Отшумели праздники, всё успокоилось в Гренслоу, драконы — теперь уже на законных основаниях могущие себя так называть, снова зажили своей жизнью, привыкая к тому, что не зря они оставляли большие поляны в парках, строили крыши с посадочными площадками, которые могли бы выдержать самого тяжёлого дракона.
И в Хойвелл Лэнс всё тоже входило в свою колею. Сам замок отдыхал душевно, никого не трогал, даже дремал временами… когда близняшки уезжали к дедам, или одному, или другому, но чаще к барону Вуоретту.
Как ни странно, свои, Льёнанесы-Лохикармэ-Силмэ, не сильно к ним торопились. Видимо, сыновья очень уж достали своими скандалами. То старший, Виторус, угодил в немилость и был изгнан непонятно куда, то младший, Петрус, со своей женой и постоянной сменой гувернанток. Близнецы и не вспоминали о них за своими забавами. А теперь на совершенно законных основаниях появилась мама и в классах, куда их отправляли на парочку занятий, чтобы не отвыкали от коллектива, никто не смел и заикнуться, что у них мачеха. Ена собственной персоной заявилась к ним на занятия, всех обворожила, своих зацеловала (в основном, Лониэллу, так как Мэйнард постеснялся при всех получить свою порцию), оставила огромный пирог с мансиккой* для всех на перекус и с этим отбыла. А когда они ещё и признались, что это она с папой в Храме была в тот день, сняв проклятье, то и вовсе дети смотрели на них с восхищением. Собственно, поэтому и учились только по два часа.
Животик подрастал, Ена была довольная, Петрус трясся над ней, как курица-наседка, но их размеренная жизнь была нарушена примчавшимся с очередных занятий близняшек:
— Мам, пап! Вы не забыли, что на следующей неделе у нас день рождения?
И началось…
— Мааама, вы обещали нас в кино сводить… Папа, ты обещал с нами съездить…
И так с утра до вечера. Они отказались ездить в классы, пока не получат ответ. Да не вопрос! Енка хоть сейчас бы отправилась, но Петрус явно боялся за неё. А уж какими могут быть его старшенькие, он ещё не забыл. Но она придумала, как всех успокоить.
— Совещание, совещание! Все в малую залу! — орал на весь замок Трэик. — Куда ты несёшься, Лиз, это для хозяев объявление, у них совещание. Леди велела напомнить всем.
И опять заорал так, что бедная Лиз отпрыгнула от него, налетев на графа. Он закатил глаза:
— Скоро я в собственном замке по стеночке ходить буду, чтобы не прибили.
Лизбет быстренько ретировалась, а Трэик захохотал, но под суровым взглядом графа стушевался, виновато захлопал глазками и попытался слиться со стеной. Но тот уже прошёл мимо и скрылся за дверями гостиной. Ена восседала, разливая кофе себе и супругу, а детям — молоко к пирожным: с розовым кремом — для Лониэллки, коричневым — шоколадным для Мэйнардика. У детей уже выработалась привычка, можно даже сказать, ритуальчик. Когда проходили мимо мамы Йены, (мимо живота, если точнее), то обязательно здоровались с тем, кто там живёт, прикасаясь к нему:
— Привет, как жизнь?
— Здорово! Как ты там? Не надоело? Выходи, мы тебя ждём!
Енка сердито прерывала подобные тирады, как бывшая земная жительница, такие призывы к раннему выходу ребёнка на свет считала приметой так себе. Но они-то не верили в них и поэтому продолжали болтать всякое-разное. Очень любили устраивать семейные посиделки перед сном. Забирались на кровать её бывшей спальни, ставшей с некоторых пор комнатой Лониэллы, благо, кровать позволяла лежать там всем семейством, и Енка читала, а детишки, положив свои ладошки на живот, валялись и слушали. Так, о чём это она? Ах, да, совещание…
Наконец, все собрались. Она, как председательствующая, поставила перед собой пустую кружку с грифелем внутри и постучала им о край:
— Итак, разрешите открыть наше собрание…
Близнецы начали толкать её с двух сторон:
— Мам, мам, ты же говорила — совещание!
— Ах, да… Впрочем, это одно и тоже. Слушаю, у кого какое мнение по поводу поездки в Забугорье!
Петрус поднял бровь, а дети захихикали.
— Ну, я понял, что это твоё ЗабуРгорье — ваш город за стеной.
— Да, да, он самый, — кивнула неугомонная супруга. — Прошу озвучить все плюсы и минусы поездки. Граф Петрус — вам первому слово.
Граф кашлянул в кулак и выдал свою версию минусов:
— Что они там не видели? А вдруг потеряются?
— Ничего ещё не видели… Как потеряются, так и найдутся, у нас для поисков там есть мой отец. Да и Горыныч поможет. Но они теряться не будут, — суровый взгляд на деточек.
— Да, папа, что мы, туперус, что ли?
— Там, что, солнце ярче, сахар слаще?
— Там есть кино… — робко пискнула Лониэлла.
— Да, папа! Кино, мультики и парк развлечений. Там есть карусели всё время, а не только на праздник, — поддакнул Мэйнард.
— А в парке этом есть драконы!
— Вы- непослушные!
— Наветы это, граф! Они давно уже молодцы у нас. И, в связи с поездкой в Забугорье, надеюсь, станут совсем шёлковыми, — Енка снова грозно посмотрела на детей.
— Дааа! Ну, пааапааа!
Он сдался:
— Ну… ладно, на ваш день рождения, так и быть, мы туда съездим…
— Урааа!!!
Дети запрыгали по гостиной и чуть не сшибли огромную голубую вазу. Папа сдвинул брови, и они замерли, держась за неё двумя руками.
— Держим, держим…
— Вношу поправки. За каждый проступок убираю из поездки по одному часу. Всё понятно? — рыкнул Петрус.
— Да, папочка, — пролепетали детки, и на этом совещание закончилось. Вазу спасли и все отправились по своим делам: к детям пришёл магистр по нумероттике и они поплелись грызть гранит науки, а граф с супругой решили ещё посовещаться и написать приблизительный план, как будет проходить мероприятие. Для этого они закрылись в его кабинете и связались с Грингом. Но он был занят и отфутболил дочь к матери.
— О, ну, наконец-то, вы решились! Я думала, никогда не созреете, — обрадовалась Аннарэн. — Когда вас ждать? Через три дня? Это у нас будет… так… сейчас в календаре посмотрю. Ага… пятница. Очень даже неплохо. Мне-то всё равно, но, может, Гринг освободится к вечеру. А Тасмариэлька с Горынычем будут обязательно, он сам себе режиссёр, глава корпорации, как-никак.
— А Томка там кто?
— Главный снабженец. Только не спрашивай, что это обозначает, понятия не имею, — засмеялась мама Аня. Енка кивнула кристаллу:
— Это её стихия, однозначно. Как её ушки?
— Спрятались здесь. Говорит, что ни за что не вернётся к вам, а то снова они вырастут.
— Вот, глупая! У нас там и девушки, и парни себе такие делают добровольно, а она стесняется. Ладно, поговорю с ней. Мама, составь нам план действия, куда сходить, что показать детям. И посмотри мультики в каком-нибудь кинотеатре. Какие у вас там есть?
— Только мультики?
— Кино для взрослых — на последний ряд, — засмеялась дочь. — Мы на ночной сходим сеанс. Посмотри, что идёт, ладно?
Петрус слушал их тарабарщину, не всё понимал, но помалкивал. Когда Енка попрощалась с матерью, он привлёк её к себе и понюхал макушку.
— Маньяк… — промурлыкала она.
— У вас, что, для детей и взрослых отдельно кино показывают?
— Есть такое, да. Хотя мультики смотрят все. Они прикольные.
— Йееенааа…
— Ммм?
— А мы туда на сколько дней пойдём?
— Ну… пятница — раз, суббота — два и в воскресение вернёмся.
— Что такое прянница?
— Пятница, дорогой. У нас все недели имеют свои названия — понедельник — означает день после “недели”, то есть воскресения, вторник — просто второй день, среда — середина недели, четверг — четвёртый день, пятница — пятый, суббота — шестой день, но затесалось к нам с другого языка, у них оно означает “покой”*. Наконец, последний день — воскресение. Означает Воскресение нашего Бога, Иисуса Христа.
— Как ты всё это запомнила! Ты у меня такая умная, — он пощекотал её губами за ухом и перетаскивая её из кабинета в спальню.
— Эй! Это запрещённый приём! И я не зря, между прочим, в институте училась, не просто так там штаны просиживала.
— Что ты там просиживала? — в очередной раз хохотнул граф.
— Да всё равно, что, — хихикала в его руках Енка, — в чём была, то и просиживала.
Он неожиданно очень серьёзно на неё посмотрел:
— Леди, я попросил бы вас не надевать ваши те… штаны, в которых вы появились у нас в первый раз. Вы уже замужняя дама, это просто было бы неприлично и скомпрометировало бы вас в глазах общества.
Енка откинулась на подушки и расхохоталась.
— Ой, уморил! Кому мы там нужны! Там хоть во что вырядись, никто и внимания не обратит! — но вдруг резко поднялась, столкнувшись лбом с Петрусовым, так как он как раз наклонялся к ней.
— Ооой! — застонали оба, и фыркнули.
— Ты чего подпрыгнула?
— Да как раз и подумала, в чём мы там будем гулять, чтобы на нас не пялились… Ладно, с мамой ещё обговорим это. Хотя у нас есть три дня, кажется, да?
Он кивнул.
— Ну и отлично!
— Неугомонная! Дай, я уже тебя поцелую! То хохочет, то прыгает…
— Ага, я одна хохочу ту… м-м-м… — Петрус, наконец, закрыл ей рот.
…С мамой Енка поговорила-таки по поводу одежды, только поздно вечером уже. Они тихо хихикали, что-то там долго высчитывали, прикидывали и расстались часа через два.
С утра всё завертелось вверх тормашками — леди пригласила своих портняжек. Они заперлись в комнате Лониэллы и что там происходило, никто н знал, потому что мужчин, даже в виде Мэйнарда, не пускали категорически. Он буянил, кричал, что так не честно! и пытался прорваться через бассейн, но бдительная мама Йена его опередила, просчитав и этот ход — дверь была заперта.
— Мужчины! Какие же вы нетерпеливые и любопытные! Ждите, перед отправлением мы вам всё покажем! — крикнула им леди. — Лучше идите на кухню, к Коллинзу, и напеките вкусняшек. В гости без гостинцев являться не комильфо!
Пришлось смириться. И по её совету отправились к Коллинзу.
— Нас выгнали! — горестно возгласил граф повару. Но тот не сильно проникся. Это было не первое их изгнание, поэтому он сам, не менее горестно вздохнув, поинтересовался:
— Что на этот раз БУДЕТЕ печь?
— Мы??? Коллинз, побойся богов! Что мы там без тебя напечём!
— У меня выходные часы!
— ПлачУ в двойном размере!
Коллинзу это и надо было услышать. Он важно кивнул и пошёл замешивать тесто.
И вот, наступила, наконец, пятница. Дети проснулись в радостном предвкушении. Так как они теперь спали порознь, то Лониэлла, проснувшись, бежала обычно к брату, и они там дурачились с утра. Но в этот день Мэйнард примчался ни свет, ни заря, к ней первым и разбудил, стуча в дверь ногой, привалившись к ней спиной.
— Хватит спать, всё проспишь! Лооонька, открывай!
— С ума сошёл, рано-то как ещё!
— Вы обещали сегодня показать, что делали эти дни! Показывай!
— Вот, туперус, — ворчит вышеназванная Лонька, — это платья! И мы наденем их перед выходом! — она распахнула перед ним дверь. Мэй свалился сестре под ноги. — Проходи. Если так уж хочешь, своё покажу, — она подмигнула братишке, — а мамино увидишь, только когда она наденет его перед выходом. Понятно?
Потирая ушибленную попу, мальчишка уже улыбался во весь рот.
— Ну? Где?
— Глаза закрой, я сейчас пойду в бассейн, там надену и выйду к тебе. Жди!
Он уселся на кровати и закрыл лицо ладошками, считая:
— Раз, два, три, четыре, пять!
Сейчас пойду тебя искать!
Выходи лучше сама!
Я ищу тебя с утра!
Наконец, девочка вошла и он вытаращил глаза…
— Ой… Лонь! Папа тебя не выпустит в этом.
— Выпустит, — не согласилась она, — на маме будет такое же. Ну, почти. У неё без пояска, из-за братика. Или сестрички. А что, некрасиво? — она покрутилась перед ним.
— Красиво, — вздохнул он, — но непривычно. Оно короткое. Хотя, вот эти кружавчики очень красиво тут смотрятся, по низу. И на рукавах тоже. Ну, очень красиво. Лонька! Да ты в нём красавица! Теперь следить и следить за тобой надо!
Она хихикнула в ладошку.
— Зачем?
— Украдут, — со значением сказал Мэй и захохотал.
— Ну тебя, — отмахнулась девочка. — Уходи, я переоденусь.
— Зря. Лучше сейчас папе показаться, иначе его хватит удар, и он не пустит нас никуда.
— Я сначала маме скажу об этом, — недовольно надулась она, — скажет — показать, покажу.
Концерт и показательное выступление по укрощению драконов было чуть позже, после того, как Лониэлла рассказала о том, что сказал брат, а именно — за завтраком. Енка не была Енкой, если бы не продемонстрировала своё новое платьюшко.
Пока она сидела, не особо было заметно провокацию, но, когда поднялась из-за стола… Все сразу подпрыгнули от львиного рыка графа:
— Что! Это! Такое!!!
Ена чуть не упала. Хотела присесть, но уже отошла от стула и только подскочивший Мэй спас положение, очутившийся как раз сзади.
— Граф, чтоб тебя… Я чуть не умерла с перепуга. Зачем же так кричать? Можно же спокойно всё обсудить, — она стала обмахиваться салфеткой для колен.
— Для этого надо было меня поставить в известность, что вы там себе шьёте.
— Ну, подумаешь, короче, чем тут положено. И всего-то чуть выше щиколотки!
— Чуть? Да это же почти до колена!
— Там такая мода, что я могу поделать.
— Носить, как положено! — отрезал граф и выскочил из залы.
Енка подмигнула перепуганной Эльке и, прижав к себе, поцеловала. — Не боись, всё будет хорошо.
Они отправились к Лониэлле и застали там графа, разглядывающего платья, разложенные на кровати. В руке он держал кристалл. Видимо, уже поговорил с Грингом или братом. Услышав их, повернулся:
— Вот это безобразие зашить, — поднял двумя пальцами край подола. Разрез шёл почти от середины бедра. — Вот сюда пришить кружево, — он ткнул пальцем в декольте, — вон, вижу, рулоны лежат разные на столе. Надеюсь, у дочери нет никаких разрезов?
Енка с готовностью покрутила головой:
— Нет, конечно. Зачем?
— Вот это платье — с кружевами по подолу и на рукавах — очень скромное, — кивнул он на платье, которое демонстрировала девочка брату.
— О, вам нравится? У меня тоже есть похожее.
— Представляю… — бормочет он, — вот что за привычка доводить меня…
— Вы сами себя доводите, милостивый государь, — ехидно хмыкнула она, — сначала надо всё посмотреть, внести коррективы и орать не надо было. А то всех детей напугали мне, — она закатила глаза.
— Что? Детей? Йена, дорогая, ты уверена?
— В чём?
— Что ТАМ, — он кивнул на живот, — не один ребёнок?
— Ээээ… Понятия не имею. Я имела в виду Мэя с Лониэллой. Ну и этого, конечно. Он, знаешь, как испугался! Ка-а-ак прыгнет, как стукнет меня пяткой в… куда-то в селезёнку.
— Прости, прости, я постараюсь больше не кричать, — он прижал её к себе. — Уж пора бы и привыкнуть к твоим фокусам, но они же каждый раз разные! — он поднял в молитвенном порыве глаза к потолку.
— Ладно, Петрусик, я постараюсь тебя сильно не нервировать, — она погладила его по щеке, и он тут же поймал рук и поцеловал ладошку.
Мир установился, “девочки” переоделись в “нормальные”, чуть переделанные платья и они открыли портал в точку, построенную Грингом.
— Дети, быстро ко мне! — Енка притянула Лониэллу, а Мэя прихватил отец.
Через минуту оказались на задворках двухэтажного красивого дома. В окно выглянула Аннарэн:
— А вот и гости приехали! Гринг, дети явились!
Он вышел из какого-то кирпичного домика:
— Привет, гвардия! Заходите в дом. Как это я промахнулся, хотел вас
сразу в зал отправить. Но и так ничего, тут деревья высокие, ничего
за ними не видно.
Дети уже неслись с визгом к бабушке, которую называли по-драконьи — мура*.
— Доброго дня, — присела Лониэлла, мальчик склонил голову, а она просто расцеловала их по очереди.
— Лонечка, солнышко, ты такая красавица! Неужели ваши портняжки такое сшить умудрились?
— И они тоже, — счастливо засмеялась Лониэлла, — в основном, мама. — Да, рукодельница она у нас. А вот Мэя так и не одели. Но я позаботилась о тебе, дорогой. Иди-ка сюда.
Она утащила мальчика по лестнице на второй этаж, и они скрылись в другой комнате. Эльку не взяли и она, скучая, выскочила снова во двор к родителям.
— А где папа? — не увидела отца и стала озираться.
— Не ищи. Его деда Гринг забрал в гараж, там и машиной похвастается, и переоденет, — она хихикнула. — Представляю, как он плеваться будет. Пойдём от греха подальше, по саду походим, яблочки ранние пожуём. Мама сказала, что клубничка созрела, мы сейчас это дело проверим. Днюха ваша завтра же? Испечём или пирог клубничный, или торт. Что выбираем?
— Торт, конечно!
Енка вздохнула, ей хотелось пирога. Разрезаешь его, а там сочные бочка красненькие. М… Вкуснотища! А за-а-апах! Но… Хм, а почему бы и не совместить? Сегодня пирог, завтра торт… Возиться, правда, неохота.
Они пошли по дорожкам в сад, вышли к прудику, что называется — два на два, и тут их догнал вопль “раненого” дракона:
— Да ты, барон, издеваешься надо мной! Как в этом ходить???
— О. джинсы надел, наверное — прокомментировала Енка. — Я бы советовала ему другой наряд. Но пусть пока так. Ведь не прямо сейчас пойдём в город? Если честно, меня туда не тянет вот вообще. После того-то раза, — она криво улыбнулась. Лониэлла прижалась к ней,
— Не бойся, мама, мы с тобой.
— О, теперь я спокойна! Спасибо, дорогая! — Ена чмокнула девочку в макушку. — Вон теплица, — она показала ей невысокий и длинный домик, весь в стекле, — думаю, клубничка там.
И она угадала.
— Элечка, зайка, налетай!
Она растерялась:
— Мам, прям так и есть? А помыть?
— Ты что, с грядки я лично никогда не мыла. Но, если боишься, так и быть, собирай… вон, в миску, а я так поем, уже слюной изошлась.
И она набросилась на ягоду и ела прямо там, а Лониэлла аккуратно насобирала полную железную и, довольно глубокую, миску. Енка съела штук пять или шесть. И поняла, что на сегодня наелась. Увидев, что миска у дочери полная, потащила её в дом. Там, на кухне, сидел Петрус, с нахмуренными бровями и метал молнии глазами.
— Вот неправильно мы Виторуса Горынычем звали, — сказала, отправляя в рот клубнику, стащенную из миски, — Горыныч у нас — ты. Чем снова недоволен мой господин и повелитель?
Анни фыркнула, а Гринг захохотал. Петрус подёргал ртом налево-направо и встал с таким отчаянием на лице, что Енке стало его жалко.
— Сама смотри… Как в этом ходить? На меня же смотреть будут ВСЕ! Мы для этого приехали, чтобы меня выставить на посмешище?
Джинсы, и правда, были… ну очень узкими, особенно выделялось одно стратегически важное место. Она кивнула:
— Да, дорогой, эти штаны не для тебя. Я как знала. Где там моя сумка?
Петрус настороженно следил за её действиями. Сумку принесли из прихожей и она сунула её сыну в руки:
— Мэйчик, проводи папу, пусть переоденется.
Мэй покраснел и вылез из-за стола. На нём были брюки из лёгкой джинсы, но не в облипку, а свободные, слегка расклешённые, с длиной до середины лодыжки. Петрус нахмурился, но, ничего уже не сказав, молча пошёл за сыном.
— Не съешь там мне ребёнка! — крикнула им вслед Енка и Мэйнард неуверенно засмеялся.
Они поднялись наверх, и мальчик завёл папу в комнату, где и сам одевался. Одежда была белая: белые, парусиновые широкие брюки и свободного же покроя рубаха, типа, апаш, тоже белая.
— Мама сама шила, — тихо сказал Мэй.
— Когда она успела-то? — покачал головой Петрус и переоделся. Теперь он выглядел, как Никита Михалков в роли Паратова*, но значительно красивее. Только без шляпы. Паратовым обозвала его тёща Анни, когда они с сыном спустился вниз. А несносная супруга, леди Йена, уставилась на него в восхищении.
— Если бы я была замужем и увидела вдруг тебя, бросила бы несчастного и убежала к тебе сломя голову. Красавчик же просто!
Гринг согласился:
— В этом да, ты выглядишь значительно лучше. Паратов, не Паратов, но брутальный мужик, однозначно.
Аннарэн хлопнула в ладоши:
— Всё, всё, идём кушать! Я пирог испекла ради дорогих гостей.
— О, мамочка! Я тебя обожаю! А я тут голову ломаю, как уговорить тебя пирог испечь из клубники, — Енка радостно помчалась в столовую.
Вскоре все уплетали ещё тёплый пирог, испечённый баронессой собственноручно. Они успели съесть только по кусочку, как к ним ворвалась эльфийка местного разлива, Тома-Тасмариэль:
— Еночка, радость моя! Как я соскучилась! О, близняшки! Привет- привет. Рада видеть и ваши замурзанные в клубнике мордашки. Граф — наше вам с кисточкой. Тёть Ань, мне пирога дадут?
— Садись, Томочка, конечно, есть и для тебя пирог, как же. Где твой супруг?
— Он ещё работает, а я… — она откусила большой кусок, — шражу шуда, как ашвабажилась.
— Прожуй, — смеётся Анни.
Все смотрели на Тасмариэльку с любовью и улыбками, её просто невозможно было не любить, и можно было простить всё, что угодно. С ней всегда становилось и светлее, и веселее. Одета Тома была… Петрус был в шоке — короткое платье, не достающее даже до колена, вырез чуть не до середины груди, и абсолютно голые по самые плечи руки! КАК брат разрешает своей жене ходить в таком виде? Он этого не мог понять… Все в напряжении ждали, что он скажет. Но граф промолчал, мысленно махнув рукой.
После завтрака Гринг выкатил из гаража свою Шевроле и открыл дверцы:
— Милости прошу к нашему шалашу, — оскалился он в улыбке аллигатора.
Из прибывших одна Енка знала, что это такое, остальные — только по её рассказам. Они обошли “карету” по кругу, постучали по корпусу, дети — в восхищении, Петрус предсказуемо — со скепсисом. — И как она ездит? Без лошадей…
— А, лошадей в ней прилично, — усмехнулся барон, — не переживай, поедет, повезёт и довезёт. Погружайтесь уже.
Сел сам и пригласил Петруса на переднее:
— Граф, иди сюда, дамы сядут сзади. Мэй, Лониэлла, там для вас спецсиденья есть, детские, вы в них садитесь, а то полиция поймает, заарестуют нас, — он захохотал. Аннарэн покачала головой:
— Ну и чего пугать, кто тебя остановит. Тебя полгорода боится.
— Не боится, а уважает! — поднял он палец кверху. Она фыркнула:
— Ага, особенно Красавчик… ой, — бабуля испуганно глянула на девочку., но та не отреагировала на её реплику. Гринг посмотрел на жену в зеркало и покачал головой. В глазах его веселились вовсю те самые шерды. Машина фыркнула, рыкнула и тронулась с места. Дети прилипли к окнам, а Петрус напрягся и и оглянулся с беспокойством на свою Йену.
— Милый, в обувной!
Все, кроме Гринга, удивились.
— Мам, а зачем в обувной? Вроде, у нас всё в порядке с обувью — спросила Люсьена.
— Мы переобуем детей в кроссовки. Для завершения образа. Не в этих же ботинках им ходить. Всё же, лето. Большинство и вовсе в сандалиях ходят.
— Только мужу моему не покупайте ни кроссы, ни сандалии. У него другой образ.
— Да, да, Паратова Сергея Сергеича, — засмеялась Анни. — Мы ему купим белые туфли, так и быть. А тебе что купить? Может, что-то на каблучке. Ты же так любишь на них ходить.
— Нет! — категорически запротестовал Петрус, — какие каблуки! Вы ещё её на шпильки поставьте. Йена ждёт дракончика, какие каблуки??? Чтобы ноги себе переломала?
— Тебе достался очень заботливый муж, — похвалила его Аннарэн, — я, вот, и не подумала об этом. Ладно, посмотрим, что тебе подойдёт.
Енка отмахнулась:
— Не надо ничего, детям купим и хватит. Мне в этих комфортно, я к ним притёрлась, а они ко мне. Да и по цвету подходят.
На этом закрыли вопрос и Енка повернулась к подруге. Шепнула на ухо:
— Рассказывай, как ты тут живёшь. Как город? Нравится?
— О, да! Здесь, по сравнению с нашей дырой, шикарно. Меня все боятся на новом месте, — она хихикнула, заправляя прядь волос за ухо. Раньше она этого не делала. Наверное, радуется неэльфийским ушкам и теперь их всем демонстрирует. Ладно, об этом потом.
— А чего боятся-то? Такая грозная снабженка?
— Жена ГлавШефа! Пытались тут некоторые его соблазнить, так он их сразу поувольнял. “Пишите, говорит, заявление по собственному. Или вам перевод в наш филиал могу устроить, во Врославль”. Хихи! Где Калининград, и где Врославль! Так что, атаки на него прекратились. Пока, по крайней мере.
Енка посмеялась и повернулась к матери:
— Мам, а вы где живёте? Это же не Калининград?
— Нет, конечно, посёлок Заградское. Мы, когда выбирали, где поселиться, изначально искали что-то не квартирного типа. А здесь понравилась и инфраструктура, и улица. Представляешь, она называется Изумрудная, как в Гренслоу. Мелочь, а приятно, — засмеялась она.
Машина выехала уже на шоссе и мчалась, хоть и в небольшом, но потоке машин. Петрус смотрел с интересом, а дети от восторга просто пищали.
— Мам, мам, глянь!
— Пап, ты видел?
— А куда мы поедем после обувной лавки?
— В кино, на мультики, — ответила, повернувшись к ним, Аннарэн. — А потом — в кафе. Оттуда уже в парк.
— Здорово! Целый день здесь проведём, да?
— Да, пока с ног не свалитесь, — хмыкнул отец.
— Навряд ли мы этого дождёмся, — засмеялась Енка.
И вот они въехали в город и начали мелькать мимо них многоэтажки. Вопросы посыпались с удвоенной силой и женщины отвечали по очереди, что за дома, почему они не падают — такие огромные, куда пропадают люди, спускаясь куда-то под землю. Этих они увидели, когда останавливались на светофорах у переходов. И, конечно — а что это за многоглазое чудище, и почему оно подмигивает своими глазами по очереди? Так что, скучать никому не пришлось. Петрус ничего не спрашивал, но ответы слушал, тем не менее, очень внимательно.
Гринг притормозил и открыл двери:
— Всё, выгружаемся. Приехали.
Дети оробели. Одно дело — ехать в “карете” среди своих, другое — выйти из неё в этот новый для них мир. Наверное, Хойвелл был прав, не выпуская мамочку сразу из замка. Пока то, да сё, пока привыкла…
Наконец, все вышли и очутились перед величественным, очень красивым зданием. Это был ТЦ, один из самых красивых и довольно функциональных гипермаркетов.
— Как говорится, всё в одном флаконе, — подмигнул Гринг гостям.
Дети шли, разинув рот и задрав головы.
— Сначала в обувной, потом… — Енка притянула отца за руку, заставляя нагнуться и что-то зашептала на ухо. Тот заулыбался и кивнул.
— Сделаем. Главное, чтобы на мультики свои не опоздали.
И потащил всех внутрь. Близнецов пришлось крепко держать за руки. Народу было полно, компания побродила по первому этажу, лавируя между ними, выяснили, где можно купить обувь, и отправились туда.
Абсолютно белых летних туфель сразу найти не удалось. Были с разными оттенками, а совсем белых — неа. Консультанты разводили руками и посылали в соседний бутик.
Прежде, чем он успел задать вопрос — что это, и куда его послали, Ена, подхватив мужа под локоть, тащила его на выход. Все шли дальше, в следующий обувной. Наконец, нашли, что искали, и они выбрали Петрусу туфли с мелкими дырочками по носу. Его тут же переобули и, упаковав его собственные, с пряжками, отправились в детский отдел, на третьем этаже. Им выбрали быстрее, так как кроссовок было полно. Вот только Лониэлла отказалась надевать кроссовки, даже мерить не захотела.
— Они не девочковые, — сказала она шёпотом и показала, какие она хочет. Ну, что, девочка, куда деваться. Выбрала тоже беленькие, как и у папы, с ремешком, крепившимся какой-то жёлтой железякой, с круглыми носочками и каблучком в полсантиметра. Переобули детей и отправились бродить по третьему этажу. Он был весь детский. Здесь были и кафешки, и игровые зоны, и отделы с игрушками. Вот туда-то они и привели детей.
Вот где глаза разбежались! Они просто онемели от восторга. Если бы не железное воспитание, то давно бы с визгом носились между рядами и полками. Близняшки ходили с восторгом в глазах, но молча, только иногда пихая друг друга плечами и показывая то глазами, то подбородками на поразившие их игрушки. Петрус следил за ними, чтобы чего не свалили, а Ена — что им понравилось. Наконец, выбор был сделан и из отдела дети вышли довольные — Лониэлла с шикарной куклой, а Мэй выбрал себе водяной автомат. Ена посмеялась и… купила ещё три, многообещающе подмигнув Петрусу. Он только глаза закатил. Понял, что в замке снова будет всё вверх дном.
Зато не смог пройти мимо детских спортивных турникетов. Долго разглядывал и хотел уже попросить барона купить ему эту штуку, но тот сказал, что сам сделает им такую и даже лучше.
— Да, да, у вас в замке есть очень интересная штука, лучше этой, — оживился Мэйнард, — мы там занимались уже с пра-укки*. Укки Гринг, ты нам такую же сделаешь?
— Да, такую, — кивнул он. — Пошли в кино, мультики скоро начнутся.
Отдав детям билеты, они подошли к нужному залу и оба взволнованно протянули их контролёрше. Та молча пересчитала билеты, взрослых, что их сопровождали, и оторвала контрольные
кончики, чем огорчила Мэя. Он уже хотел их отвезти домой и
положить в копилочку. А такие, оборванные, его уже не прельщали.
Усевшись, Ена начала наставлять детей, поглядывая на Питеруса:
— Короче, снусмумрики, смотрим молча, без криков ужаса, что на вас едет паровоз или ещё что-то “вылетает” с экрана. Помните, да, что это просто рисунки, но двигающиеся?
Они охотно закивали. Но ухватили один папу, другая маму за руки мёртвой хваткой. С краю устроились Гринг с Аннарэн и Томка. Её посадили подальше от недовольного графа. И вот выключили свет. У детей глазёнки сразу вытаращились:
— Зачем?
— Так виднее, — шепнула мама Йена, — расслабься, ты мне пальцы сломаешь, — засмеялась дочке в ухо. Та нервно хихикнула и чуть отпустила. Наконец, действо началось… Мультик был про Рапунцель и, если Лониэллка была в восторге от начала до конца, то Мэю поначалу не понравилось. Он был расстроен, что мультик девчонкин, и бурчал себе под нос, но потом увлёкся, хихикал, злился на ведьму, хохотал над сковородкой, в общем, в конце всё понравилось. Обошлось без казусов каких бы то ни было. Выйдя и зала, ели мороженое, покатались на паровозике, попрыгали на батуте и отправились в кафе. Для этого Гринг увёз их в другое место. Ехал неторопясь, чтобы все могли увидеть красоту города и привёз в детское кафе со столиками на улице и видом на набережную. Столики были заказаны заранее и их усадили под уютным полосатым навесом с подушками на диванчиках. Близняшкам всё было интересно, они везде совали свои любопытные носы и угомонились, только когда принесли еду — все проголодались и они, разумеется, тоже. Но едой могут наслаждаться только взрослые. Дети наелись и уже снова ёрзали и подпрыгивали. Пришлось заказать им по соку и ещё по одной порции мороженого, другого они ничего не хотели в качестве компенсации. Мороженое было в креманках, шариками, и Мэй с удовольствием его лизал, то и дело задевая носом, а Лониэлла аккуратно, по кусочку, отковыривала ложечкой и ела, жмурясь от удовольствия.
После кафе отправились в парк с драконами. Или драконом.
— Как повезёт, — хохотал басом укки Гринг.
У входа была красивая арка
А дальше- кого только не было! Бабочки, птички, животные самые разные, даже вазы! А уж про цветы и говорить нечего!
Дракона обещанного встретили, всё же, и какого! Огромного, длиннющего, как и всё тут остальное. И смешного. И он весь светился множеством огоньков.
Они носились между светящимися инсталляциями, забыв и о том, что они в другом мире, и о взрослых, которые, хоть и поглядывали на детей, но не сильно давили. Пусть побегают.
Там много чего было ещё интересного. Но одно происшествие выбило Лониэллу с накатанной дорожки и испортило всё впечатление о прошедшем дне.
Они с Мэйем то шли, то бежали, веселясь, хохоча, гоняясь за друг дружкой по парку и его аллеям. Как вдруг она как будто наткнулась на преграду и остановилась, застыв изваянием. Девочка увидела на скамейке парня. Совершенно потерянного на вид и мрачного. Он сидел, нахохлившись и сунув руки в карманы, взглядом упёршись куда-то в пространство. А она смотрела на него… смотрела… и вдруг медленно подошла ближе. Встала напротив и просто молчала. Парень поднял голову и тоже уставился на девочку. Тогда она, сама, не зная, зачем, сказала:
— А у меня сегодня день рождения.
Он кивнул и показал на скамью:
— Садись, раз день рождения. Отпразднуем.
И она села. А парень достал что-то из кармана и протянул ей:
— Бери. Он красивый. Видишь, как переливается? Должно понравиться.
Это был браслет из драконьей чешуи. Лониэлла взяла, посмотрела и надела на руку.
— Спасибо… лорд…
Парень неловко дёрнулся и взглянул на неё с сожалением:
— Жаль… Жаль, что ты не она.
И ушёл.
Мэй уже умчался вперёд и не заметил этого вначале. А когда обернулся, увидел, что сестра сидит на лавочке рядом с взрослым парнем. И рванул обратно. Пока бежал, парень ушёл, пройдя мимо него, а сестрёнка сидела, вся поникшая и со слезами на глазах. Он сел рядом.
— Прости. Обещал за тобой присматривать, а сам… Чем он обидел тебя?
— Ничем, — замотала головой, — мне просто стало грустно. Он кого-то мне напомнил. Из снов. Сидел такой… печальный-печальный, как рыцарь печального образа… помнишь, мама про него рассказывала? Смотри, что подарил… — она протянула брату браслет. Мэй посмотрел, потрогал пальцем, а потом вдруг сказал:
— Знаешь, а я заметил у него кое-что, он шёл и наматывал на руку…
— Что?
— Твой пояс от платья. Помнишь, ты потерла тогда в парке?
— Думаешь, это он, мой пояс?
— Может, и показалось, — тут же засомневался мальчишка.
Тут их и догнали взрослые. Которые сразу отругали неугомонных близняшек.
— Всё! Домой, только домой! — папа был неумолим, но, к их всеобщему удивлению, дети, переглянувшись, кивнули и, послушно взяв родителей за руки, пошли за ними.
Всю дорогу она повторяла про себя: “Рыцарь печального образа… рыцарь печального образа”.
Вернулись домой, к Грингу с Аннарэн, поздно вечером. Свою алвею Горыныч забрал по дороге, связавшись через кристалл. Люсьена была обеспокоена унылым видом дочери, поэтому сразу уложила её спать.
— Мне кажется, перегуляли мы, — с досадой сказала она, выйдя из детской. — Слишком много впечатлений.
Петрус не стал комментировать, чтобы не ругаться, но был полностью согласен с женой. Аннарэн разлила по кружкам чай и выложила остатки пирога. Все были несколько обеспокоены вялостью девочки.
— Мэйнард тоже спит? — спросила Анни у Енки.
— Вроде… не поняла. Уходила, он лежал под одеялом. А что?
— Вдруг он что-то знает. Мне кажется, у неё что-то случилось, но не хочет говорить.
— Обычно сразу рассказывает всё, что с ней происходит.
Неожиданно появившийся Мэй, потянул её за платье.
— Мам…
— Ой, не спишь? Обманул меня? Ну, как папа и предполагал, — она прижала мальчика к себе. — Есть что сказать?
Он кивнул. И зашептал ей на ухо. Все смотрели с возрастающей тревогой. Что могло случиться, что он не решается даже вслух сказать? Петрус не выдержал и взорвался, рыкнув:
— Мэйнард, говори вслух. Здесь все свои. Отсюда никуда это не уйдёт.
Мальчик выпрямился.
— Я не могу, — он вскинул подбородок, — я обещал Лоньке, что скажу только маме.
Петрус подёргал бровями и поинтересовался, снизив напор:
— Сказал?
Он кивнул.
— Возьми пирога для себя и сестры и иди. Тоже не спит?
Снова кивок. Ена вздохнула и погладила его по голове.
— Ну, поешьте и укладывайтесь уже. Я позже загляну.
Мэй забрал отрезанные куски пирога, а Петрус, прихватив две кружки, пошёл с ним.
Вернулся быстро.
— Не говорила ещё?
— Нет, тебя ждала. Как она?
— Ничего, нормально, взяла и пирог, и чай.
— Садись, — она потянула его к стулу около себя. — Итак, из того, что он мне нашептал, я поняла, что Лониэлла встретилась в парке… с Вовой.
Гринг подскочил:
— Как? Его отец сказал мне, что отправил сына в Москву, развеяться.
— Дети его не помнят, как я поняла, просто она подошла к нему, сама не понимая, зачем. И он ей подарил браслет из драконьей чешуи. Из этого я и сделала вывод, что это был Вова.
— И где браслет?
— У неё, разумеется. Я его не видела, кстати. Видимо, сняла. Ладно, зайду, надо будет как-то посмотреть на него.
Аннарэн, всё это время нетерпеливо ёрзая, наконец, сумела вставить своё слово.
— Как минимум, Вова влюблён в Лониэллу.
— Мам, ты что! С чего ты это взяла? Ему же лет двадцать, как минимум.
— Восемнадцать, днюха будет… шерд, уточнить надо, кажется, осенью, — сказал Гринг.
— Когда мы его переправили тогда сюда, у него выпала из книги бумажка какая-то и я подняла её. Так вот, там был рисунок Лониэллы, если что. И так нарисован, что я обалдела!
— Как? Как он её нарисовал? — снова зарычал Петрус, поднимаясь, но Гринг усадил мужчину обратно, — нормально нарисовал. Красиво. — Я бы сказала — выразительно и один в один. Глаза, губы, конечно, выделил. Я, как увидела, даже подумала, что это фотография.
— Нда… Кто бы мог подумать… — пробормотал граф.
— Ну, на самом деле, заметно было, что он её выделяет как-то. Но, чтобы так уж…
— Глаз не спускать с неё! Барон… Не могли бы узнать, где он на самом деле? — Петрус вытер вспотевший лоб салфеткой.
— Да что вы все так всполошились? Подумаешь, браслет подарил… Завтра уедем и всё, он тут, мы там, — Ена попыталась успокоить разбушевавшиеся страсти.
Гринг кивнул графу:
— Обязательно. Самому интересно. То ли меня его отец обманул, то ли его самого сын. Будет под моим неусыпным присмотром, обещаю.
Ещё посидев с полчаса, они разошлись.
Утром Ена зашла к детям. Они ещё спали. Видимо, вчерашние приключения их укатали так, что рано подниматься никак не хотелось. Она воспользовалась этим и поискала браслет. Ни на столе, ни на подоконнике, ни на тумбочке… В общем, всё обшарила, но его так и не увидела. Хм… На руке? Но вчера она её сама укладывала, не было ничего, заметила бы. Под подушкой? Тихонько проскользнула под подушку и нащупала что-то. Но вытащить не успела, Лониэлла завозилась и Енка быстро вытащила руку. Девочка открыла глаза и, увидев маму, улыбнулась.
— Мамочка! Доброе утро.
— Доброе, солнышко, — мама Йена поцеловала дочь и та, вытащив руки из-под одеяла, потянулась к ней, чтобы обнять и… Енка опустилась на кровать, чуть не застонав.
— Элечка, дорогая, что это у тебя на руке?
На её запястье красовалась татуировка. Такая же, как у Вовы. Она её помнила. Лониэлла посмотрела на свои руки с любопытством и, увидев то же, что и мама, округлила глаза:
— Я не знаю… Мама! Ой! папа… Он будет кричать и ругаться… я не знаю, что это!
— Ты помнишь, что вчера было в парке?
— Конечно! — она оживилась, — было так здорово! Там такой драконище был! Мы его на спор оббежали с Мэйкой три раза! Мне и мультики понравились. Хихи! — она зажала рот ладошкой, — и мороженого объелись. У меня потом живот болел… чуть-чуть совсем! Не бойся!
— У меня ничего не болело, — ответил с дивана Мэйнард. Он полулежал на боку и поддерживал голову рукой, локтем упираясь в подушку.
— Это всё, что ты помнишь?
— Ну… Катались на машине укки Гринга, что ещё? А, купили же мне куклу! И красивые туфельки. Мама, мы заберём их с собой?
— Куклу заберём, а туфли… даже не знаю. Спросим папу.
Ена поправила её растрепавшиеся локоны:
— Всё, раз проснулись, вставайте. Завтракать пора.
Она вышла и прижала пальцы к вискам. Забыла всё или так научилась притворяться? За одну ночь? Найдя уже сидящего в гараже с Грингом Петруса, рассказала, где увидела браслет и в каком виде. И, конечно, о том, что она ничего не помнит, откуда это “украшение” у неё появилось. Мужчины переглянулись.
— Думаю, что, раз так… Хм… — Гринг потёр свой подбородок. — Всё равно до совершеннолетия ждать придётся. Сейчас рано об этом говорить.
— Вернёмся домой, схожу в Храм, может, там что подскажут, — нахмурился Петрус. — Татуировку эту скрыть надо как-то…
— Под длинные рукава? Или, может, я ей фенечек наделаю красивых, с разными бусинками, подвесочками.
Петрус повернулся к жене:
— Что за фенечксы? Не фениксы огненные?
— Нет, — засмеялась она, — просто браслетики такие. У нас их вся молодёжь носила одно время. И я в том числе.
— Ладно, — махнул он рукой, — делай эти фенечксы. Пусть будут. Надеюсь, в школе не будут смеяться.
— Я гарантирую, что будут ещё и выпрашивать поносить. Ну, что, поехали покорять новые красоты Калининграда? — бодро спросила она.
— Я бы уже увёз детей обратно — проворчал заботливый папа. И услышал позади дружное:
— Нееет! Папа, нет! Мы ещё на каруселях не катались!
Он прищурился:
— И как давно вы подслушиваете?
Они обиделись:
— Мы только вошли.
— Папа, ты что?
Взрослые внимательно на них посмотрели. Особенно на Лониэллу. Но та безмятежно улыбалась. Взглянув на отца, испуганно ухватилась за руку. Он кивком подозвал и, когда она мышкой подшмыгнула к нему, протянул руку:
— Показывай, что там у тебя. — И тут же скривился — несносная супруга пнула его под столом. — Да не бойся, я сегодня добрый… с утра.
Лониэлла протянула руку. И все увидели переливающуюся татушку. Практически, то же самое, что и Красавчика, но, пожалуй, поярче, покрасивее.
— Ничего себе, — ошарашенно произнёс Петрус и все ему вторили своими междометиями. Девочка заплакала:
— Папочка, я совсем, вот совсем не знаю, как она на мне проявилась. Не ругай меня!
— Да не буду, сказал же уже. А драконы назад слово не берут, так и знай, — он поцеловал её и отпустил. — Садитесь уже, завтракать будем. Да на ваши карусели поедем.
Девчушка успокоилась и уже с весёлой, хоть и заплаканной физиономией, уселась рядом с Еной. Всё же, ей она больше доверяла.
Сегодня был у них запланирован парк развлечений “Юность”. И уже через пару часов они были там. Сегодня с них глаз ен спускали, причём, как те, кто с ними приехал, так и приехавшие своим ходом Горыныч с Тасмариэль. Томка с удовольствием катались с ними, хоть и ворчали на это рассаживающие детей операторы. Но, поскольку дама была худенькая, и совала вдобавок им деньги прямо в руки, то закрывали глаза на такое нарушение. Типа, сами не знаем, как просочилась.
Петрус им даже завидовал. Вот бы тоже… на чём-нибудь таком, пощекотать нервы. Вскоре такая возможность предоставилась и даже два раза. Первым был аттракцион на автомобилях. В один сел Гринг, заполнив её до отказа, но умудрившийся усадить себе на колени Лониэллку, а во вторую сели Петрус с Майнардом. Конечно, команда Гринга выиграла. Они несколько раз толкнули машину “мальчиков” и загнали их в “угол”.
— Так нечестно! — завопил тут же мальчишка. — Укки Гринг умеет водить машину, а мы нет!
— Ладно, уговорил, меняемся, — кивнул укки, забирая себе внука.
И они снова ринулись сражаться. Уж, что он там мальчику шепнул на ухо, но выиграла снова “смешанная” команда. И брат улыбался во весь свой щербатый рот — выпал зуб. А когда — никто и не заметил.
Вторым по щекотанию нервов была комната страха. Хотя, боялись больше дети, и то — дочка осталась с мамой. Сын молодец, хоть губы и сжал, но был на высоте, настоящий дракон! Разная расцветка комнат: то красная, то зелёная, руки-скелеты, черепа, стоны, рыки… Ха! Да разве это рыки! Вот если бы они с бароном и Виторусом рыкнули, то все тут же умерли бы от страха. Он хехекнул и обернулся — кто-то тронул за плечо… И чуть сам не умер от неожиданности — на него смотрела скалящаяся физиономия с капающей с губ то ли слюной, то ли кровью.
Хорошо, едущий позади барон захохотал на его перекошенную физиономию, а то бы аттракцион недосчитался одного экспоната.
Ена не поехала, ибо, сказала она, ей её нервы дороже этого развлечения. Элька осталась с ней, как и подруга с матерью. И они развлекались, просто наслаждаясь прогулкой. Нашли киоск с сувенирами, игрушками, альбомами и раскрутили Томку на несколько мягких игрушек. Одной игрушкой были две панды, второйая, как ни странно, Снусмумрик с мумми-троллями.
Всё это нагрузили на вышедших, жмурящихся на солнце, мужчин.
— Вы бы ещё слона купили… — застонал Гринг.
— А можно? — тут же откликнулась внучка. Мэй в восторге разглядывал панд и особенно — Снусмумрика.
— Ты же дашь мне его поиграть?
— Конечно, — заважничала Элька, но тут же сдулась, — я нам купила. Я со Снорк играть буду, а тебе этих двух.
Качели, карусели, кафе, снова какой-то паровозик… Домой приехали так поздно, что дети уснули прямо в машине. Папа с дедом их перенесли, мама уложила и тут вдруг бабуля и говорит:
— А как же, кто-то хотел на вечерний сеанс сходить в кино? На последний ряд?
Енка закрутила сальто глазами, улыбаясь до ушей. Раз мама сказала, значит, что-то такое у неё есть для них.
— Какая картина?
— Тебе не всё равно? — смеётся она. — Идите, отдохните, а то, когда ещё приедете. Последний ряд на то и последний, чтобы отдыхать.
Она вручила им билеты в местный, недалеко от посёлка, кинотеатр, а Гринг отвёз.
— Приеду за вами через пару часов.
Они, и правда, так и не поняли, что за фильм показывали. Нет, поначалу Петрус пытался следить за тем, что там показывают, но несносная положила ему руку на колено… Он попытался сосредоточиться, стараясь не обращать внимание на её тёплую ладошку, но она, хихикнув, поднялась выше. И он сорвался, не выдерджал.
— Что ты делаешь, — шептал ей в губы, — тут же люди кругом… — но она потянулась ими к нему, провела язычком по губам, ну и… сама и виновата, что кино осталось где-то там, на белом полотнище. Очнулись, когда включили свет. Вид у графа был, как у нашкодившего мальчишки, взъерошенный и немного смущённый. Радовало одно — никто на них не смотрел и пальцем не показывал. Выйдя за руки на улицу, они посмеивались, он то и дело возвращался к соблазнительным губам, которые теперь пахли только клубникой, и он шептал ей в ушко:
— Моя мансиккА!
У стоянки их уже поджидал, улыбающийся Гринг.
— Ну, как кино?
Граф махнул рукой:
— Какое кино… Разве с ней можно что-то увидеть!
Барон захохотал, спугнув какую-то парочку, и открыл машину. Когда уже выехали к посёлку, он, чуть повернувшись к ним, сказал:
— В общем, я узнал. Ну, про Вову нашего. Отец, и правда, отправил его в Москву. Но тот, как оказалось, вернулся следующим же рейсом и жил у какого-то приятеля. Так что — это был, скорее всего, он. Больше же некому.
Папа с мамой переглянулись и оба синхронно вздохнули.
— Зато знаете заранее жениха дочери, — усмехнулся укки. — Я буду за ним приглядывать. Если надо будет, вправлю мозги.
Рано утром семейство выгрузилось в замке. Они выскакивали из портала, из которого вслед им летели мягкие игрушки, которые ловили близнецы, хохоча и бегая за ними. Куклу и водяные автоматы несла мама, на всякий случай.
Уже в этот же день она села плести дочери феникчсы, как их обозвал папа. Так их и называли впредь.
================================
пра-укки*- укки — прадедушка, дедушка
*мурмур — бабушка, мура — бабуля
*покой (суббота) — еврейский язык
*мансиккА — клубника