Глава 20

Утром, после бурно проведённой ночи, Ена боялась поднять на него глаза и пряталась в одеяле, а Петрус пытался её откопать. Они возились, снова смеялись и, раскопав свою леди, он притянул её к себе и просто лежал, закрыв глаза и вдыхая запах волос.

— Ты знаешь, чем пахнешь?

— Шампунем?

— Нееет, — смеётся он, — не шампунем. Тут смесь яблок, апельсина, корицы.

— Мы пирог делали с яблоками и корицей. Тебе досталось?

— Пирооог??? Нееет, не досталось! Придётся вам повторить. Специально для меня.

Хотела сказать, что без вопросов, сделают, но тут с треском распахнулась дверь и на пороге возникли близнецы. Енка услышала их топот чуть раньше и успела юркнуть под одеяло. Щёки снова запылали.

- ”Ой, как стыыыдно!”

— Папа! Нигде нет леди Йены!

— Мы всё обыскали! Нигде нет!

— И никто её не видел!

И они со всего размаха… прыгнули на кровать к отцу. Завизжали все трое — Ена, потому что девчонка как раз прыгнула на живот, а они оба — потому что завизжала она.

— Вот она!

— А ты уже плакала, что Хойвелл отпустил её, плакса!

— А вы уже поженились?

— А когда свадьба? Я хочу вести к алтарю, вместо твоего отца.

— А я, чур, фату понесу!

— Ты теперь будешь нашей мамой, да?

— Ура, у нас тоже мама будет! Папа, а колечко? Колечко подарил?

— О, смотри, какое красивое! Красное, отлично, то, что надо!

Дети накинулись на неё, прихватив и папу, и устроили кучу малу на кровати. Визг стоял на весь замок. Енка перестала прятаться, потому что бесполезно было, и принимала и поцелуи, и обнимашки, целуя детей и обнимая в ответ. По щекам, не переставая, текли слёзы.

…Сэр Бэрримор на цыпочках уходил к себе на пост. Он, проходя, конечно же, совершенно случайно, как, впрочем, все в этом замке, услышал достаточно, и теперь шёл на свой пост, смахивая скупую слезу. Он “потрепал” замок по стенке и прошептал:

— Спасибо!

Прошёл месяц с их помолвки, но замок всё ещё не открывал двери и Енка продолжала гулять по оранжерее или у открытых окон. Сегодня дети что-то расшалились, девушка, продолжая за ними присматривать, рассердилась на непослушание двух кривляющихся “обезьянок” и прикрикнула:

— Всё, не прекратите своё баловство, уйду от вас. И живите тут сами, как хотите.

Близнецы как раз уселись на широкий со стороны комнаты подоконник, суживающийся дальше, превращая окно в узкую бойницу, и болтали ногами, толкаясь, споря и щипаясь. Услышав угрозу, засмеялись, знали, что Хойвелл держит её крепко, а девушка, не глядя, махнула в их сторону рукой и… детей, как ветром сдуло дальше по подоконнику к окну. Хорошо, что оно было узким и они банально застряли в нём. Да и Хойвелл их придержал. Они уставились на неё:

— Ты видел, Мэй?

— Видел, не слепой. Вот! Говорил же, есть в ней магия, а ты не верила. Пошли, папе скажем.

Они быстро удрали, а Енка и внимания не обратила на это, с досадой думая, что Петрус уже третий раз предлагает пожениться, но она не хотела без матери это делать. И теперь раздумывала, как же её сюда привезти. До Калининграда это была не проблема, а вот дальше… Пустит ли маму замок в переход этот?

Увидев, что дети сбежали, она пошла их разыскивать и нашла в холле, где они повисли на отце, что-то ему взахлёб нашёптывая. Он увидел свою леди поверх их голов и посмотрел так, что ей жарко стало. Всё же, взгляд у него — просто рентген какой-то.

— Йена, любовь моя, ты себя хорошо чувствуешь? Что-то бледненькая…

— Да уж, я два месяца, практически, сижу взаперти, — вздохнула она, — какая я должна быть? — и она снова махнула рукой. Ветер от её взмаха взъерошил им всем волосы.

— Ого! — дети с отцом переглянулись. И опять она ничего не поняла, просто не обратила внимания.

— Ты уезжаешь? Далеко? Надолго? — подошла и потянулась за поцелуем, целуя сама.

— В общем, на пару дней. Мне надо в столицу. Меня король вызывает.

— Зачем? — она в тревоге заглядывает ему в глаза.

— Думаю, по поводу моего прошения о помиловании брата. Я подавал уже давно, наверное, подошла очередь для рассмотрения.

— Удачи, мой дорогой! Мэй, ты за старшего, понял? Два дня ты — главный в доме! Пошли, папу проводим, я до дверей, а вы до кареты можете пробежаться.

Они пошли к выходу и там снова отец их расцеловал и вышел. Дети побежали следом, а Енка прислонилась к открытому косяку, махая рукой, и вдруг поняла, что двери никуда не уезжают и не закрываются. Она сделала шажок наружу и поняла, что спокойно может выйти. И зайти, наверное, тоже. Замок больше не держит её. Почему-то не стала говорить об этом прямо сейчас.

- “Приедет, и скажу”, - подумала с улыбкой, — “интересно, с чем это связано? С помолвкой? Решил, что я теперь никуда не денусь, и стал доверять?”

Она зашла обратно, пока никто не увидел и встала у колонны. Дети, проводив отца, вернулись и взяли её за руки с двух сторон.

— Обед у нас, кажется, по расписанию, — неуверенно сказал ”глава” дома, и поднял на неё глаза.

— Угу, раз обед, значит, надо идти. А чего отец голодный уехал? Хотя, если король вызывает, тут не до обедов. Что ж, пошли! Ведите меня, графьяшки, будем кушать! Спросим заодно, может, его накормили до того.

— Ты тоже теперь графишка, — смеётся Элька.

— Ну, нет, я Анжелика, маркиза ангелов!

- А ангелы кто, мы?

— О, да! Вы мои ангелочки, однозначно, несносные.

— А кто эта Анжелика?

— Кто? Пожалуй, вам рановато знать об этой девушке. Лучше я буду…

— Когда же ты мамой-то станешь? — с досадой говорит Мэй, — мы ждём, ждём…

Она остановилась. Хороший вопрос… А ведь теперь она может и сама привезти маму. Два месяца она ничего не знает про Енку, где она, и что с ней. Оглянулась на портрет Горыныча, который, как упал в прошлый раз, так и висел с треснутым стеклом. Хотя… Она поморгала — стекло было сегодня целым. Интересно… Дети потянули её в обеденную залу, и она позволила им себя утащить. Обед прошёл без казусов. Юный глава дома ухаживал за дамами, зорко следил за переменой блюд и раздавал слугам указания — кому добавку дать, кому налить побольше напитка.

Так, в тишине и покое, прошло два дня. Енка ещё пару раз проверяла — не померещилась ей свобода передвижений? Нет, всё в действии. Даже выходила ночью с Винси, кехличкой, на плече через задние двери оранжереи и сидела на ступеньках, глядя в звёздное небо и строя планы, как она выйдет на аэровокзале и полетит домой. Гулять по Калининграду она не собиралась… Быстренько домой, маму в охапку, и назад! Она уже ”поговорила” с Хойвелл Лэнсом об этом и он, кажется, не возражал. По крайней мере, молчал. А молчание, понятное дело, знак согласия. Два дня пролетели и все с нетерпением ждали графа, сидя в холле на стульчиках напротив входа. А вот и стук колёс вперемешку с копытами лошадей! Дети взвизгнули и бросились во двор, а Ена, по привычке, встала в дверях. С улыбой смотрела, как они обнимаются, висят на нём, подпрыгивая, кто выше допрыгнет до его плеч макушкой и сердце наполнялось таким теплом, что хотелось любить всех… Даже Горыныча… Тьфу, не к ночи будь помянут…

Наконец, Петрус добрался до неё и обнял, как всегда, зарывшись в её волосы. Неожиданно Енка, прижавшись к его груди, почувствовала запах, исходящий от его тела. Странно, раньше этого не было. Он часто дразнил её, что она пахнет умопомрачительно яблоками с корицей и на вопрос, чует его запах или нет, с удивлением понимала, что нет, ничего не чувствует. А сегодня учуяла какой-то аромат… чего-то жаркого, горячего, как от костра, полыхнуло так, что она задохнулась, и это её взволновало и слегка возбудило.

- “Ой, рановато как-то, дети ещё не спят… Надо позвать, может, господина Зоненграфта?” Но от поцелуя не отказалась. Потащила его за руку:

— Нам поговорить надо. Сэр Бэрримор, не знаешь, наш Зонненграфт здесь сегодня? — спросила, проходя мимо Сэма.

— Да, миледи, — поклонился он.

— Тогда… позови его и попроси занять детей. Нам с его светлостью поговорить надо. Мы же оплатим его неурочные часы? — она посмотрела на Петруса.

— Конечно, — кивнул он, — какой разговор. — А о чём у нас разговор?

— Скажу наедине! — хитро улыбнулась она.

Господин Зонненграфт уже спускался по лестнице, поскольку ещё не успел уехать со вчерашнего дня, а дети, поняв, что у них будет сейчас мужчина, а не леди Йена, бежали ему навстречу, заранее оговаривая их прогулку.

Енка завела Петруса в его кабинет и усадила за виераспойт. Диванчики были очень удобные и она прилегла головой на его колени.

— Пит, твой Хойвелл отпустил меня.

Он заглянул ей в лицо и, подняв бровь, поинтересовался:

— Это все новости? — как будто знал об этой, первой.

— Разумеется. Хотя… нет, не все, — она вздохнула. — Понимаешь, я же всё ждала, что хоть кто-то привезёт маму, но никто не везёт. Ты же сообщил брату своему, что мы вместе и собираемся пожениться? Кстати, что тебе сказал ваш король?

— Ответ положительный, — граф нагнулся и поцеловал её, — и для него, и для его друга, который тоже в ссылке. Но я не могу до него достучаться. Он не выходит на связь, и я даже не знаю, что думать.

— Странно… Слушай, — она повернулась боком и смотрела на него уже сбоку. — Наверное, мне, всё же, придётся ехать. Как раз всё узнаю и скажу об амнистии для них обоих. Заодно увижусь с мамой и привезу её на свадьбу. Как тебе план?

— Никак- помрачнел Петрус.

— Ой, слушай, — перебила она своего мужчину, — а я чувствую теперь твой запах… Ты пахнешь костром и ветром, — она засмеялась.

— Что ты сказала? Ты теперь различаешь мой запах? Впрочем, это было предсказуемо… После того, как мы стали жить вместе. Но… как ты себя чувствуешь? В тебе просыпается магия. Ты знаешь это?

— Откуда? — удивилась Енка, — я не замечаю и не чувствую ничего.

— Дети сказали, и я сам видел перед отъездом. Ты их смахнула с подоконника в тот день. Ручкой — раз! махнула и они чуть не вывалились в окно.

— Нет, честно, не видела, — Енка огорчилась и запоздало испугалась, — как же это я не увидела? А если бы они вывалились? Ужас какой! Как такое событие прошло мимо меня? Странно, всё же… Неужели я смогу магичить? Здорово, наверное. Но сначала, всё же, надо привезти маму.

— Я ещё попробую достучаться до Виторуса. Подожди пару дней, не спеши так!

— Ладно, ты только приехал, я не могу так сразу тебя покинуть, — хихикнула и запустила коготки под рубашку. Он подхватил Енку и утащил в своё логово, как она называла спальню Петруса.

Через два дня она стояла с вещами, так сказать, “на выход”. Дети, вцепившись в её руки, рыдали и не хотели отпускать:

— Не уезжаааай! А вдруг он тебя обратно не пуууустит???

— Йенаааа… Ты же ненадолго?

Она целовала их поминутно, обнимала, сама плакала и клятвенно заверяла, что всего на пару недель, не больше — потому что туда дорога и обратно может занять как раз столько времени.

— Ждите, снусмумрики! Я скоро! — и повернулась к хмурому Петрусу. Детей забрал за стойку сэр Бэрримор и там утешал конфетами и вытирал их зарёванные лица, смахивая незаметно свои слёзы.

Граф обнял Енку и долго так держал, не отпуская.

— Я хочу надышаться тобой, чтобы хватило до твоего приезда.

— И я… — прошептала она.

Кое-как оторвавшись друг от друга, они повернулись к портрету Виторуса. Тут же появилась дверь, и она открыла её. Через мгновение Енка скрылась ото всех и уже не слышала дружного рёва близнецов. Выйдя через портал на аэровокзале, она огляделась по сторонам и решительно пошла на выход, в сторону города.

— Такси! У меня телефон сел. Можете отвезти в отель Holiday Inn Kaliningrad 4*?

Загрузка...