Месть со вкусом мяты

Глава 6

Граф вытащил откуда-то бумагу и чернильницу с пером в ней. Ена поморгала и уставилась на предметы в его руках, которые он устраивал на столике. Граф заметил её недоуменно вытаращенные глаза, приоткрытый рот и нервно сглотнул.

— Что вы так смотрите? — спросил и посильнее нахмурил брови.

Ена сморгнула и помотала головой:

— А, не, ничего… Просто показалось… показалось, что вы всё это, — она указала пальцем (и плевать, что это неприлично!) на бумагу с чернильницей, — достали из воздуха.

Он фыркнул пренебрежительно:

— Ну, не совсем, хотя, в общем-то, и да. Просто у меня всегда рядом пространственный карман есть. И там много чего полезного.

Девушка тоже нахмурила брови.

— Всё же, я бы предпочла, чтобы это всё мне просто показалось, — пробормотала она. — Если по поводу двери я думала, что это, всё же, ваши фокусы какие-то, то вот это уже явно же магия?

— Ну да, а что вас удивляет? А, понял. У вас там нет магии. Виторус же наказан и выслан в безмагичный мир. Как я мог забыть об этом! То есть, вы не в курсе, как работает магия?

Клубничкина задумчиво покачала головой. Потом сказала:

— Я читала про это всё. У нас многие увлекаются такими книгами. Они называются “фэнтези”. Там много направлений, но мне “фэнтези” всегда больше нравилось. Но, чтобы самой вот так вляпаться… Нда, попала я…

— Писать будем? — решил отвлечь от тягостных дум озадаченную девушку хозяин замка. Она кивнула:

— Пишите. Я потом прочитаю и подпишу.

Он присел в кресло и застрочил по бумаге пером. Ена наблюдала за ним, пытаясь заглянуть через плечо, но не преуспела в этом. Для этого надо было подойти вплотную, а она ещё не была готова к такому “интиму”. По её правилам деловые отношения и интим никто не смешивает. По крайней мере, она. А посмотреть стоило бы… Хотя бы потому, что, когда он дописал и пригласил к столу, она взяла листок, глянула на него и ничего не поняла. Написано было совершенно незнакомыми знаками. То ли иероглифы, то ли ещё чего. Она пыталась их соединять в слова, даже перевернула вверх тормашками, но ничего не получилось из этой затеи.

— Это на каковском тут накарябано? — поинтересовалась она, скептически задрав бровь.

— А вы, что, ко всему, ещё и читать, не умеете? — мужчина не удержался, чтобы не съехидничать.

— Я, кроме своего родного, знаю ещё два — английский и даже где-то — японский. Здесь же написано не по-русски, однозначно, не на английском, и даже не на японском. Так что придётся вам прочитать его, а мне поверить вам на слово. Если я каким-то чУдным… или чуднЫм? образом понимаю вашу речь и даже умудряюсь отвечать, то с чтением и письмом как-то не задалось, увы.

Он почесал себя за ухом, глухо рыкнув, а она опять сравнила его со львом Бонифацием и не удержалась, чтобы не хихикнуть.

— Не вижу ничего смешного, — нахмурился граф Петрус. — Возникает проблема, как вы будете проверять их уроки, — он ткнул подбородком куда-то вверх. Видимо, дети жили где-то там.

— Никак не буду проверять, — пожала плечами Клубничкина, — знания их проверять будут учителя или как они у вас тут называются, а я буду следить, чтобы они их сделали и что-то там написали, выучили и так далее.

— Магистры у нас…

— Оки, я вас поняла. Вот магистры — они учёные. Им и карты в руки.

— Какие карты? — изумился граф.

— Географические, — хитро прищурилась она. И с невинным видом спросила:

— А что, у вас есть и другие карты?

Он пожал плечами:

— Конечно, есть — игральные, магические, гадальные.

— Нууу… магические мне не надо, поскольку магии во мне нет, а вот два других вида… не могли бы вы мне подогнать? На досуге по вечерам, пасьянсик раскину на судьбу-злодейку, когда ваш долбанный замок-дракончик меня освободит из плена.

Он как-то странно покосился на неё, а потом взял в руки листок с договором.

— Хорошо, прочитаю вам, так и быть, — сурово сдвинул брови.

— Ага, сделайте мне, неучу с двумя образованиями, одолжение, — Ена уже откровенно веселилась. Надо же, он её обвиняет в том, что она читать не умеет!

- “Сейчас подсуну свой любовный роман, посмотрим, как он его читать будет!” Она сосредоточилась на том, что вещал мужчина.

— Итак, договор между леди Йеной Клубничкиной и хозяином…

— Каким ещё хозяином? Никаких хозяев! Наниматель и только так!

— …хозяином замка Хойвелл Лэнс Петрусом ГорянОвич Льёнанес-Силмэ сроком на месяц в качестве…

— Почему на месяц? Может, ваш Х… Хой этот выпустит меня раньше?

— На меньший срок у нас не заключаются договора. Поэтому пишем — ”на месяц,” а там, как получится. Разумеется, я вас отпущу сразу, как только это станет возможным.

— А как же ваши все, что улепетнули без оглядки от ваших деток?

— Гм… Есть испытательный срок, неделя. А вам его не предоставили, как я понимаю.

Она вздохнула. Да уж… Убить и закопать. Хотела достать новую жвачку, но, глянув на бумагу, скривилась и оставила на потом.

Он очень изящным, плавно-тягучим движением протянул ей ручку:

— Подписывайте уже и пора, наконец, поесть. Мы так толком и не завтракали.

— Ладно, подписываю, подписываю, — ворчливо ответила она, взяла перо и чиркнула свой автограф.

Граф взял листок, зачем-то его встряхнул, потом тиснул на нём свою закорючку с печатью и сунул куда-то в воздух. Бац! И нету. Ена повращала глазами и хмыкнула.

— Ну, вы, граф, идите, а мне себя в порядок привести надо. Где у вас помыться можно?

— Зачем у меня, — пожал он плечами, — у каждого свои апартаменты со всем, что необходимо проживающему. В вашей искомая комната вон за той дверцей, что за вазой с перьями. Но… я не возражаю, можете и в моей, если вас вдруг ваша не устроит.

Клубничкина глянула на него, прищурившись — шЮтник, однако. Интересно, он понял, что пошутил, или это он так вредничает просто? Зашла за вазу и увидела дверь. До этого её было как-то не видно за перьями. Обернувшись, проследила, как он, откланявшись, вышел и закрыл за собой дверь, которая щёлкнула на замок, и, вытащив из чемодана полотенце, мыло, крем, надела сразу шапочку с резиновыми тапочками и зашла в ванную. Как только Ена туда попала, её глаза тут же полезли на лоб, и она встала, как вкопанная. Ванная, если, конечно, можно её так назвать, была больше спальни раза… в два, в три? а всё остальное был бассейн. Она бросилась к его краю и увидела лесенку вниз.

— Уиии!!! — завизжала девушка и, быстро скинув одежду, снова разбежавшись, прыгнула туда ногами вперёд. С нырянием головой вниз у Люсьены как-то не заладилось. Раз нырнула и “поймала” макушкой камень. С тех пор не ныряет.

Люсьена уже раз пятый переплыла бассейн, и только тогда угомонилась. Вода была средней температуры, ни тёплая, ни холодная, всё, как она любит. Поднявшись по лесенке, пошла обследовать помещение дальше. В данный момент её уже интересовал просто туалет. Ага, кажись, вон он. А за второй раздвижной стенкой-ширмой была душевая. Впрочем, и ванная была, почти квадратная. Сделав всё, что планировала, с намотанным на волосах полотенцем подошла к двери, чтобы выйти в спальню, но вдруг услышала какое-то движение и, чуть приоткрыв дверь, прислушалась.

— Она ещё моется? (Лониэлла)

— Да, да, не выходила, давай быстрее! Ты придумала уже, что сделаем? (Мэйнард)

- Может, не будем? Если и она сбежит…

— Не сбежит! По крайней мере, пока Хойвелл Лэнс* её не выпустит.

— Как думаешь, почему он её запер?

— Не знаю, он всегда был себе на уме… но для нас это шанс повеселиться. Давай своего кехлика, сунем ей в кровать под одеяло.

— Не дам, мне его жалко. Вдруг она его выкинет в окно?

— Глупышка, он же летун, хахаха!

— Ну, ладно, на…

Они завозились, повернувшись к ванной спинами, и этим моментом Ена не преминула воспользоваться. Она вышла босиком и на цыпочках, но быстро и, как только оказалась в шаге от них, гавкнула во всё горло:

— Рррргаф!

Они подпрыгнули и, заорав не своими голосами, бросились врассыпную, но целенаправленно на выход.

— Эй вы, снусмумрики! Кнедлика своего заберите! А то я его на ужин себе закажу!

— Кехлик это, — пискнула Лониэлла, а Мэйнард быстренько кого-то забрал из-под покрывала, не показывая ей, и сунул себе под рубашку. Дети выскочили, как ошпаренные, а Ена, полностью удовлетворённая содеянным и довольно хихикая, стала перебирать свои маникюрные штучки для ногтей. Надела чёрные лосины и красную, с золотым драконом на спине, тунику с удлинёнными краями по бокам, обработала ногти, сделав их короче, но аккуратнее, и, сняв оставшийся кое-где лак, накрасила заново. Долго не выбирала, какой лак выбрать. Сразу вытащила кроваво-красный. Она как раз любовалась ногтями, вытянув руки перед собой, когда в дверь деликатно постучали, и она крикнула:

— Входите!

Вошла, по всей видимости, горничная, девушка в беленьком фартучке и какой-то странной шапочке то ли с ушками, то ли рожками. Правда, в кружавчик по краю. А вот свои уши у неё был открыты, ткань в этом месте была вырезана ровным овалом. Платье было длинным, тёмно-коричневым.

— Миледи, — пролепетала она, — вас ожидают в обеденной зале.

“Миледи” важно кивнула:

— Да, иду, я почти готова, спасибо, дорогая.

Девушка выскользнула из комнаты, а Ена не поняла:

— Эй, девушка, а куда идти-то?

Она выскочила следом и увидела девушку у стеночки, с потупленным взором.

— Пойдём, покажешь, где у вас обеденная эта зала, я ж ещё ничего толком не знаю.

Горничная пошла впереди с выпрямленной в струну спиной. Ена зацокала каблуками следом, не забывая смотреть по сторонам. Они спустились на второй этаж и прошли коридорами ещё несколько лестничных площадок вверх-вниз, но мимо. Наконец, девушка привела её к широким, двустворчатым, на вид — дубовым, тяжёлым дверям. Перед ними стояли два молодца, почти одинаковых с лица, по крайней мере, одеждой — чёрными, глухими сюртуками почти до колен, и такими же брюками, в белых перчатках и белым же воротничком. А, да, ещё и лампасы были, тоже белые. Они распахнули перед оставшейся одной Еной обе створки и другой лакей, стоявший за дверями — может, мажордом какой-нибудь, провозгласил:

— Миледи Йена Кир-Илна!

Божечки! Надо же было так извратить её имя! Она вошла и встала, неприлично округлив глаза. А что она ожидала увидеть? Кухню по типу “хрущовки”? Где начало и где конец, она не поняла. Света было столько, что она не сразу и стол-то увидела. Гордо задрав подбородок, прошла к нему и остановилась.

Но обалдевшей была не только она. Видимо, её вид привёл в ступор всех, кто сидел за столом, неприлично длинным. Куда садиться? Повернув голову, увидела слева графа. Одет, как… граф, разумеется. Конечно, не в камзоле со шпагой, но и не менее помпезно. Он вскочил и смотрел на неё, хоть и в своей манере — хмуро, но видно было, что впечатлён, так и сверлил глазюками, какими-то оранжевыми, что ли. Свет от свечей что только не покажет! Она отвернулась от него, фыркнув, и посмотрела, куда можно сесть. Но к ней уже вышагивал сам граф “Бонифаций”, и, взяв под локоток, препроводил к столу. Отодвинул стул, усадил, задвинул и, нагнувшись к уху, сказал негромко:

— Приятного аппетита. Надеюсь, вам всё понравится.

Она кивнула:

— Я тоже надеюсь, — и, наконец, обратила внимание, куда её усадили. Напротив неё сидели дети и напряжённо смотрели ей прямо в глаза, не прикасаясь к еде. Она не поняла сначала, что их так волнует, а потом вспомнила — скорее всего, они боятся, что она на них наябедничает. Хм, чтобы такого придумать… Эх, как она в этот раз пожалела о своей немагичности! Хоть чуточку бы… Но на нет и суда нет, надо кумекать что-то такое без неё.

— Итак, я гувернантка… С ума сойти… Кому сказать — не поверят же… А ваш дядя, — она ткнула в близнецов пальцем, — будет ржать, как конь Пржевальского, однозначно. Жаль, что он не подготовил меня к этой встрече с вами. Я бы уж подготовилась заранее, и очень основательно… — последнее она произнесла со зловещим подтекстом. — Промолчал, гадский дядя… ну, ничего, с ним справилась, и с вами справлюсь, — Клубничкина смотрела на них по очереди, то на девочку, то на мальчика в упор, не мигая.

И они не выдержали. Первым вскочил пацан и, кинув салфетку, бросился вон из столовой, и тут же выползла Лониэлла, быстро присела и засеменила следом. Отец сих деток просто глаза вытаращил — дети без спросу вышли из-за стола!

— Что это? — повернул он голову к Ене. — Опять уже что-то натворили?

— Нууу… Ничего такого, с чем бы я не справилась. Не переживайте.

— Боюсь, что уже начал. Если раньше я переживал за гувернанток и преподавателей, то теперь начинаю бояться за них. У меня вопрос… Вы не едите детей, случайно?

Конечно, вопрос прозвучал более чем иронично, но Ена не стала останавливаться и произнесла зловеще:

— Хаха, смешно! Ага, исключительно на ужин. Приятного аппетита, граф… — чуть не сказала — Бонифаций, и приступила к трапезе. Она не была обучена правилам пользования разными вилочками, ножичками, которые лежали вокруг тарелок, и решила, что одной вилки и одного ножа ей вполне хватит. Но ими она орудовала виртуозно и ела с большим аппетитом, больше не обращая внимания на графа Петруса. Оттопырив мизинчики, она изящно нарезАла на маленькие кусочки вкусное мясо и, наколов вилкой, отправляла в рот, и потом, пережёвывая их, оттопыривала губки. Она не смотрела на папашу, но чувствовала его прожигающий взгляд. Пф! Работая на его брата, и не к таким взглядам привыкла, так что… Увидела кувшин с тонким горлышком и затычкой в виде морды дракона.

— Что там? — поинтересовалась она.

— Вино. Лёгкое. Специально для вас просил принести.

Он протянул руку и, взяв кувшин, откупорил его. “Голова” отвалилась в сторону, но не упала, оказалось, она прикреплена сбоку. Ене это понравилось, и она улыбнулась.

- “Надо будет попросить его в виде сувенира, когда домой поеду”, - подумала она, — “симпатичный какой”. Слуга за её спиной дёрнулся было, но граф привстал и сам налил в ближайший к ней бокал рубиновое вино. Оно лилось и переливалось искрами. Клубничкина невольно облизнулась и втянула носом запах — пахло вино… мятой и ещё чем-то грейфутово-цитрусовым и коричным, что ли. Мужчина завис с кувшином в руках, глядя на её губы в красной помаде. Она ела, во-первых, аккуратно, во-вторых, помада была долгоиграющая и не “съедалась” так уж быстро. Граф забыл про кувшин в руках и вино полилось на скатерть. Люсьена взвизгнула — ручей потёк в её сторону:

— Осторожно! Вы своё вино расплёскиваете! Этак и вам не останется ничего!

Петрус очнулся и поставил кувшин на стол, кивнув лакею. Длинный, как жердь, лакей, согнувшись пополам, налил остатки вина графу и унёс кувшин, скорее всего, на кухню. Другой, что стоял за её стулом, на пятно положил квадратный кусок то ли бумаги, то ли твёрдой ткани и он сразу пропитался красным. Через минуту “бумага” была убрана и скатерть оказалась девственно чистой. Упс… Опять эти их фокусы! Но она даже бровью не повела, сдержала свои эмоции, как будто каждый день такое видит. Взяла бокал и, подняв на уровне своих глаз, покрутила его, любуясь цветом на фоне светильников. Оно очаровательно искрилось и, отсалютовав хозяину замка, произнесла тут же сочинённый тост:

— За наши краткосрочные деловые отношения, за подписанный договор!

Граф поднял свой бокал, крутить не стал, но, отзеркалив последний её жест, тоже поднёс к губам. Он пил и смотрел на неё сквозь стекло бокала, а она вот на него даже не взглянула больше, отпила пару глотков и вернулась к трапезе. Ела очень вкусно: все движения были выверены и она явно знала, что это заводит мужчин. Даже испачканный в креме палец, поднесённый, как бы невзначай, к губам, но потом, всё же, вытертый салфеткой, играл свою роль. А он наблюдал и думал:

- “Играет или она на самом деле такая?”

Понимал, что, скорее всего, кокетство всё это, но ничего не мог поделать с собой. Что-то сдвинулось в душе, его ледяной айсберг на сердце пошёл трещинами и, кажется, начал подтаивать.

- “Хмурься, не хмурься, злись, не злись, но она тебе нравится и сильно. Признайся уж…” — сказал он сам себе. Хотя… Кажется, эта Йена была девушкой его брата… Зная характер старшего, знал, что ни одна особь женского пола не устоит перед ним, перед его ухаживаниями, обаянием, да и просто харизмой. Начиная с… пятнадцатилетних и заканчивая тётками за пятьдесят.

Петрус вдруг обратил внимание, что девушка уже давно не ест и смотрит на него выжидательно, чуть приподняв бровь. А он понял, что смотрит на неё, не отрываясь.

— Простите, задумался. Вы уже всё или ещё что-то хотите?

— О, нет, благодарю. Я бы хотела уже приступить к своим обязанностям. Кстати, не помню пункта о зарплате… Вы его внесли или забыли?

Да, не зря она говорила, что финансист. Он кивнул:

— Да, спасибо, что напомнили. Зарплата, конечно, будет. Но расчёт, если не возражаете, в последний день вашего пребывания в замке.

— Нет. Я бы хотела иметь наличные всё время. Поэтому, если не трудно, выдайте мне аванс. Мало ли какая мелочь мне потребуется. Я — девушка, а это значит, что я непременно захочу новые духи, помаду, тушь… хотя, есть ли всё это у вас? — она вздохнула.

— Я к вам пришлю нашу модистку, она всё расскажет и покажет. Хорошо, я выдам аванс.

Она повеселела:

— Спасибо! С вами приятно иметь дело! Не то, что с… некоторыми, — скривила губы в презрительной гримасе. — Пойду, с вашего позволения. Пора приступать к своим обязанностям. Детки ждут-недождутся, наверное, когда я к ним приду.

Он кивнул, удивляясь, откуда такая перемена в поведении? Или в настроении? Поднялся и помог ей выйти из-за стола, отодвинув стул. Взял пальчики и поднёс к губам.

— Благодарю за приятную компанию.

Она вскинула на него свои невозможные глаза и сделала лёгкий реверанс, кстати, очень милый:

— И мне было приятно ваше общество.

С этими словами девушка, виляя своими прекрасными… формами, вышла из обеденной залы.

Он долго ещё сидел, совсем не по-графски выставив локти на стол и уперевшись своим квадратным подбородком в кулаки. Глаза были бессмысленными, но излучали какой-то свет, что ли… Мысли, как таковые улетучились. Или, вернее, они витали обрывками, клочками, кусочками, как угодно, только не как обычно — страницами, строчками, абзацами. Вдобавок, они шли с образами. То глаза, то губы… губы, да… Хм… То… Тут он прервал сам себя и вскочил на ноги. Петрус выскочил из залы и почти бегом спустился в холл.

— Сэм!

— Да, милорд.

— Вели запрячь одноколку. Я проедусь по… по делам в Гренслоу. Узнать, как долго будет болеть мадам Потти.

— Слушаюсь. Будет сию минуту исполнено.

Господин Силмэ нервно прошёлся несколько раз по холлу, потом подошёл к узкому шкафу возле стойки Сэма и достал оттуда перчатки, шляпу и трость. Вошедший Сэм отрапортовал, что всё сделано и одноколка ждёт у ворот, и граф буквально вылетел из замка.

Ена поднялась к себе. Топографическим кретинизмом она не страдала и легко нашла свой номер. Тьфу, комнату. Зашла и вспомнила про того, кто так “весело” в ней хохотал. Осторожно огляделась, вроде — никого. Ладно, разберёмся… Время… Сколько времени-то? Она порылась в клатче и выудила из него сотовый. Тыкала, тыкала, но бесполезно. Откуда в этом долбанном, магическом мире, сеть? Спрашивается, зачем такие бешенные бабки отдавала за этот айфон последней модели??? Снова появилось желание стукнуть им об стену, но рука в последний миг дрогнула — вдруг домой вернётся? Надо надеяться на лучшее. Блииин… мама…

— Мамочка! Она же с ума сойдёт, если я писать не буду или звонить! Хотя бы писать… И фотки ей посылать. И фиг она поверит, что меня какой-то дом, ладно, целый замок, не выпускал из своих лап… тьфу, стен! Кошмар! Так… Если у них есть этот коридор для Горыныча, то по нему граф или кто там из них… Этот, Берримор, хотя бы, мог бы меня фоткать и… а как? Фотки не получатся априори, пока я здесь, а граф, к примеру, по “коридору” выйдет наружу…

Она подошла к стене, пощупала её через натянутую на ней ткань — твёрдая, и передумала стучать по ней головой. Хотя ткань мягкая, приятная. Ена провела по ней ладонью и уселась в мягкое кресло. Что же делать? А, да, дети же. Надо тащиться к ним, но куда? Интересно, униформа есть у них для гувернанток? Надо “Берримора” спросить. Интересно, куда граф делся? И когда он мне деньги даст? Или что там у них. Может, вообще золотые монеты в ходу. Вздохнула. Хоть настоящее золото подержит в руках.

Спустившись в холл, новоявленная гувернантка как раз застала бегство графа. Увидев, что двери открылись и выпустили его, ринулась следом, но, увы… не успела. Они захлопнулись перед самым носом. И кто-то снова ехидно похихикал при этом.

— Козёл, — мрачно ответила ему Люсьена и пошла к местному ресепшн. “Берримор” стоял на своём месте и, что-то снова протирая, косился на девушку. Подойдя вплотную, облокотилась на стойку и спросила:

— Где тут дети проживают? Куда идти-то к ним? А то граф ваш смылся, а ничего не сказал. Мне пора уже начать их воспитывать. Смотрю, совсем от рук отбились. Вас хоть как зовут? А то я уже имечко придумала, — она хихикнула.

— Сэм, леди, — склонил голову “Берримор”.

— А, здорово, — пробормотала она, — пойдёт. Хотя… моё бы вам больше подошло. Ладно, господин Сэм, дайте мне провожатого, чтобы отвёл к этим мелким извергам, я начну с них стружку снимать.

После минутного замешательства Сэм спросил осторожно:

— Леди Йена, а какое “ваше”?

— Что?

— Имя, которое мне бы больше подошло.

— А, для вас… Ну, это очень благородное имя, — закивала Ена, — у нас оно очень и очень в почёте, — и, состроив серьёзную мину, произнесла со значением и обостряя его внимание на “р”,

— Берриморрр.

Сэм задумался. Потом брякнул в пимпочку у себя на столе и замер по стойке смирно. Через минуту появился тот парнишка, что тащил её чемодан.

— Треик, отведи леди к лордам Мэйнарду и Лониэлле.

Ена закатила глаза:

— Божечки, что за имя! Ладно, пойдём, покажешь, где они обитают.

Они ушли, а Сэм так и остался стоять, задумавшись, с салфеткой в руках, напрочь забыв о ней.

Ена с Треиком поднялись на четвёртый этаж. Да… на каблуках это делать в день по нескольку раз будет сложновато. Хотя… Не сложней, чем на работе. Там тоже приходилось носиться по этажам и не всегда на лифте.

— Слышь, Трей, как думаешь, долго они продержатся?

— Кто, леди Йена? — с любопытством спросил парнишка.

— Да детки эти. Ну и граф тоже. Я ведь сюсюкаться не намерена, однозначно.

— Что вы! — воскликнул Треик, и перешёл на шёпот, — у нас бить детей не рекомендуется.

Она фыркнула:

— А кто говорил об избиении младенцев? Но что жизнь вашего замка больше не будет прежней — гарантирую.

Треик засмеялся. Ему определённо нравилась эта леди. Интересно, откуда она? По слухам, оттуда, где сейчас обитает старший граф. Надо будет её расспросить потом как-нибудь о том месте. Они, наконец, подошли к дверям детской комнаты. Но уже в самом начале, как поднялись на этаж, услышали грохот и вопли в конце коридора. Дети явно отрывались, позабытые всеми.

Люсьена, вздёрнув подбородок, смело вошла в “клетку к тиграм”…

Дверь она распахнула с треском, так, что она стукнулась о стену, и встала на пороге, как предвестник апокалипсиса. Как раз Мэй стоял с поднятой над головой Лониэллы подушкой, а она, стоя на четвереньках, пыталась укусить его за ногу. В таких позах она их и застала: он со зверским выражением на лице, а она с разинутым ртом — оба повернулись к ней и так и застыли.

Треик остался стоять за дверью, прижавшись к ней ухом, и прислушивался. Но, на удивление, в комнате стояла тишина. Он покачал головой и тихонько, на цыпочках, отправился восвояси.

— Отмерли, разрешаю, — сказала Люсьена. Дети, и правда, расслабились и мальчишка упал спиной назад — на диван, а девчушка быстрее ящерицы отползла от брата ближе к ней, как бы, ища защиту. — Ваш папаша-таки уговорил меня стать вашей гувернанткой. И это было его ошибкой, друзья мои.

Мэйнард тут же высказался, (она уже заметила, что он не любил молчать, если считал, что может высказаться):

— Ага, друзья. Недавно вы ненавидели детей, я пооомню! А теперь — друзья.

Она фыркнула:

— Одно другому не мешает — можно и врага назвать другом, чисто теоретически. А вы лично мне не враги, просто несносные дети, выносящие, как я поняла, мозг всем в этом… домике. И если не будете слушаться, ваш папаша разрешил вам что-нибудь откусить. Чисто в воспитательных целях. Но я не буду вас есть, потому что вы грязные.

Сначала их глаза округлились, но тут же оба возмутились:

— Кто грязный?

— Я каждый день моюсь!

Ена скривила рот:

— Я, к примеру, захочу вас повоспитывать (считайте — откусить что-то) вот прямо сейчас, но вы-то только что ползали по полу. И что? Мне из-за вас получить заворот кишок или инфекцию какую? Мне придётся сначала вас засунуть в ванную, отмыть, а потом уже что-то там откусывать. Нет, конечно, это долго. Я подумаю, чем можно это заменить. Ладно, это всё потом. Сейчас вопрос на засыпку — уроки сделали? Что-то там выучили? Показывайте, что вам было задано.

Дети скисли. Но потащились к своим столам, где в “живописном” бардаке были разбросаны их принадлежности. Она подошла вместе с ними и, увидев, что творится на столах, одним лёгким движением смахнула всё на пол.

— Эй! Что это вы делаете?

- “Эй” — зовут лошадей, — Ена щёлкнула мальчишку по носу. — А это я сделала в воспитательных, опять же, целях. Не должно быть такого бардака на столе у прилежных учеников, тем более — у девочки, — она повернулась к Лониэлле. Та покраснела и опустила голову. — Тем более, у графьёв. Так что, вперёд и с песнями!

— Что, так прямо и с песнями? — проворчал Мэйнард.

— Это как хотите. Но с песней работать веселей, однозначно.

Близняшки приступили к уборке с таким видом, как будто у них на руках и ногах висели гири, по пуду каждая. Ена, посматривая на них, начала отбивать ногой ритм, напевая припев из “Весёлых ребят”, которых мама показывала ей неоднократно, и Ена знала этот фильм наизусть:

— Нам песня строить и жить помогает,

Она, как друг, и зовёт, и ведёт,

И тот, кто с песней по жизни шагает,

Тот никогда и нигде не пропадет!

Она, как будто, и не обращала на них внимания, легко прохаживаясь, слегка пританцовывая, по комнате и поднимая то там, то сям разбросанные вещи и раскладывая их в только ей самой понятном порядке. Дети собирали и укладывали свои учебники и тетрадки, перья, чернильницы и так далее, и косились на новую гувернантку, которую сами же и выклянчили себе.

Мэй подтолкнул сестру локтем и шепнул:

— Как думаешь, у неё точно магии нет? Что-то я уже сомневаюсь в этом. Она как будто заранее знает, что мы придумываем против неё.

Элли поглядывала на леди Йену с опаской. Никто не смел так вести себя с ними. Все боялись отца и, соответственно, не решались на них кричать или наказывать хоть как-то. От этой безнаказанности и их наглость росла в соответствующей прогрессии. А от этой леди всем достаётся… даже отцу пару раз. А как она их напугала у своей кровати? Они тогда перетрусили жутко. И не только они, её питомец, малышка Винси, кехлик из питомника отца, тоже была напугана чуть не до обморока. У неё сердечко билось со страшной силой. Пришлось даже дать ей двойную порцию успокающего травяного сбора. Правда, чем эта прелестная пичуга могла напугать гувернантку, непонятно.

Беленькое в желтизну оперение, розовый клювик и зелёные глазки. Вокруг глаз из жёлтых пёрышков, похожих больше на пух, была, как нарисованная, полумаска, такого же цвета и маленькие крылышки. Головка кехлички могла поворачиваться на сто восемьдесят градусов и это было иногда смешно, иногда страшновато, казалось, что ещё чуть-чуть, и она отвалится. Голосочек был тихий и нежный. Но это до тех пор, пока хозяйку никто всерьёз не обижает. Винси очень чувствительна к такому, но на Мэйнарда и его выходки в сторону сестры внимания не обращала. Видимо, угрозы для Лониэллы не чувствовала. Как, впрочем, и на новую гувернантку. Сидела в кармане и помалкивала.

Дети невольно прислушивались к песне и, переглядываясь, улыбались и быстрее прибирались.

Наконец, порядок был наведён. Близнецы чинно уселись за столами и уставились на леди Йену, которая, всё ещё напевая свою песенку, поправляла в открытом шкафу книги, смахивая какой-то салфеткой пыль.

— Смотри, — шёпотом сказал Мэй сестре, — кажется, это твоя вышивка, она вытирает пыль твоей вышивкой!

Та и сама это увидела и теперь кусала губы в досаде. Ведь она искала эту салфетку третий день! А леди нашла и теперь преспокойно ею что-то там вытирает. Пыли в комнате не было и быть не могло, потому что горничные каждый день тут её вытирают, но вот где она нашла салфетку, её очень интересовало.

— Леди…

— Да?

— У вас в руках…

— Что? — Ена с удивлением смотрит на девочку, — тряпочка, да. Она дорога тебе, как память? Что это? Я её нашла под шкафом с книгами.

— Да? Ну ладно, — сразу пошла на попятный Элла. Что-то ей расхотелось доказывать новой гувернантке, что это её вышивка, которую она мусолила уже месяц. Ена пододвинула к себе ногой стул, зацепив его носком туфли за ножку, и села.

— Иди сюда, — позвала она девочку. Та неуверенно подошла, теребя платье. Клубничкина расправила салфетку на коленях и потыкала в вышивку пальцем:

— Смотри, видишь вот тут? Лишнего налепила, оттого и не получилось дальше. Здесь надо было нитки убрать и по новой сделать, а тебе было явно лень, и ничего лучше не нашла, как зафигачить её под шкаф. Короче, Склифосовский, после уроков сядем, повышиваем, вспомню детство своё золотое. Есть ещё пяльцы?

— Да? Вы будете вышивать со мной? — недоверчиво спросила Лониэлла. — Прежние гувернантки ни разу этого не сделали, только заставляли. И рисунки выбирали для вышивки не очень красивые, она обиженно надула губы.

— А какие — некрасивые?

— Ну там… какой-нибудь цветок, надпись — “любить отца с матерью”, как будто я не люблю их. Особенно, отца, — девочка говорила уже более спокойно, не шугалась Ены, а даже, где-то, с детской непосредственностью, доверчиво заглядывала в глаза.

- “Кажется, их никогда никто не любил,” — сделала вывод Клубничкина. — ”Бедные дети… Что ж, будем искоренять это в корне”, - хмыкнула она. И встала, хлопнув в ладоши:

— Всё, посиделки закончились, я про вас всё поняла — лодыри ещё те. Исправим сие недоразумение.

Они оба синхронно скривили рты и уселись за столы.

— Сначала письмо, доставайте свои тетрадки или что там у вас. — Ена взяла листок, повертела его — ага, пустой и, порывшись в своём неизменном клатче, достала шариковую ручку с кнопочкой сбоку, выстреливающей кончиком стержня. Она пристроилась так, чтобы видеть, что они пишут и тыкала то в одно слово, то в другое, переписывая его себе на листок и хмыкала:

— Что это? Написали некрасиво! Вот так надо! Смотрите и учитесь, мелочь. Что смотрите? Переписывайте!

Сама она писала каждую букву, выводя их более или менее каллиграфически. У неё набралось уже несколько слов из их тетрадок, на местном тарабарском, и она, развернув лист перед близнецами, показала им:

— Чтобы писали вот так! Понятно?

Неожиданно с их стороны раздались смешки. Ена посмотрела на них и поинтересовалась:

— Что вас, смертники, так рассмешило?

Близняшки постарались сделать лица серьёзными, но у них плохо это получалось. Они переглядывались, пихались локтями и продолжали хихикать.

— Ладно, колитесь, убивать не буду, так и быть, мне ещё вас надо целый месяц воспитывать. Что там не так?

— А вы, леди, сами прочитайте, что у вас получилось.

Клубничкина собрала губы в трубочку, что означало высшую степень её задумчивости и, изогнув бровь, поинтересовалась:

— И что тут криминального? — надо было сделать умное лицо, так как прочитать она не могла, однозначно.

— Ничего, — хихикают эти засранцы, — просто смешно, вы на самом деле плеваться можете драконьим огнём?

Брови подпрыгнули вверх, но тут же собрались у переносицы. Она поочерёдно посмотрела на обоих и зловещим шёпотом произнесла:

— Кто-то хочет проверить? — плеваться огнём — ни драконьим, ни как из огнемёта, она однозначно не могла, но, разумеется, в этом не признается ни за что.

Малышня, кажется, струхнула в очередной раз. Они переглянулись и смеяться враз перестали.

— Мы, это… задания уже все сделали, — промямлил Мэйнард.

— Поверю на первый раз. Но потом, когда познакомлюсь с вашими министрами или как их там…

— Магистрами, — пискнула Элла. Ена кивнула ей благосклонно, как королева, и сказала:

— Элла, детка, приготовь пока для меня всё для вышивания, а я сейчас вернусь. Ты, — она поманила пальцем мальчишку, — зааа мной!

И процокала на выход. Мэй поплёлся за гувернанткой, показав сестре кулак, а она ему язык. Выйдя в коридор, Клубничкина прижала его за ворот рубашки к стене:

— Не надоело смеяться над тётенькой? Ещё раз, и кирдык тебе будет, — она провела ребром ладони по своему горлу, намекая, что это ждёт именно его. — Последнее китайское предупреждение. Иди к сестре, и чтобы тишина была до моего прихода.

Пацан вылупил глаза и проблеял:

— Лееедии, а можно, я пойду погуляю?

— Один? Нет. И вообще, где справедливость — я под арестом, а вы нет. Так не пойдёт. В общем, иди к Эльке и не задирай её. А я к вашему папаше, поговорить надо.