тормозит на шоссе, и тогда к ней тут же подлетает пара-тройка девушек. Переговорив с водителем, они зовут одну из женщин, чтобы та получила деньги, после чего садятся и уезжают. Обычный рабочий день обычного «летучего отряда» путан…

Но вот на дороге появляется одинокий велосипедист — высокий, худой и сухопарый мужчина лет сорока с маленькой головой, но чеканным профилем. Он одет в светлую рубашку с короткими рукавами и потертые джинсы, подвернутые до тощих бледных лодыжек. Велосипедист медленно катит вдоль ряда юных красоток, окидывая их хищным, оценивающим взглядом. Самые разбитные из них в шутку пытаются заигрывать с ним, прося прокатить на багажнике.

Возле Милены он останавливается и, не слезая с велосипеда, интересуется ценой. Она лениво цедит какую-то фразу и отворачивается в сторону. Но мужчина уже машет рукой одной из «мамок», и та недоуменно приближается к нему.

Велосипедист достает из кармана рубашки аккуратно сложенную стодолларовую купюру и протягивает ей, кивая на приглянувшуюся ему Милену. «Мама» ухмыляется, проверяет подлинность купюры, после чего отдает приказание. Милена растерянно огрызается и отрицательно качает головой, в то время как окружающие ее подруги чуть не падают со смеху, на какой-то момент забывая о проезжающих машинах. Наконец «мама» повышает голос, и несчастная Милена нехотя и неумело садится на багажник, после чего велосипедист медленно трогает с места.

По-моему, этот анекдот относится к одной из многочисленных «легенд Лениградского шоссе», и где-то я его уже раньше слышал…