Люся, которая всех бесила

Глава 18

В кафе «Нет» ее все-таки накормили обедом, но до того перченым и соленым, что Люся всю поездку в такси сама над собой потешалась. Это же надо было додуматься отведать еды у женщины, которая считает ее соперницей.

Ревновать к Ветрову!

Вот это извращение похлеще девиаций с навями!

С другой стороны, а что еще оставалось бедной ладушке, покрытой высыпаниями и наверняка страдающей от зуда? Ужасно, когда твое здоровье зависит от другого человека, да еще и такого противного.

Люся не верила в сказки и счастливые финалы. По ее мнению, шансов на то, что Вероника добьется-таки любви от Ветрова, почти не было. Но она уважала целеустремленность. Если бы с Люсей случилась такая напасть (тьфу-тьфу), она бы тоже приложила все усилия и любыми способами добивалась своего.

Это ведь и есть, в конце концов, жизнь. Ты просто берешь одно препятствие за другим, поднимая барьер все выше и выше. Чтобы потом оглянуться назад и восхититься: ну надо же, чего ты достигла.

Именно в этой коротенькой минуте удовлетворения и спрятаны все смыслы, разве нет?

Ехать Люсе было недалеко — в центре все располагалось близко, — и уже через пятнадцать минут она вышла из такси возле краеведческого музея.

Без собственной родной машины было до жути неудобно, Люся злилась: ну вот чем неведомому маньяку именно низшие архи не угодили? Совершенно мирные и даже беззащитные создания. Всего-то и бонусов, что способность различать другие виды и обостренная интуиция.

Она могла бы понять, если бы он взъелся на маренов с их похотью, жадностью и темным колдовством (узнать у Синички, в чем именно оно заключается, мало ли, может, Ветров каждую ночь на нее тайком порчу насылает, — отметила Люся для себя).

Могла бы понять, если бы маньяк решил извести ярилок — о, сколько семей было разрушено из-за их сокрушительной сексуальности и беззаботности!

Могла бы понять, если бы он ополчился против киморов — эти склочники кого угодно достанут. Банники тоже могли стать подходящей целью — мошенники и обманщики, милейшие люди.

Но змеи и лягушки?

Может, у него фобия?

Боится пресмыкающихся и земноводных?

Краеведческий музей делил свои залы с художественным. Направо — живопись, налево — первобытные кости и тушки животных.

Очень удобно: антология пирамиды Маслоу в одном здании.

Здесь было тихо и пусто. Люся и сама не знала, что именно хотела найти. Скорее, просто сбежала из редакции, чтобы не встречаться с юристами. Она и без того не любила это скучные совещания, а когда речь шла о судебных разбирательствах с собственной сестрой, то и вовсе предпочитала держаться в стороне.

Но смутная надежда все же питала ее, такая призрачная, что и не разобрать: привела ее сюда арховская интуиция или просто привычка хвататься за соломинку и не оставлять дело на полдороге.

— Экспозиции, связанные с коркорами? — неодобрительно уточнила музейная сотрудница, которая следовала за Люсей по пятам, будто подозревала, что та может спереть осколок орудия бронзового века. — Не думаю, что у нас есть нечто подобное.

— И что это вас коркоры заинтересовали? — раздался вдруг голос, и Люся отшатнулась. Ей показалось, что с ней заговорил один из экспонатов. Но оказалось, что это всего лишь мелкий старичок, расставляющий на столике поделки из керамики.

Приблизившись, она ахнула. Небольшие фигурки отличались удивительным изяществом, а их сюжеты завораживали. Вот яг слился с трехголовым змеем в борьбе, вот стыдное: арх перекидывается в лебедя, и руки уже превратились в крылья, а ноги еще человеческие. Вот марен обнимает за колени ярилу, заглядывая ей под юбку. Вот банник смиренно ждет своих жертв, прячась за березовым веником.

— Я хочу все, — вырвалось у Люси, — это же на продажу?

— А то как же, — охотно откликнулся дедок, — сувенирка.

— Искусство, — строго поправила она, — это потрясающие работы, правда.

— Всю душу в них вложил, — с достоинством похвалился он.

Музейная тетка хмыкнула, явно считая фигурки недостойными такого гордого определения, и убралась из зала.

А Люся перевела взгляд с керамики на ее создателя, привычно пригляделась к нему, прикидывая вид, и недоуменно нахмурилась.

Пожалуй, впервые с детских лет она не могла понять, кто перед ней.

Не банник, не кимор, не марен, не лад, не арх, не боян, не кащ, не ярил, не домовой, не лесовик — впрочем, те вообще редко появлялись в городах, предпочитая блуждать на природе и свободе.

Не был дедок и нечистью — для русала слишком озорно блестели его глаза, для нави — не хватало перьев, а трясовицы — всегда дети. Да и крепкий запах лука и селедки отбивал последние сомнения.

И кто же тогда?

Если, согласно бессмертному рецепту Шерлока Холмса, отбросить все невозможное — то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался.

Перед Люсей на низеньком табурете за прилавком с керамикой сидел коркор.

Непроизвольно попятившись, она закрыла рот рукой, чтобы не завопить.

Все взрослые установки о том, что коркоры давно не обращаются огромными трехголовыми ящерами, плюющими огнем, растаяли словно дым. Зато разом вспомнились многочисленные детские сказки, в которых чудища сжигают деревни и лопают царевен, а храбрые яги сносят горынычам головы. Одну снес, а другие две сожрать норовят.

— Тю, — засмеялся дедок, — вы, девушка, арх, что ли? Квакаете или ползаете?

— Господи, — прошептала Люся, злясь на собственную истеричность. Огляделась по сторонам и едва-едва слышно добавила: — Живой коркор-художник. Как долго я вас искала!

— Нашла кого искать, — весело удивился он, — дамочки вашего возраста все принцев ищут! На худой конец — приключений. А у вас вон какие специфичные интересы!

— И вкусы, и запросы мои странны, я экзотичен, мягко говоря, — ошарашенно процитировала она самого обаятельного марена столетия. И спохватилась: — Но в нашей области вообще нет представителей вашего вида!

— Зарегистрированных, может, и нет, — обстоятельно объяснил дедок. Разоблачение его видовой принадлежности нисколько не встревожило и не огорчило его, а Люсин испуг только позабавил. — А документы у меня в порядке: стою на учете в соседнем регионе. А сюда приехал лет пять назад с туристическими целями, влюбился и остался жить.

— Влюбились? — переспросила Люся. На вид ему было примерно семьдесят.

— А что? — приосанился он. — Влюбленность — дело приятное. Всякому советую!

— Знали бы вы, как я хочу написать про вас статью, — проговорила она завороженно, — прямо вот все бы свои шкурки ради этого сожгла!

— А и напишите, — разухарился дедок, — мне, милая моя, скрывать нечего. Добропорядочный гражданин! Опять же, для бизнеса полезно. В музей же после статьи-то весь город повалит! Такое чудо-юдо!

— Не боитесь? — удивилась она. — К коркорам все же общество не слишком-то благожелательно.

— Это да, — кивнул он, — я в молодости да по дурости сначала женился, а потом как признался! Так жена моя сразу к мамане своей убежала и оттуда завывала о том, что ни за что обратно не вернется. С тех пор я всех своих жен заранее уведомляю в письменном виде: так мол и так, любезная моя, но твой возлюбленный — коркор. Прими это с достоинством и смирением, ну или покинь меня немедля.

— И много раз вы женились?

— Так четыре с половиной!

— И что же такое половина жены? — озадачилась Люся.

Дедок так и покатился со смеху:

— Так моя нынешняя. Отказывается от загса, будто ее пытать там будут. Живем во грехе!

Это был потрясающий дед, и Люся прекрасно понимала его жен, кроме разве что первой.

Она позвонила Носову:

— Костя, мне нужен фотограф. Мой кофр с аппаратурой валяется в салоне машины, а машина у видовиков.

— А тебе красивые снимки нужны? — спросил Носов. — Или как попало сойдет?

— Очень красивые.

— Ну тогда я сам приеду, — решил Носов, выражая таким образом все, что он думал о фототалантах Зорина.

В музее они провозились до вечера. Носов так вдохновился керамикой, что не успокоился, пока не перефотографировал ее всю. Потом он таскал старичка, Николая Ивановича Январского, по музею туда-сюда, выбирая свет и ракурс, и довел сотрудниц до нервного тика.

— Костя, — задушевно начала Люся, когда Носов вез ее домой, — а фото мне нужны завтра утром.

Он засопел, выражая бурное возмущение.

Носова оскорбляло не то, что придется работать до глубокой ночи, это они оба любили, умели, практиковали. А то, что его, великого, смеют торопить.

В случае горящих репортажей Носов умел выдавать контент с колес, без разгона, но когда в нем просыпался художник, то усыпить его обратно было практически невозможно. Он мог довести Люсю до белого каления, неделями обрабатывая какую-нибудь ерунду.

— Утром, Костя, — с нажимом повторила Люся.

— Музейный дед! — взорвался он. — Что в нем такого срочного?

— Уверяю тебя, ты останешься доволен, — хмыкнула она. Бесстрашие Январского ее немного напрягало, конечно, потому что статья и правда могла навлечь на его голову множество неприятностей. От угроз до оскорблений.

Но сколько можно коркорам прятаться по углам, даже если они за всю жизнь ни разу не преступали закон?

Впрочем, достоверность этой информации ей еще предстояло проверить.

— Слушай, а что ты думаешь о Деде-Дубе? — спросила Люся.

— Сволочь он, — немедленно ответил Носов.

Такой ответ только рассмешил ее.

Носов хронически не выносил всех полицейских, а видовиков — особенно. Он считал этот отдел бесполезной нашлепкой на ржавчине правоохранения.

Поделить преступления на обычные и видовые, по мнению Носова, было придумкой бюрократов, которым лишь бы раздуть штат нахлебников.

— Просто сволочь или по делу сволочь? — на всякий случай уточнила Люся.

— Старый взяточник, — сообщил Носов, пожав плечами, — он и с нас пытался деньги стрясти.

— Когда это? — изумилась она.

— А когда я только пришел на наш портал. Вызвал к себе, намекал всячески — мол, если хотим работать спокойно, то придется делиться. Не то он нашу лавочку мигом прикроет.

— Странно, мне он ничего подобного не предлагал.

— А у тебя репутация скандальной психички, — заржал Носов, — ты могла из такого предложения поднять бучу до небес, и мало бы Лихову не показалось. А я что? Новичок. Тихий мальчик, можно попробовать и прогнуть.

Тихий мальчик, а как же.

Носов даже зеленым сопляком после универа не был безобидным или наивным.

— И что ты ему сказал?

— Что все свободные деньги уходят на Китаева. Пусть чешет к полковнику ФСБ и с ним пилит наши отчисления.

Это было смешно.

— А мне почему не сообщил?

— А зачем тебя дергать из-за всяких мудаков? Нервное начальство — это, знаешь ли, чревато. Потом начинается: сделай мне фотки за ночь и всякое такое.

— Ой, не бухти.

Ветрова дома не было, он всегда возвращался поздно, а вот Нина Петровна вдохновенно варила суп, что-то увлеченно бормоча себе под нос.

— Что это вас так раззадорило? — спросила Люся, осторожно пристраивая в угол коробку с хрупкой керамикой.

— Да мальчик этот, специалист так называемый, — старушка раздраженно махнула поварешкой. — Его дело какое? Вывести душегуба на некоторые профессиональные темы, чтобы подловить на жаргонизмах. Так ты мне составь список специальностей, вопросов, скрипт разговоров. Так нет! Он попытался заставить меня писать под его диктовку! И все какие-то глупости… Любой дурак сразу бы распознал подмену. А твой маньяк вроде как вовсе не дурак, а совсем наоборот! Люсенька, мне кажется, к твоему делу относятся как-то совсем несерьезно. Я даже Олежке позвонила, чтобы сказать ему все, что думаю о его горе-сотрудниках.

Олежка — это Великий Морж, сообразила Люся. Без пяти минут генерал. Могущественный и ужасный.

И вот сегодня его отчитала пенсионерка, которая много лет не выходит из дома.

— И потом, — Нина Петровна сунула ей под нос ложку: попробовать на соль. Люся машинально сделала глоток бульона, восхищенно причмокнула. Иные реакции не приветствовались. — Я потребовала четкого ответа: что значит они не могут найти следы преступника из-за того, что он пользуется ВПН-ом? Ради всего святого, я живу в интернете! А мне вешают лапшу на уши! Найти в наше время можно любого, любого, было бы желание!

— И что же вам сказал Китаев? — Люся, очарованная энергичностью Нины Петровны, пристроилась с ноутбуком за кухонным столом. Ей предстояло расшифровать двухчасовую запись беседы с дедком-коркором. У кнопочного телефона был встроенный диктофон, но неудобный настолько, что вызывал зубовный скрежет.

— Что злоумышленник создал собственный ВПН с какими-то уникальными алгоритмами шифрования и взломать сервер невозможно, поскольку он зарегистрирован за рубежом, а федералы никак не разрулят с международной юрисдикцией. Подумаешь, убивают в провинции каких-то архов, — Нина Петровна гневно бросила полотенце на стол, — стоит ли ради этого напрягаться? Это так меня рассердило, что я позвонила Вадику в Москву… Я не рассказывала тебе про этого лоботряса? Он учился с моим мужем в академии, они еще страсть как баню оба любили, и чтобы непременно в прорубь из парилки… Не помню, он теперь генерал-майор или генерал-лейтенант? — она задумчиво нахмурилась, а потом отмахнулась от этих размышлений, как от неважных. — И Вадик мне пообещал, что одним звонком утрясет все формальности. Боже, в каком мире мы живем! Пока не пнешь как следует, никто никуда не полетит…

Люся очумело моргнула.

— То есть, — недоверчиво переспросила она, — вы отругали не только полковника ФСБ, но еще и генерала? И все за один день?

— Ну, сначала я выгнала вон бестолкового мальчишку-старлея и еще приготовила ужин! Иди мыть руки.

— Да я Ветрова подожду, — пробормотала Люся, открывая ноутбук. Ее мысли все еще были заняты бурной деятельностью, которую развела Нина Петровна.

Ай да старушка!

Ай да божий одуванчик!

— Зачем?

— Что зачем? — кажется, Люся совершенно утратила нить беседы.

— Зачем тебе ждать Павла на ужин? Между нами говоря, он совершенно никчемный собеседник.

Люся ощутила, что ее мозг закипает.

— Нина Петровна, — жалобно спросила она, — а как же вы со своими связями позволили внуку сесть?

— Потакать всем капризам и глупостям — значит проявлять преступную слабость в воспитании подрастающего поколения, — назидательно ответила старушка. — В наше время не принято было взрослым детям сопли вытирать. Оплошал? Будь любезен получить свое наказание. Это сейчас все такие трепетные, аж тошно!

— Он же под приворотом был, — возразила Люся по привычке провоцировать собеседников, чтобы интервью вышло более эмоциональным, а вовсе не потому, что ей хотелось как-то защитить Ветрова.

— И? — Нина Петровна выразительно вздернула бровь. — Если чувствуешь, что с тобой происходит нечто неладное, то не пей. А если пьешь — не садись за руль. Вызови такси, раз уж приспичило нестись к какой-то чокнутой девице. Нет-нет, моя дорогая, оправдания про приворот не стоят выеденного яйца! А у Димы сердце разве железное? Внук под следствием, сын обвинен в коррупции, за месяц Дима ушел. А мог бы еще с Вадиком в бане париться! Видеть их обоих не могу — так и сказала, чтобы ни ногой.

Ах вот оно что.

Люся молчала, вертя в руках телефон.

Она ничего не знала про Дмитрия Ветрова, но она знала Китаева, а они были из одного теста.

И если бы сын и внук Великого Моржа покатились по наклонной дорожке, он бы испытывал бессилие, горечь, разочарование и, возможно, бессмысленность всей своей жизни. Вполне крепкий коктейль, чтобы сдало сердце.

Было ли решение Ветрова пойти служить в полицию запоздалым извинением перед дедом?

Попыткой доказать овдовевшей бабушке, что он тоже чего-то стоит?

Или Люся думает о нем лучше, чем он есть?

И прав взяточник Дед-Дуб — служба понадобилась Ветрову лишь для того, чтобы защитить семейный бизнес?

— Ну и чего ты приуныла? — Нина Петровна села напротив, подперев рукой щеку.

Люся улыбнулась ей.

— А я сегодня познакомилась с коркором, — похвасталась она.

— Батюшки! — старушка даже руками всплеснула, совсем по-детски округлив глаза. — Вот страху поди натерпелась!

Проводив соседку, Люся так погрузилась в работу, что совсем забыла и про Ветрова, и про ужин.

Байки деда-коркора снова захватили ее, и она погрузилась в медитативный процесс перевода устной речи в письменную.

Даже щелчок замка не напугал ее, и, когда темная фигура выросла на пороге кухни, Люся вообще не сразу вспомнила, что теперь живет не одна.

— А, это ты, — пробормотала она рассеянно.

— Ну прости, что не молодой и красивый яг, — хмыкнул он. Подошел к плите, поднял крышку кастрюли, принюхался, и по его лицу разлилось блаженство: — Харчо!

Люся перевела взгляд на часы внизу монитора.

Половина двенадцатого ночи.

Наша служба и опасна, и долга, ага-ага.

Или Ветров шлялся по бабам?

Духами от него вроде не разило, следов помады не наблюдалось, и вообще сейчас он был больше похож на задолбанного и усталого работягу, вернувшегося с тяжелой смены на заводе, чем на героя-любовника.

— Разогрей на меня тоже, — попросила Люся, раздосадованная тем, что придется отвлечься от работы. Она собиралась опубликовать материал завтра к обеду, как только проверит биографические данные Январского. При мысли о реакции Носова, когда он поймет, что фотографировал коркора, Люся захихикала.

— Хороший день? — тут же поинтересовался Ветров, гремя посудой.

— Хочешь анекдот? Твоя бывшая устроила засаду у нашего подъезда.

— Я знаю, — он вздохнул, — твоя охрана засекла ее. Кстати, можешь радоваться: яг Коля чист, как слеза. Это тоже анекдот на самом деле. Его напарнику поступило требование якобы из ведомства Китаева — передавать результаты слежки за тобой эфэсбэшникам. И этот напарник так растерялся, что даже не запросил у меня подтверждения, послушно пересылал всю информацию черт знает кому. Никогда не замечала, что люди — идиоты? Вот кто просил Горелова посылать снимок с навью своему брату? Я открыл уголовное дело по факту пропажи умертвий, кстати. Горелов подтвердил, что пользовался их услугами в сексуальном плане, но утверждает, что про убийства знать не знает. Однако он тоже обратил внимание на странные исчезновения.

Ветров поставил перед Люсей тарелку с супом и рухнул на стул, сонно тараща глаза. Он выглядел так, будто вот-вот заснет прямо сидя.

— Проверишь мне кое-кого завтра? — спросила Люся сладко-сладко. — Коркор, стоит на учете в соседнем регионе.

Ветров страдальчески поморщился.

Обращаться за информацией к коллегам-соседям ему явно не хотелось, но и сил спорить не было.

— Пришли мне данные, — сказал только недовольно.

Вот когда из него веревки можно вить — когда он едва-едва на ногах держится от усталости. Бери тепленьким.

Воодушевившись, Люся решила развить успех:

— А сходишь со мной кое-куда в пятницу?

— Кое-куда это куда? — тут же насторожился он.

— Ну, допустим, в клуб.

— Это еще зачем? Опять какая-нибудь нечисть с экзотическими танцами?

— Просто так, — объяснила Люся, — для удовольствия.

Он недоверчиво и ошарашенно уставился на нее:

— Девочка моя, ты же помнишь, что за тобой как бы маньяк по пятам ходит? Что ты как бы в смертельной опасности? Какой еще, к черту, клуб? Как там обеспечивать твою безопасность?

Смотрите-ка, кто сразу взбодрился, стряхнул с себя отупелую заторможенность и теперь возмущенно сверкал глазами.

Оппа! Был сонной развалиной, стал полицейским при исполнении.

Люся нахмурилась, прикидывая дальнейший план действий.

Можно наврать ему с три короба — например, что в клубе ей назначила встречу бестолковая сестра-ярилка, а потом надавить на жалость, мол, сам понимаешь, что такое сложные отношения с сестрой. Помоги хоть что-то починить.

Но у вранья был один недостаток: оно всегда вскрывалось в самый неподходящий момент. Что в жизни, что в сериалах Нины Петровны — большинство проблем возникало из-за неумения людей говорить правду.

Выбирая простой и короткий лживый путь, ты обязательно окажешься в зарослях терновника и вылезешь из него ободранным.

— Ладно, — сказала Люся, — ладно, не кричи. В конце концов, ты можешь сходить в клуб без меня. А я посижу дома, лишь бы твоей охране было удобно.

— И что мне делать в клубе? — уточнил он сухо.

Она отодвинулась на всякий случай подальше — кто знает, не рванет ли из Ветрова то мрачное, тошнотворное, от чего начинала болеть голова, а воздух заканчивался, и только потом вкрадчиво произнесла:

— Поужинать с Вероникой, может быть.

И по его сузившимся, потемневшим глазам поняла — ну все, хана Люсеньке.