Люся, которая всех бесила

Глава 33

Сквозь накатывающую грохотом в ушах панику Люся вдруг увидела Носова — он поднимался по ступеням, наконец разглядев ее под навесом.

И это как будто заземлило Люсю.

Даже если все полетит в тартарары, то у нее все еще есть ее редакция.

Ее работа.

Ее Носов.

— Капитан, — позвала она сипло, горло сдавливало как удавкой, и, не в силах больше говорить, показала на отступающего смазливого незнакомца.

Смирнов был опером, он реагировал сразу — шагнул вперед, цепко ухватил незнакомца за локоть.

— Что тут у нас? — спросил сурово.

— А я ничего не делал, — тут же объявил незнакомец.

Смирнов вопросительно оглянулся на Люсю, терпеливый страж, не выпускающий добычу из рук.

— Гражданин цитирует… письмо Синички, — объяснила Люся заплетающимся прерывистом голосом.

Скорее всего, очередной нанятый в интернете статист, но что с того?

Пусть в следующий раз думает, какие заказы брать.

Незнакомец тут же заверещал, что знать ничего не знает, что это был розыгрыш, но Смирнов поволок его к машине эфэсбэшников, приговаривая, что там разберутся.

— Ты же не куришь, — удивился Носов, проводив их взглядом.

— Не курю, — согласилась Люся, затушила сигарету и предложила: — Костя, пойдем тяпнем коньяку, что ли.

— Может, тебя домой отвезти? Ты что-то сегодня вообще не корпоративная, Люсь.

— Сейчас приду в себя — и домой, — согласилась она. — Дома все сложно.

— А что за мужик? — Носов вытянул шею, разглядывая автомобиль силовиков.

— Сначала коньяк, потом разговоры.

Они устроились в тихой лаунж-зоне подальше от плясок и аниматоров.

Люся показала Носову письмо Синички и рассказала о словах смазливого незнакомца.

— Да не, — сказал он, прочитав письмо, — что-то не похоже на нашу Синичку.

— Поясни, — попросила она, обнимая пальцами пузатый фужер. Пары глотков хватило, чтобы внутренняя дрожь прошла, а голова немного прояснилась.

Теперь Люся сама себе казалась несдержанной истеричкой.

— Ну, Синичка отличается некоторой эмоциональной глухотой, — сказал Носов, хрумкая лимонной долькой. — Кащи — это сбор информации и хранение данных, а не эмпатия. А автор письма прицельно бьет по самым больным точкам, которые за твоей внешней бравадой еще разглядеть надо.

— Нет у меня никаких больных точек, — пробормотала она неуверенно.

Носов засмеялся:

— Люсь, ты помнишь утопленницу в Ботаническом саду? Я только пришел к тебе работать, мой первый выезд вместе с бригадой судмедэкспертов. Молодежь пробралась на закрытую на ночь территорию сада и устроила купания в пруду, аккурат рядом с табличкой «Купаться запрещено».

— Помню, что ты едва не уволился из-за этого материала.

— Правильно. Я был так потрясен своим первым трупом, что описал в материале все очень подробно и красочно. Окоченевшее в странной позе тело, похожее на корягу, рыдающих девчонок, парня в одних плавках, которого крупно трясло. Да еще и мораль вывел: мол, если бы парень лучше смотрел за своей девушкой, а не ржал с друзьями, та осталась бы жива. А ты удалила все это, оставив сухую сводку: в Ботаническом саду погибла школьница. Как я вопил! Как я тебя ненавидел! Мне казалось, что ты ограниченная начальница, которая не понимает, какой это крутой материал. На тебя, надо сказать, мои вопли не произвели впечатления. Ты дождалась, пока я выдохнусь, а потом сказала: «Это трагедия, мальчик мой. Тра-ге-дия. У этой девушки есть родные и близкие, которые сейчас находятся в ужасающем состоянии. Давай без плясок на костях».

— И? Обычный рабочий процесс, — Люся пожала плечами, сделала еще глоток и поняла, что хочет домой. И к Нине Петровне, и к Паше Ветрову. А вот выяснять с ними отношения и разговоры разговаривать — ее совершенно не тянуло.

— Это ты боишься потерять человеческое лицо за лайками и комментариями. Ты боишься, что тебя однажды занесет. Что однажды ты забудешь о том, что каждая строчка может больно в кого-то ударить. Что за буквами стоят люди и нелюди. И в поисках баланса между сенсациями и адекватом тебе регулярно срывает резьбу. Так что нет, это не Синичка. Она реально видит в тебе зайчика на батарейках, потому что ты так себя и ведешь обычно. Но есть кто-то, кто помог ей расставить акценты. Вот в какую сторону надо копать.

— Надо копать, значит, будем копать, — вяло согласилась Люся, не очень понимая, о чем он говорит. — Но только не сегодня.

Позвонил Ветров.

— Ты где? — резко спросил он. — Капитан Смирнов тебя потерял, пока оформлял клиента.

— В лаунже на втором этаже.

— Ты как, Люсь? — его голос потяжелел, стал глубже. — Хреновый день?

— Хреновый день. Паш, скажи Нине Петровне, что я выпила и хочу спать. Мы с ней завтра поговорим.

— Хорошо, не переживай из-за бабушки. Она, конечно, старая мошенница…

— Я скоро буду, — она нажала отбой и посмотрела на Носова с нежностью. Знал бы он, от какого позора ее сегодня спас и сам не заметил. — Поеду я, Кость, передай мои извинения коллективу.

— Да ладно тебе, — он засмеялся, — без начальства всегда веселее.

В машине ей пришлось все подробно объяснить капитану, а потом писать показания прямо в подземном паркинге. Смирнов предлагал перенести это на следующий день, но Люся не собиралась тащить в завтра всю пакость из сегодня.

— Я уже профессиональный потерпевший, — хмыкнула она, ставя подписи.

— Простите, — покаялся капитан. — Не надо было его к вам подпускать.

— Перестаньте. Вы же не можете от меня отгонять всех без разбора. Не надо было мне вообще тащиться на этот корпоратив. Обещаю вам, что буду вести затворническую жизнь до конца новогодних каникул.

Он засмеялся:

— Людмила Николаевна, не окрыляйте меня напрасными надеждами. Хотя, если вы и правда посидите дома с недельку, это развяжет мне руки. Дел по горло. А Павел Викторович хоть и пытается руководить дистанционно, но, по правде говоря, он нужен в отделе.

— Не дергайте Павла Викторовича, пусть спокойно лечится человек. А я взамен отправлю себя под домашний арест.

— Вот и договорились! — обрадовался капитан.

Он проводил ее до квартиры и передал с рук на руки по обыкновению хмурому Ветрову. Закрыв за Смирновым дверь, он потянулся было к Люсе, чтобы обнять ее, но она увернулась:

— Пока не трогай меня, Паш.

Он вскинул брови, поднял руки, отошел назад:

— Это письмо Синички тебя так расстроило?

— Я сама себя расстроила еще до письма, — не разуваясь, Люся прошлепала в гостиную, упала в кресло. Стянула с плеч дурацкую норку и замерла, устало привалившись к спинке. — Как твое здоровье?

— Лучше, — ответил Ветров, приглядываясь к ней. — Приезжал Максим Анатольевич, я попытался выписать себя с диванного режима, но он велел еще хотя бы пару дней провести в тишине и покое. Бабушка взяла его сторону, и мы немного поругались.

— Долечись нормально, — согласилась Люся, — пара дней уже ничего не решит. Эта музыка будет вечной.

— У-у-у, бойцовая лягушка впала в хандру? Окончательно утратила веру в торжество закона?

Люся наклонилась, расстегнула узкий неудобный сапог на высокой шпильке и замерла, уставившись на бархатный мысок.

Нет, нельзя откладывать на потом то, что терзает тебя сейчас.

Это как с зубной болью: раз уж она появилась, то сама по себе не исчезнет.

Резать, не дожидаясь перитонита и полной деградации нервной системы.

— А скажи мне, Пашенька, — ровно произнесла она, — насколько заманчивой тебе показалась идея переспать с любовницей Китаева?

Он засмеялся — вкрадчиво и мягко.

— Очень заманчивой, — легко сказал Ветров, сел на диван напротив нее и уставился на Люсю с интересом. По мере того как он впивался взглядом в ее расстроенное лицо, брови у него ползли все выше: — Да ладно. Не может такого быть, чтобы до тебя дошло это только сейчас.

— Ну прости, — язвительно отозвалась она, так и не сняв злополучный сапог, потому что у нее затряслись руки. Люсе казалось, что ее ударили по лицу, жизнь снова напомнила о том, что нельзя слишком сильно доверять другим. Чем ты ближе — тем проще тебя размазать по стенке. — Я была слишком занята тем, чтобы не поехать кукухой из-за маньяка, и у меня не было сил думать о твоих планах нагадить Китаеву.

— Да ведь и мне было не до Китаева, — признался он, все еще не спуская с нее глаз. Ветров казался насмешливым, напряженным и задумчивым одновременно. — Надо сказать, мысль переспать с его любовницей казалась привлекательной ровно до того момента, пока ты не влетела в мой кабинет. Самоуверенная, наглая, ни капли смущения! После этого все мои помыслы были направлены только на то, чтобы не пришибить тебя ненароком. Очень уж не хотелось снова в тюрьму и снова из-за тебя…

— Сколько раз говорить, — вспыхнула она, — что не из-за меня!

— Да-да, — он тихонько засмеялся. — Люсенька, девочка моя, я бы ни за что не напомнил тебе об этом, но ты просто не оставляешь мне выбора. Ты же осознаешь, что сама затащила меня в лифт, а я прикладывал все усилия, чтобы удержаться в рамках нейтральных отношений?

— Что? — от изумления Люся даже страдать перестала, как будто ей поставили укол с мощной анестезией. — О чем ты говоришь? Что это я тебя соблазнила, а ты пал невинной жертвой моего сексуального напора?

— А разве нет? — вот теперь он ухмылялся, вполне довольный собой. Расслабился, развалился на диване, сбросив напряженную внимательность. — Мы, похотливые марены, не привыкли отказывать дамам.

Люся стянула-таки сапог и запустила им в Ветрова. Он заржал, легко поймал его и аккуратно поставил на пол рядом.

— Ну допустим, — согласилась она, припомнив тот вечер в паркинге. По существу возразить ей было нечего, более того, мысль о том, что эта она склонила Ветрова к неуставным отношениям, а не он ее, приободрила. — Надеюсь, ты не в обиде?

— Как ты могла такое подумать, — шутливо оскорбился он, — по мне так все удачно сложилось. Я всего лишь пытаюсь намекнуть, что никоим образом не подталкивал тебя к сексу. Если бы я планировал тебя коварно затащить в постель, то получил бы двойку за такое неумелое затаскивание. На форуме для подлых маренов «Как эффективно воспользоваться растерянностью загнанной в угол женщины, которая давно живет под страхом смертельной угрозы» меня бы дружно за такой нелепый подкат осудили.

А вот это Люсе совсем не понравилось.

Кто это тут загнан в угол?

Кто тут растерян и живет в страхе?

Чушь какая!

— Значит, — уточнила она, снимая второй сапог, — ты чувствуешь себя лучше? Учащенное сердцебиение и повышенное кровяное давление тебя не убьют?

— Даже оздоровят! — заверил ее Ветров, его глаза масляно блеснули, и он попытался было встать, но Люся покачала головой.

— Не двигайся, — велела она, — доктор прописал тебе постельный режим.

Он хмыкнул, устроился поудобнее, раскинув руки по спинке дивана и широко расставив ноги.

Люся никогда не считала, что секс решает хоть какие-то проблемы, но за целый день она устала размышлять и анализировать. Ей просто нужно было вырваться за флажки, перестать ощущать себя дичью, которую гонят на егерей.

Даже если она не могла контролировать происходящий вокруг нее ужас, то хотя бы — все еще! — она могла на какое-то время забыть о нем.

Она хотела забыть обо всем.

Легко встав — откуда только взялась эта легкая плавность? ведь еле-еле дышала совсем недавно, — Люся позволила манто упасть к ее ногам.

Перешагнула, медленно спустила с плеч шелк платья, позволила ему струиться вниз, удобную модель выбрала Нина Петровна! Нет, про старушку Люся подумает завтра.

Сегодня — ни одной сложной мысли.

Хватит.

Прохлада обняла обнаженную кожу, волоски встали дыбом.

Она ощутила пряный аромат перечного ветровского возбуждения, торжествующе улыбнулась ему, чувствуя себя сильнее, увереннее под его жадным взглядом.

Бросила в сторону лифчик — ничего легкомысленного, простецкая модель, кружев бы прикупить, да когда ей! От трусиков и колготок избавилась сразу, одним длинным движением вниз.

Постояла, купаясь в желании Ветрова, и шагнула вперед.

— Руки держи при себе, — велела Люся, опираясь коленом на диван между его ног.

— Я не могу при себе, ты же голая, — возразил он, однако в глазах его уже полыхало. Ветров ни в чем себя не ограничивал во время секса, охотно задавал правила и не менее охотно их принимал. И теперь он закинул руки за голову, давая понять, что Люся вольна делать, что угодно.

Она улыбнулась ему, одобряя такой подход, оперлась на диван над его плечом и скользнула ладонью по его колену, внутренней стороне бедра, очень легко пробежалась пальцами по прекрасно твердому члену, положила ладонь на живот.

— Значит, Павел Викторович, вы намеревались блюсти себя и не предаваться разврату с потерпевшей?

— Дурак был, Людмила Николаевна, — с хрипотцой признал он.

Она легко укусила его за мочку уха, поцеловала в губы и сразу же отстранилась, приподнявшись так, чтобы ее сосок коснулся его рта. Ветров немедленно обхватил его губами, а Люся нырнула ладонью ему в штаны, плотно обхватила член, провела вверх-вниз, прислушиваясь к ветровскому дыханию.

И когда оно начало срываться, а головка под ее пальцами набухла, Люся оттолкнулась от дивана и выпрямилась.

— Пожалуй, приму душ, — небрежно сказала она и направилась в ванную.

— Так ты меня точно доконаешь, — крикнул ей вслед Ветров сердито и весело.

В ответ она только вильнула задницей.

До кровати они так и не добрались, на диване было тесно и не слишком удобно, но вставать было лень.

Хотя надо было добыть воды и хорошо бы еды.

Потом когда-нибудь.

Может, через неделю или две.

— Ты неубиваемая, — вдруг сказал Ветров, когда Люся почти задремала. — Каждый раз, когда я думаю, что вот сейчас ты сорвешься, ты удерживаешься на самом краю.

— Один раз я все же сорвалась, — напомнила она, — ква!

Она и сама не верила, что так спокойно говорит об этом, перешагивая многовековое табу.

— Ну, — он усмехнулся, — у тебя был тогда повод. Ты же решила, что я вот-вот тебя поцелую!

— Но ты не собирался.

— Не-а. Однако я оценил этот жест. Знаешь, о чем я тогда подумал? Что ты вряд ли стала бы насылать на неверного любовника приворот или что-то такое. Просто послала бы его к черту и вычеркнула из своей жизни.

Она все-таки села, попыталась собрать в косу спутанные волосы:

— Ты правда веришь, что я не испорчу тебе жизнь после того, как ты мне изменишь?

— Мне правда нравится, как ты со всем справляешься. Ты не из сказки про стрелу и царевича, а из притчи, где лягушка взбивает молоко в масло, чтобы не утонуть.

— Тебя на форуме для подлых маренов учили делать комплименты? Девушка, вы так прекрасно и сноровисто перебираете лапками!

— Девушка, вы так прекрасно держите удар, что, может быть, вытерпите даже марена рядом с собой.

— Ах вот в чем дело.

Неудивительно, в общем-то, если подумать. В конце концов, Ветрова не могла выносить собственная мать, бабка попрекала мигренями, а влюбленность Вероники закончилась для него тюремным сроком.

Травма на травме.

И тут такая бронебойная Люся, которая — может быть — вытерпит даже марена рядом с собой.

Вот и гадай теперь, кто из них напуган сильнее. Люся, которая вдруг обнаружила, что Ветров способен пробить брешь в ее защите. Или Паша, который живет и ждет, когда от него еще кто-нибудь откажется.

— У меня для тебя плохая новость, — объявила она мрачно. — Не настолько уж я неубиваемая, как тебе бы хотелось. Сегодня у ресторана я чуть не перекинулась у всех на глазах, когда решила, что оба Ветрова — внук и бабушка — пудрят мне мозги. Я почувствовала себя очень беззащитной, навылет, навзрыд.

Его глаза расширились, зрачок затопил радужку, залив ее чернотой и глубиной.

— Господи, — пробормотал Ветров, притянул ее к себе, так и не дав дособрать косу. Люся устало распласталась по его груди, смаргивая мелкие горячие слезы.

Непонятно было, кого ей жаль сейчас сильнее — себя или его.

— Так что, Паша, — вздохнула она, — тебе придется постараться, чтобы не доводить меня до отчаяния, потому что ты ведь можешь и довести. А мне надо научиться жить рядом с мареном вне зависимости от твоего настроения.

— Похоже на план, — он поцеловал ее в висок и макушку. Помолчал несколько минут. — Так что, — спросил уже подрагивающим от смеха голосом, — мне укомлпектовать капитана Смирнова коробчонкой для лягушоночки?

— Да твою же мать! — взвыла Люся, цапнула его за плечо, а потом неожиданно для себя расхохоталась.

— Люсь, а Люсь, может, вам диван побольше купить?

Она осознала это утро сразу: чуть вспотевшую грудь Ветрова под ее щекой, погром в гостиной, валяющиеся повсюду вещи, их наготу и — позор-р-р-ище — Нину Петровну.

— А я что? Просто хочу сказать, что вот-вот придет медсестра с капельницей.

Люся было дернулась, чтобы хоть чем-то укрыться, но ветровская рука ее удержала.

— Нескоро она припрется, я велел ей раньше десяти не являться, — лениво сказал он. — Бабушка, ты бы вышла, что ли, в конце-то концов, у нас тут личная жизнь!

— А я и не заходила, — заметила старушка, — вас от входной двери видать.

Люся застонала и открыла глаза.

— Вот черт, — пробормотала она.

— Плевать, — Ветров потянулся, обстоятельно поцеловал ее и наконец выпустил из рук. — Люсь, а как мы будем Новый год встречать?

— Понятия не имею, — ответила она, бродя по комнате и собирая тряпье и презервативы, — это зависит от того, чем закончится сегодняшний разговор с твоей бабушкой. Обычно мы отмечали вдвоем с ужастиком и мандаринами.

— Люсь, она любит тебя.

Она фыркнула:

— Она и тебя, Паш, любит. И сильно тебе это помогло?

Он встал:

— Пойду в душ первым. Нехорошо встречать медицинского работника с засохшей спермой на животе.

— Это когда? — задумалась она, вспоминая прошлую ночь. — А… Ловкость пальцев, и никакого мошенничества. Не зря я их на клавиатуре тренировала.

— Люсь, не возбуждай меня прям с утра, — взмолился Ветров и ушел в ванную, а Люся с охапкой вещей — в гардеробную. Накинув первый попавшийся халат, она вернулась в гостиную, чтобы убрать постельное белье на диване.

Пора Ветрова возвращать в спальню, очевидно, режим воздержания не задался.

Нина Петровна благочинно ждала их на кухне со стопкой оладушков. Она надела розовое воздушное платье в цветочек — видимо, так по ее представлению должны выглядеть ни в чем не повинные старушки.

Люся посмотрела на стол:

— Блины? Сгущенка? И никакой травы с постным творогом? Офигеть.

Ветров, который умел принимать душ со скоростью новобранца в армии, появился следом.

— Блины? Сгущенка? — обрадовался он и сел за стол.

— Как будто я вас голодом морю, — слабым голосом обиженной нимфы проговорила Нина Петровна.

— Просто мы очень голодные, — ответил Ветров.

Несмотря на то что Нина Петровна все еще оставалась старой мошенницей, Люся с энтузиазмом взялась за оладьи. Ночью она вытрахала из себя ощущение накренившегося мира и снова прочно стояла на земле обеими ногами.

— Ну, — произнес Ветров, когда смог говорить, — чистосердечное писать будем, дорогая бабуля?

— Не будем, — и старушка задрала нос, — почему я прикидывалась чокнутой, ни одного из вас не касается. Это мое частное дело, знаете ли.

— Ушла в глухую несознанку, — констатировал Ветров и потянулся за новым оладушком.

— В смысле не касается? — возмутилась Люся. — Вы же мне лапшу на уши вешали, ведь это я пострадавшая сторона.

— Если вешала, значит, так было надо, — надменно обронила Нина Петровна и без перехода спросила ласковым голосом доброй крестной феи: — Налить тебе еще кофе, Люсенька?

— Да у нас глухарь, — развеселился Ветров. — Бабушка, бабушка, а почему у тебя такой длинный нос? Потому что я очень много вру, внучек!

— Паша, ну что за манеры, — Нина Петровна посмотрела на него с неодобрением. — Впрочем, давайте оставим эту скучную тему и поговорим о важном. Я, дорогие мои внуки, весной перееду.

— Куда? — клацнула зубами Люся. Да старушка же дальше лестничной площадки много лет не выходила!

— К Олежке, за город, — легко сказала Нина Петровна. — Буду его внучку нянчить, раз родные внуки мне правнуков так и не подарили!

— К какому Олежке? — не врубился Ветров.

— К Китаеву, — пояснила Люся, глубоко напуганная. — Нина Петровна, вы понимаете, кого собираетесь нянчить?

— Кого? — тут же спросил Ветров. Он-то понятия не имел, что у Китаевых маленькая коркора, способная к обороту. Ему-то повезло без лишних знаний.

— Как-нибудь, любовью да лаской, — твердо сказала Нина Петровна.

Приплыли.