ГЛАВА 13

Мореходность — способность судна преодолевать бурное море.


— Надеюсь, Эйв скоро будет здесь, — бормочу я себе под нос, в животе урчит. Разве я не выгляжу слишком раздражительной, глядя в окно местной больницы Грейс Харбор? Э-э, так и есть. Я всегда была ворчливым пациентом.

Наверное, потому что больничная еда ужасна. Самая худшая. Вот почему каждый раз, когда нахожусь в этом заведении, я требую, чтобы мне приносили «настоящую» еду. Слишком многого хочу, да? Это еще не все. Я также прошу книги, свой телефон, наушники, и, если повезет, мне принесут одну или две чашки горячего шоколада добрые медсестры педиатрического отделения, которые полюбили напуганную тринадцатилетнюю девочку, недавно потерявшую своих родителей.

Заметили, что я упомянула родителей? Я мало рассказывала о них. Вам, наверное, интересно, что с ними случилось и почему я снова в больнице. Начну с более легкого вопроса. Почему я снова в больнице. Этот кашель и лихорадка привели к пневмонии. К сожалению, со мной уже такое случалось. За всю свою жизнь я болела пневмонией пять раз, сейчас шестой.

Что произошло с моими родителями? Несчастный случай во время рыбалки. Они находились на судне, которым управлял их друг, который тоже не выжил. Они и еще двенадцать человек утонули, когда лодка перевернулась недалеко от Сент-Пола. Их тела так и остались в Беринговом море.

Некоторое время я представляла себе что-то вроде тонущего Титаника — моя мама вцепилась за дверь, а папа держит ее за руку. Уверена, что ничего подобного не было, но мой отец был самым романтичным человеком из всех, кого я знаю, поэтому, бьюсь об заклад, что до последнего вздоха он ставил ее жизнь выше своей. В двадцатую годовщину их свадьбы, в ночь перед поездкой на рыбалку, он закрыл бар и спел серенаду для мамы, устроив ужин при свечах и усыпав пол сотнями красных роз.

Спустя почти десять лет мы все еще случайно находим засушенные лепестки роз в баре и каждый раз улыбаемся. На барной стойке даже стоит старая банка из-под рассола с фотографией моих родителей.

Медсестра молча заходит в палату. Заправляя светлые волосы за ухо, она ничего не говорит. Неподвижно стоит передо мной, наблюдая за моей реакцией. Я узнаю это лицо, глаза, взгляд. Я не удивлена, что она пришла ко мне. Так и думала, что это случится. Почему бы ей не узнать меня получше?

Моргаю несколько раз. Мне не нужно смотреть на ее бейджик, чтобы узнать, как ее зовут.

— Что ты здесь делаешь? Ты работаешь здесь или собираешься вколоть мне яд, потому что я спала с твоим мужем?

Уголки ее губ приподнимаются в легкой улыбке. Будто она считает меня забавной. Вздыхая, жена Деверо подходит ближе, вокруг нее аура элегантности, когда она достает мою медицинскую карту. Она пролистывает страницы, как я предполагаю, моей истории болезни. Интересно, ее что-нибудь шокирует? Болезнь, временная жизнь, семнадцатилетний подросток получает донорское сердце. Она обратила внимание на инфекции, последовавшие за пересадкой? То, как мое тело так отчаянно пыталось отказаться от сердца три раза, а потом, каким-то образом, позволило мне оставить его? Любопытно, какие записи делают врачи. Могу себе представить, что они чем-то похожи на «Осторожно, злой пациент»?

Или, может быть, ей любопытно, расскажет ли ей медицинская карта о моих отношениях с ее мужем? Знает ли она, что я вычеркнула Деверо из своей жизни так же легко, как он вошел в нее? Я удалила все сообщения, фотографии, все воспоминания, которые напоминали мне, что я была слишком доверчива.

Нора смотрит с нежностью во взгляде. Она берет меня за руку, и я позволяю ей, как бы странно ни было держаться за руки с будущей бывшей женой моего бывшего парня, о которой я узнала только три дня назад.

— Знаю, ты не знала, что он женат.

Это ее первые слова, обращенные ко мне. Когда она появилась в ресторане с документами о разводе в руках, она ничего мне не говорила. По крайней мере, я не слышала. Я была полностью сосредоточена на лжеце, сидящем передо мной, который умолял свою жену не разводиться с ним.

Пытаюсь сделать глубокий вдох, но не могу из-за теперешнего состояния моих легких. Поэтому вынимаю свою руку из ее руки и улыбаюсь.

— Так и было. Если бы я знала, я бы никогда… — Делаю паузу, обдумывая свои слова. — Я не такая женщина.

— Знаю, милая. — Боль, отражающаяся в ее глазах, похожа на мою. — Я тебя ни в чем не виню. Тебе пришлось многое пережить. Мне просто жаль, что ты связалась с ним.

Мне не нравится, когда она говорит, что я через многое прошла. Совсем нет. Не больше, чем большинство людей. У всех есть проблемы, с которыми имеешь дело в данный момент или которые уже решены. Даже эта женщина. Ее гребаный муж изменил ей. Не один раз. У него были полноценные отношения со мной, и он сделал мне предложение. Деверо такой лицемер, хуже некуда.

Смотрю на ее руку, обручального кольца нет.

— Ты его бросила?

Нора кивает, ее розовые губы сжаты в натянутой улыбке.

— Да. Я подала на развод, когда увидела, как он выходил с тобой из бара за две недели до той ночи в ресторане. — Нора переминается с ноги на ногу, и внезапно ее лицо озаряет беспокойство. Она сглатывает. — Знаешь, что хуже всего? Я беременна.

— Твою мать, — выдыхаю я, прикрывая рот рукой, и тут же начинаю кашлять. Такое чувство, что мои легкие в буквальном смысле взорвутся в груди. — Ты уверена?

— Я медсестра, дорогая. Уверена.

— Той ночью Деверо предложил мне выйти за него замуж, — выпаливаю я, не понимая, к чему клоню. — Я выбросила кольцо в океан, и мне очень жаль, если это было твое кольцо. — Готово. Я ей открылась. Нора все знает.

Ее ярко-голубые глаза выглядят печальными. Или, может быть, просто разочарованными. Есть ли разница между этими двумя эмоциями?

— Я рада, что ты это сделала, — наконец, говорит она, медленно дыша. Я завидую ее способности нормально дышать, но не ее печали. Конечно, Деверо использовал меня, но это на его совести. Боль Норы — я не могу и не хочу понять, каково это быть замужем за кем-то, думая, что строишь совместную жизнь, но на самом деле ее создают без вас. Это п*здец во многих смыслах.

Я как раз собираюсь что-то сказать, когда слышу, как открывается дверь.

Пожалуйста, пусть это будет не Деверо!

— Ну, я справился не супербыстро, но я здесь. Принес тебе ветчину и сыр, и ты их съешь, — говорит Эйв, толкая дверь с пакетом еды в руках. Он замечает Нору и улыбается. — Ой, э-э, простите. Джорни ненавидит больничную еду. Не обижайтесь.

Жена Деверо отходит и проводит пальцем по планшету, в котором изучала мою медицинскую карту. Экран гаснет.

— Не на что обижаться. Еда здесь отвратительная. — Бросив последний сочувствующий взгляд, Нора идет к двери. — Я проверю тебя позже.

Эйв протягивает мне сэндвич от «Джимми Джонса».

— Ты знаешь ее?

Разворачиваю сэндвич и убираю кожицу с помидор.

— Это жена Деверо.

Брат фыркает, садясь возле окна, он выглядит как человек, которому нужно поспать. На самом деле, я не знаю, сколько он спал на этой неделе. Тем более что сегодня Эйв отвез меня в больницу в три часа утра.

— Охренеть.

— Ага. — Наблюдаю за ним, его взгляд прикован к телефону.

Смотрю на стену, затем на сэндвич. Верите или нет, но я нервничаю из-за разговора с Эйвом. Он всегда был для меня кем-то вроде отца, поэтому, естественно, я немного переживаю, что он будет недоволен тем, что я рылась в документах. Поэтому тяну время и задаю вопрос:

— Кто сейчас управляет баром?

— Мэл сегодня обо всем позаботится.

Думаю о банковских выписках, которые нашла.

— Почему ты мне не сказал?

Он отрывает взгляд от своего телефона.

— Что Деверо был женат? Как будто я, бл*дь, знал.

Тереблю бумажную обертку своего сэндвича. Знаю, как он отреагирует. Ему не нравится, когда я беспокоюсь о чем-то, кроме своего здоровья. И в последнее время я дерьмово справляюсь со своей задачей.

— Нет, что Флетчер дал тебе деньги на бар. — Смотрю на Эйва, ожидая его яростного взгляда, потому что хорошо знаю своего брата.

Только он на меня не смотрит. Он снова сосредоточен на своем телефоне и, возможно, делает это специально. Может быть, он скрывает больше, чем я думаю.

— Разве это имеет значение?

— Да, это важно. — Я кашляю, тяжело дыша. — Он старик, Эйв. Откуда у него вообще такие деньги? — Думаю обо всем, что знаю о Флетчере, и это не так уж много. Он переехал из Рэймонда в Вестпорт незадолго до смерти моих родителей, и, насколько мне известно, он рыбак на пенсии, у него есть дети, когда-то была жена, но денег… таких денег — нет. Откуда? Он ходит в мятой фланелевой рубашке и дырявых брюках на подтяжках.

Эйв поворачивается лицом ко мне, содрогаясь, внезапная суровость омрачает его лицо, когда он тихо ругается.

— Тебе не нужно об этом беспокоиться. Я взял бар на себя. Я забочусь о нем всю свою жизнь.

Брат так расстроен, рассердился больше, чем я ожидала. Откусываю свой бутерброд, лекарства, которое мне дали ранее, дают о себе знать. Медленно жую.

— Ты трахаешься с Мэл?

— Господи боже. — Он выдыхает через раздутые ноздри, наклоняясь и опираясь локтями на колени.

— Эйв, — вздыхаю, неловко ерзая, — что ты творишь?

— Ничего такого, — наконец отвечает он. По выражению его лица могу сказать, что он говорит правду.

— Так что же происходит между тобой и Пресли?

— Не суй нос не в свое дело, — предупреждает он, не глядя на меня.

— Я переживаю за тебя.

Встав, брат фыркает, он выпрямляется и засовывает руки в карманы джинсов.

— Не нужно.

— Может быть нужно, — размышляю я между приступами кашля. — Когда в последний раз кто-то о тебе беспокоился?

Он пожимает плечами.

— Обо мне не нужно беспокоиться. — Эйв отступает, но я тянусь к его руке. Он смотрит на меня пристальным взглядом. — Я не могу потерять тебя, Джей. Так что тебе нужно поговорить со своими легкими и сказать им, чтобы они взяли себя в руки.

Хотела бы я поговорить со своими легкими. Знаете ли вы, что уровень смертности из-за отторжения сердца среди пациентов, которым делали трансплантацию, составляет менее десяти процентов по прошествии пяти лет? Тут мне повезло, но знаете, какая самая распространенная причина смерти после этой волшебной пятилетней отметки?

Инфекция вследствие ослабленной иммунной системы. И рак. Это как жить в постоянном состоянии тревоги. Или, в моем случае, жить временной жизнью, пока сердце не решит, что уже достаточно.

Эйв протягивает мне записку.

— Это от Кайло.

Улыбаясь, разворачиваю записку, которую Кайло написал на салфетке. «Скорейшего выздАровления». Почерк как у ребенка, и «выздоровление» написано ошибкой.

— Он неправильно написал это слово. — Переворачиваю записку, чтобы Эйв увидел.

Брат хмурится, качая головой.

— Вижу. Он подписал свой чек на зарплату «распишитесь здесь».

— В буквальном смысле «распишитесь здесь»?

— Ага. Торри в банке от души посмеялся над ним и, к счастью, обналичила чек этого тупицы.

Поднимаю руку, чтобы убрать волосы с лица и случайно опрокидываю стимулирующий спирометр, который мне дали, чтобы я могла глубоко дышать и чтобы мои легкие прочищались. — Очень мило с твоей стороны, что ты взял его на работу.

Эйв наклоняется и берет спирометр, а затем кладет его обратно на стол возле меня.

— У него больше никого нет. — Когда он это говорит, его глаза становятся печальными. У меня не было никого, кроме Эйва, и он оставил ради меня ту жизнь, которую планировал. Про Эйва можно сказать многое — он слишком суровый, он придурок, он кто угодно, но он верен. Эта черта сейчас редко встречается в людях.

— Эйв? — Брат встречается со мной взглядом. — Если ты что-то чувствуешь к Пресли, скажи ей. Я знаю, каково это быть в подвешенном состоянии, и это действительно дерьмовое чувство. Не поступай так с ней. Просто будь честен.

Он кивает.

— Я поговорю с Пресли. — Эйв смотрит на кардиомонитор. — Все будет хорошо или нет. — Он смеется, качая головой. — Я не знаю, черт возьми.

Он прямо не говорит мне, что у него есть чувства к моей подруге, но и не отрицает. Это обнадеживает, но я не собираюсь давить на него.

Эйв поворачивает голову ко мне, один его глаз скрыт за волосами.

— Что у тебя с рыбаком?

— О чем ты говоришь?

Он покусывает уголок рта, изучая меня.

— Мэл сказала, что он приходил в бар и спрашивал о тебе.

Мои щеки пылают, и причиной тому не лихорадка. Такое чувство, будто все мое тело охвачено пламенем, и оно распространяется до самых конечностей, словно лесной пожар. Глаза Эйва снова метнулись к кардиомонитору, и мне даже не нужно на него смотреть, чтобы понять, что аппарат тоже «слетел с катушек». Хочу признаться, что влюбилась по уши. Но это мой брат, и я не могу этого сделать.

Перевожу взгляд на капельницу.

— Я не знаю, чего он хотел. — Снова смотрю на Эйва, откусывая сэндвич.

Он качает головой, смотрит на меня с тем же выражением лица, когда я начала встречаться с Деверо — безэмоциональный, но пугающий взгляд.

— Ничего не начинай с этим парнем, — рявкает он, выпрямляясь.

Вздыхаю и откладываю свой сэндвич.

— Не суй нос не в свои дела, — говорю я, повторяя его слова. Не хочу говорить Эйву, что просто использую Линкольна для секса, потому что не уверена, что это именно так, и к тому же я не должна ничего объяснять. У меня в голове множество вопросов о том, что происходит.

Эйв улыбается мне.

— Я не буду вмешиваться, но если он сделает тебе больно, я за себя не ручаюсь.

Линкольн намного крупнее Эйва. Не думаю, что это может хорошо закончиться для моего брата. Хочу расспросить Эйва. Мэл сказала ему, что я в больнице? Как он отреагировал?

Мысленно улыбаюсь. Девушка должна притворяться недотрогой, когда может, и, эй, он спрашивал обо мне? Мое сердце воспаряет при мысли, что между нами что-то есть. Не могу перестать думать о Линкольне, чувствую притяжение до глубины души. Я никогда не верила в судьбу, пока не встретила его. Его тайна завлекает меня, черт возьми, это адски похоже на зависимость. Когда солнце встречается с горизонтом, мои глаза начинают слипаться с мыслями о Линкольне, видении мужчины, запутавшегося в моей душе. Как будто я родилась с воспоминаниями о нем, все чувства, связанные с ним, безумные и разрушительные. Ничего не могу с собой поделать, мне хочется узнать его поближе.

Загрузка...