Месть со вкусом мяты

Глава 11

Огнимус, которого Ена видела как-то в спальне детей с круглыми глазами от шока увиденного там, принёс им, взяв в напарники Треика, еду: вино, сыр, фрукты, и мужчины уютно устроились за виераспойтом*. Взяли по бокальчику, Петрус, как хозяин, налил вина и они, не чокаясь (такой традиции у них не было), подняли бокалы, чуть качнув в приветственном жесте, и отпили по глоточку.

— Расскажи, как она к вам попала… вернее, как появилась.

— Ну, как… Шок был у всех, однозначно. Она с первой минуты всё тут поставила вверх тормашками, — и, наклонившись к Виторусу, пожаловался, — они с детьми спелись и потихонечку громят замок. Боюсь, он её долго не выдержит.

— Кто? — удивился Виторус.

— Да наш Хойвэлл, кто же ещё. Пока держится, похихикивает, но надолго ли этого его настроения хватит? Сам знаешь, какой у него характер. Помнишь, как он над Кэтти измывался, пугая её то хохотом, то дверьми прищемлял не раз. Может, она из-за него и ушла от меня.

Виторус снова смеётся:

— Твоя бывшая выдумывала больше, чем можно вообразить, надо же было чем-то оправдать свою страсть к мужчинам.

— Ты не прав, потому что ты не видел этого своими глазами. А я видел. И потом… леди Йена, если что, не просто гостит у нас, она тут застряла по милости того же Хойвелла. Он её не выпускает.

— Серьёзно? Это что-то новенькое… Что он задумал, интересно.

— Если бы ещё и сказал, — поморщился в досаде младший.

— А в чём это выражается? Ну, что он её не выпускает. Не за руки же хватает.

Петрус хмыкнул:

— Нет, конечно, просто переставляет двери, если она хочет выйти. И твоя дверь у портрета, ну из твоего “коридора”, исчезла сразу же, как только она в неё вошла в замок.

— Ну я же вошёл как-то!

— И мы выходим из замка, когда в этом возникает нужда. А её не выпускает. И при этом омерзительно… да-да! именно омерзительно! — он повернулся к стенке замка, — хихикает. В первый день так хохотал, что она упала в обморок и после этого сказала, что ночевать одна боится…

— И что? — напрягся старший, — с кем она ночевала?

Младший пожал плечами:

— Одна, разумеется. Он угомонился и не мешал ей спать. А утром к ней примчались дети, пользуясь тем, что в ней нет магии и дверь открыта. Там они… познакомились и попросили пригласить к ним в качестве гувернантки. Всё равно не может выйти.

— Да… дела… Он явно что-то задумал… И как она в этом качестве?

Петрус усмехнулся:

— Говорю же — спелись. Через пару дней она установила новый предмет для детей — домоводство.

— А, есть у них такой, — кивнул Виторус. — И во что он вылился?

Петрус усмехнулся и стал вспоминать, как со своей стороны, так и по рассказам детей.

…В тот день дети с гувернанткой ни свет, ни заря, а это было часов в пять утра.

— Леди Йена! Почему в такую рань надо вставать на урок? — как всегда, Мэйнард был недоволен, хмурил брови и бухтел, как паровоз на подъёме в горку.

Сестрёнка же смотрела преданными глазами на неё и молча шмыгнула в ванную комнату. Вторую умывалку им так ещё и не придумал никто, поэтому, да, кто первый встал, тому и “тапки”, в данном случае, ванна со всеми вытекающими в прямом и фигуральном… Он снова фыркнул, но отстаивать пальму первенства не стал, а, вздохнув уныло, начал заправлять обе кровати. Понимал, что снова его “покусают”, то есть, лишат чего-то привлекательного.

Когда все дела в спальне были закончены, они крадучись пробрались на кухню, где ещё царила тишина, поваров не было и леди, притащив их туда, объявила, что урок будет, естественно, по кулинарии. Дети так же естественно вытаращили глаза.

— Мы будем варить, как настоящие повара? — Лониэлла аж подпрыгнула от восторга. Мэйнард же такую рожу скорчил, что сразу видно стало — граф, да… Никуда породу не засунешь.

— Итак, выбираем из всего меню, что мы берём на себя — завтрак, обед или ужин! — Енка прикусила кончик языка и хитро на них уставилась. Конечно же, она обо всём договорилась заранее со старшим поваром Коллинзом и он, хихикая не хуже неё, согласовал с ней завтрак. Оба были уверены, что дети выберут его, так как только одно блюдо было основное, остальные лежали в хладнике или на полках.

— Какие?

— Что готовить?

— Много? — посыпались вопросы ещё не до конца проснувшихся детей.

— Вот список, — Енка подсунула бумажку их своего блокнота, на котором было написано под руководством того же Коллинза, так как гувернантка ещё писать только училась в тайне от детей. Они склонились над ним, чуть не стукаясь лбами и в голос завопили:

— Завтрак!

— Конечно же, завтрак!

— Тут всего одно блюдо.

— Ок, тогда берём муку, яйца, творог, соль, всё по списку. Читайте и будем всё это доставать, перемешивать и жарить на сковороде.

— На огне? Мы, сами?

— Оёёёй! Нас близко к огню не подпускают, — округлили они глаза.

— Вот поэтому, — таинственным шёпотом сказала им Енка, — мы папане вашему ничего и не сказали, сюрпрайз ему сделаем на завтрак. И потом, кто-то утверждал недавно, что они к драконьему роду относятся. А драконы огня точно не боятся! — она подняла кверху указательный палец и посмотрела на них прищуренным взглядом.

С такой точкой зрения они не сталкивались в свои восемь, поэтому больше возражать не стали, а молча приняли от неё первый атрибут кухни — фартуки и колпачки, которые Енка шила им накануне с той же Лизбет, после занятий с графом по грамматике, почти всю ночь. Они разглядывали их, хихикали, тыча в животы друг другу пальцами, потому что ткань была выбрана с драконами, которые восседали как раз посередине, а чуть ниже был расположен кармашек. У Мэя дракон был чёрный с золотыми глазами, очень суровый, с ухмылкой, а у Эльки розовый, с милой девчачьей улыбкой и хитрыми зелёными глазками. Налюбовавшись на них и напялив колпачки, что вызвало дополнительный смех, наконец, приступили к готовке.

Из шкафов были извлечены заранее приготовленные ингредиенты и выложены на стол. Дальше Енка “читала”, что нужно с чем смешивать, подкинула дрова в тлеющие угли очага и поставила разогреваться сковороду. Дети усердно смешивали всё, что надо было смешать, перевазюкались, разумеется, и в муке, и в твороге, разбили пару яиц, которые ускакали от них со стола на пол, за что получили по лбу деревянной лопаточкой, что, опять же, вызвало дополнительный взрыв смеха, но тесто для сырников, в конце концов, приготовили. Сырники у них никогда не готовили, так что сюрприз был для всех. Элька зачерпывала творожную массу ложкой и кидала в миску с мукой, Мэй катал из них шарики в муке, а Клубничкина забирала и выкладывала на противень, пристукнув той же лопаточкой сверху, превращая их в плоские кружочки. Когда всё было переложено аж на два противня, они вместе, пыхтя от усердия, засунули их в печь. Конечно же, Ена руководила процессом и следила, чтобы они не обожглись. Осталось дождаться, когда сырники подрумянятся. Дети уселись рядом на скамейке и, с нетерпением подпрыгивая и дёргая её то за фартук, то за юбку, спрашивали:

— Ну, всё?

— Нет?

— А сейчас?

— А когда?

— Вот попугаи, — взвыла она, наконец, — у вас терпения совсем нет, что ли? Кузнечики- попрыгунчики…

Они заливисто смеялись и снова всё продолжалось по кругу. От шума ли, или от запахов с кухни по очереди заглядывали все, кто был на дежурстве в замке, в том числе и сам граф. Он пришёл на шум в кухне, когда процесс был в самом, практически, начале, и стоял, незамеченный никем, прислонившись, у круглого окна, что было на ступенях в кухню. Перемазанные и дети, и гувернантка, (они умудрились даже пошвыряться мукой друг в друга) смех детей, не ругань, споры и скандалы между ними — ” А я! А мне! А он! А она!”, а именно весёлый смех, уборка вместе разбитых яиц, его сильно впечатлили. Не обозначив себя никак, он потихоньку ушёл.

Когда всё было готово, Ена сама вытащила противни на стол остужаться, а они снова устроили пляски вокруг стола, в ожидании, когда получат по одному пробному сырничку.

— В хладнике должна быть сметана, — важно сказала Енка, — доставайте и будем пробовать.

Они сломя голову на перегонки кинулись к хладнику, что был в самом дальнем углу, и чуть не перевернули скамейку, которая оказалась на их пути. Но, остановившись, всё же, удержали её от падения, а потом, уже не так прытко, поскакали дальше.

— Теперь идём осторожно. Потому что, если вы уроните крынку и разобьёте её, вам точно не поздоровится, — предупредила она строго.

И они вняли, точно — покусает. Поэтому Мэй нёс, не дыша, а Элька, на всякий случай, обошла его по дуге, подошла к гувернантке и, так же затаив дыхание, следила за братом. Тот, сжав губёшки, шёл с самым суровым видом. Наконец, цель (стол), была достигнута и кувшин водружён на столешницу. Все трое выдохнули, и мальчишка был удостоен ласкового кивка, от чего расцвёл, как мак на заре. Колпачки у обоих давно съехали набекрень и выглядели они вполне по кухонному — перемазанные сами, перепачканные фартуки и следы ладошек на колпаках, которые они то поправляли, то просто вытирали о них руки периодически, засовывая под них выбивающиеся волосы.

Ена разрешила сесть за стол прямо в этом непрезентабельном виде и близнецы, перемигиваясь, начали есть, беря сырники прямо руками и обмакивая их в сметану. К муке и яйцам прибавилась и сметана на их довольных физиономиях. И тут пришёл главный повар.

— Это что за лазутчики на моей кухне??? — притворно-сурово вопросил он грозным голосом. Дети замерли с сырниками в руках, а он загоготал:

— Да я пошутил! Ешьте, ешьте! Как вам ваша стряпня? Съедобна?

Лониэлла сползла со скамьи, которая, всё же, высоковата была для них, и, как всегда, присев, пригласила старого Коллинза к столу:

— Прошу тебя, Коллинз, попробуй! Это очень вкусно! Мы очень старались!

Повар подошёл с самым серьёзным видом, натыкнул на вилку один кругляш, обмакнул в сметану (может, и хотел её игнорировать, но оба графёнка шептали под руку “инструкции”, что “надо бы со сметной, обязательно со сметаной!”), откусил, пожевал, закатив глаза, почмокал со знанием дела, и торжественно изрёк:

— Это божественно! Будем впредь делать, как думаете?

- Дааа! — было ему дружным воплем в ответ, а он показал им два больших пальца — “молодцы”, и тут же выгнал из кухни:

— Всё, все вон, ваша миссия закончена, нам надо готовить обед!

Про завтрак для взрослых он не стал распространяться, так как их “стряпню” отнесли к сладкому, а значит, к десерту.

================

*виераспойт — столик для гостей