Море света

ГЛАВА 23

Спинная аорта — артериальный сосуд, расположенный вдоль позвоночника рыбы. Он удаляется перед замораживанием или дальнейшей обработкой.

— Чувствуешь себя лучше? — спрашивает Джорни, подмигивая и наливая на два пальца лучший виски, который у них есть.

— Нет, — ворчу я, садясь за барную стойку, румянец на моих щеках говорит о том, что я никогда не смогу ею насытиться. Она — чистый холст, а я рисую реальность, которой для меня не существует. Я не могу быть с ней. Каждая секунда, проведенная с Джорни, вызывает у меня чувство вины за последствия. Тем не менее, когда я прижимаюсь ухом к ее груди и слышу шум океана, мне становится уютно, и хочется рискнуть. Все мои мысли о том, как я могу получить от нее больше. Я хочу жить и дышать в промежутках между нашими встречами, даже если я знаю, что это временно — чувствовать себя подобным образом.

Наблюдаю за Джорни, стоящей за барной стойкой, и сжимаю пальцами стакан, когда чувство собственности охватывает меня. Осматриваю зал в поисках ребенка, которого она поцеловала ранее, и затем начинаю возражать, когда она наливает новую порцию виски. Рюмка стоит двести долларов, и я совсем не рассчитывал на большой счет сегодня вечером. Я ничего не сказал, когда Джорни взяла Pappy Van Winkle двадцатитрехлетней давности, но я узнал этикетку. У моего отца была такая бутылка, подаренная ему одним стариком, проводящим много времени в доках в поисках работы. Насколько я знаю, папа так и не открыл ее до сих пор. Он сказал, что пить подаренную бутылку бурбона — к несчастью. Ещё он верит в морских чудовищ, так что полагаю, что он слишком много получал по голове.

Джорни обхватывает рукой мой стакан и наливает еще. Я снова качаю головой, но наша связь пронзает меня.

— Я не могу позволить себе еще одну порцию.

— Это за мой счет. В знак примирения за то, что я оставила тебя в подвешенном состоянии, — говорит Джорни, и ее улыбка разрывает мою грудь.

— Спасибо, — фыркаю, не зная, должен ли я благодарить ее или оттрахать.

Рядом со мной сидит женщина, ее внимание приковано ко мне. Я борюсь с желанием отвернуться от нее или вообще уйти из бара.

— Я тебя здесь раньше не видела, — говорит мне пышногрудая блондинка.

— Я не отсюда. — Мне казалось, что тон моего голоса отпугнет ее, но нет. С такими женщинами, как она, подобное не случается. И я знаю, что она собой представляет. Она одна из тех женщин, которые тусуются в барах и ищут рыбаков за городом, чтобы занять свое свободное время, пока их мужья заняты тем же.

Несмотря на то, что я не отвечаю, она продолжает шептать мне на ухо, толкая локтем каждый раз, когда намекает на что-то, и я как будто должен понимать, что, черт возьми, она имеет в виду.

Мое внимание по-прежнему сосредоточено на Джорни. Я могу сказать по улыбке, которой она одаривает меня каждый раз, когда проходит мимо, что эта хрень забавляет ее.

— Куда смотришь? — спрашивает блондинка. Мое молчание, видимо, расстраивает ее, и она добавляет: — Ты не собираешься мне отвечать? Ну, тебе не обязательно вести себя как мудак.

Я изгибаю бровь в ответ на ее тактику.

— Забавно, — фыркаю. — Если бы мужчина приставал к женщине в баре и не принял бы «нет» за ответ, его бы назвали подонком и, скорее всего, вышвырнули на улицу, — огрызаюсь я с раздражением в голосе. — Но поскольку ты женщина, я — мудак, потому что игнорировал тебя?

— Твой идиотский ответ делает тебя мудаком, — говорит она и тянется к ключам, которые лежат возле нее на стойке. — Я просто поддерживала разговор.

Закатив глаза, смотрю на стену с алкоголем.

— Хорошо. — Делаю большой глоток виски из стакана, переводя взгляд на Джорни, которая внимательно наблюдает за нами. — Передай от меня привет своему мужу.

Свирепо глядя на меня, блондинка хватает ключи и уходит. Женщинам обычно не нравится, когда им отказывают. По крайней мере, у меня такой опыт.

Нахожу взглядом Джорни. Она обслуживает пару в конце барной стойки. Ее щеки краснеют, когда она замечает, что я пялюсь на нее. Хихикая, возвращается ко мне и прислоняется к стойке, не сводя глаз с уходящей блондинки.

— Это было весело.

Бросаю на нее оскорбленный взгляд.

— Готов поспорить.

— Джей, иди сюда на минутку, — кричит кто-то позади нее.

— Я скоро вернусь, — говорит она мне и исчезает за углом.

Смотрю на свой телефон, который лежит рядом, и отсчитываю, сколько остается времени до трех часов ночи. Я помню, когда родился Атлас, и те первые несколько дней, когда я в буквальном смысле был всем, что у него было, и я боялся рассвета. Боялся заботиться о нем. Один. Я думал, что буду делать все это с Афиной.

Я недолго сижу в одиночестве, прежде чем ко мне подходят две барменши. Смотрю на них, гадая, чего они хотят. Девушка с черными волосами садится возле меня.

— Привет.

Я моргаю, глядя на нее.

— Привет?

— О, мужчина с грубым голосом. — Она подмигивает, прикусывая губу. — Ты занят позже?

Та, что за барной стойкой смеется, положив руки на столешницу.

— Неужели это так просто? Ты просто прямо спрашиваешь, что они будут делать позже?

С любопытством разглядываю их. Они что-то замышляют? Я чувствую себя так, словно нахожусь в самом разгаре пари. Молчу, не уверенный в том, что происходит, а затем к ним присоединяется еще одна девушка. Читаю их имена на бейджах. Пресли и Мэлари за барной стойкой, а та, что сидит рядом со мной — Дилан.

Меня охватывает жар, я начинаю нервничать и тереблю сигареты в кармане. Почему запретили курить в барах? Разве не понятно, что бар и сигареты неразделимы?

Мэлари наклоняется.

— Как долго ты в городе?

Пожимаю плечами, откидываясь на спинку стула.

— Недолго.

— Тогда что ты делаешь с Джорни?

Мое сердце колотится в груди громко, неконтролируемо. Использую ее, но не говорю это. Снова пожимаю плечами, надеясь, что они успокоятся. Этого не происходит. Они засыпают меня вопросами, пытаясь вынудить меня рассказать о причине, по которой я продолжаю возвращаться. Мне особо нечего сказать, потому что даже я этого не понимаю. Если бы я мог, то бы перестроил мысли и забыл эту девушку.

— Девочки, что вы делаете с Линкольном? — спрашивает Джорни, проходя мимо, держа в руках поднос с едой. Ее фруктовый восхитительный аромат окутывает меня и мои мысли. Невольно смотрю на нее.

Дилан кладет руку на мое плечо.

— Не облажайся.

Я молчу, потому что знаю, каким будет мой ответ. Расставание неизбежно. С возвращением Джорни девушки, как будто, исчезают. Они идут в конец барной стойки, но их внимание по-прежнему приковано ко мне.

— Прошу прощения за них, — говорит Джорни, закатывая глаза. — Они никогда не лезут не в свое дело.

— Я больше никогда не приду к тебе сюда, — поддразниваю, пытаясь придать своему голосу юморной тон. Пододвигаю к ней свой стакан и проверяю время. Тридцать минут до закрытия. Я оглядываюсь назад. Бар кажется пустым, если не считать группы мужчин у двери.

— Что ты делал на улице?

Обернувшись, приподнимаю бровь и вижу, что Джорни наблюдает за мной. Ее взгляд скользит к моим губам.

— Когда?

— Когда ты увидел, как Кайло меня целует, — шепчет, как будто не хочет, чтобы кто-то ее услышал. Она даже быстро оглядывается по сторонам, прежде чем добавить: — Я не думала, что он это сделает.

Слегка смеюсь, кладя локти на стойку. Смотрю на пустой стакан перед собой, обращаясь к ней:

— Я говорил себе не заходить в бар.

Мы встречаемся взглядами.

— Но ты зашел.

— Похоже, после долгих споров самим с собой, я не хочу оставлять тебя в покое.

Джорни смеется, ее щеки порозовели, она счастлива в это мгновение.

— Ты такой слабак.

Нет, ты слабая, я лишь уничтожаю то, что осталось.

— Вот как?

Она кивает.

— У тебя нет самоконтроля.

Выгибаю бровь, и меня снова охватывает чувство собственничества.

— Откуда у тебя отметина на плече?

Взглядом скользит к своему плечу, и ее тело невольно наклоняется ко мне.

— Какой-то парень хотел попробовать меня.

— Я хочу сделать больше, чем попробовать тебя на вкус, — уверяю я ее. Хочу быть с тобой. И хочу забыть, что ты живешь в этом мире.

Джорни заставляет меня поверить, что любовь все еще существует в этом мире, и я вновь верю, что смогу почувствовать ее снова.

— Не могу дождаться, когда покажешь, что у тебя на уме, — выдыхает она, глядя мне в глаза из-под полуприкрытых век. Джорни размыкает губы, как будто собирается сказать что-то еще.

Я прерываю ее:

— Если ты продолжишь в таком духе, мы не доберемся до постели.

Ее улыбка заставляет меня чувствовать себя так, словно меня ударили в грудь.

— В чем проблема?

— Я бы хотел, чтобы ты была полностью в моем распоряжении, без посторонних или на моей лодке, — шепчу, прочищая горло и отстраняясь. Если бы я этого не сделал, то поцеловал бы ее. Прямо здесь. И, возможно, не смог бы остановиться.

Джорни выпрямляет спину и идет к девушкам. Я не обращаю внимания на то, что они делают или говорят, но в следующую минуту она уже с другой стороны барной стойки стоит рядом со мной. На ее плече сумка, и она берет меня за руку.

— Пойдем.

Поворачиваюсь к ней, игнорируя вопросительные взгляды ее подруг.

— Тебе не нужно оставаться до закрытия?

— Я провожу здесь большую часть своей жизни. Ничего страшного, если я уйду на несколько минут раньше.

Барменша со светлыми волосами улыбается.

— Дети, держитесь подальше от неприятностей.

Джорни игнорирует их, держа меня за руку.

Ее прикосновение заставляет меня чувствовать себя так, словно с меня заживо сдирают кожу, ее тепло поглощает меня целиком. Я говорю себе, что это будет в последний раз. Я отпущу ее после этого, но мы оба знаем, что я вру. Мы молча идем вверх по дороге. Ночь ясная, сильно отличается от дождливой погоды до этого.

Джорни отпускает мою руку, сходит с тротуара и смотрит на усыпанное звездами небо. Я засовываю руки в карманы куртки, боясь снова взять ее за руку. Касаюсь плечом ее плеча, и она вздыхает. Ее глаза освещают ночь, когда мы встречаемся взглядами в темноте. Джорни прекрасна в лунном свете, и я спотыкаюсь, не в силах понять, что со мной происходит, но чертовски хорошо знаю, что мое состояние всецело связано с ней.

Мы молча входим в дом моего отца. Подношу пальцы к губам, напоминая ей вести себя тихо, и она следует за мной. Кажется неправильным, что Джорни здесь, но я не могу отрицать, что хочу этого. Мой замысел становится очевидным, когда я касаюсь рукой ее поясницы и веду в свою комнату. Остановившись у комнаты Атласа, киваю на свою, которая находится в конце коридора.

— Последняя дверь слева, — шепчу я. — Я скоро приду.

Джорни проходит мимо меня, и я наблюдаю за ней, прислонив голову к дверному косяку. Я борюсь с эмоциями, которых не понимаю. Теми, которые умоляют меня сказать ей правду, и теми, которые подпитывают потребность уберечь ее от реальности, о которой она не знает, и которая существует за пределами того, чем мы занимаемся. Мы находимся с ней в удобном, эротичном и чертовски заманчивом мире. Я бы разлил его по бутылкам и продавал бы как вечность, но я знаю, что это не продлится долго. Только не с тем раскладом, как я поступил. И это та часть, которая разрывает мое сердце. Я думаю о том, что всего этого можно было избежать, если бы я никогда не приезжал сюда.

Атлас наполовину свисал с кровати, он спит так же беспорядочно, как и играет днем. Закинув его ногу на кровать, накрываю одеялом и целую в лоб. Выпрямившись, пристально смотрю на сына. Все не идеально для него. Это место, ситуация, но, опять же, Илвако тоже не был таким. Конечно, у него там были мои бабушка с дедушкой и семья Афины, но он не знал, каково жить с моим отцом. И как бы мне ни было грустно оставлять папу и Ретта ради жизни с мамой, в то время я знал, что это необходимо моей маме, и последовал за ней. Эгоистично я хотел, чтобы у моего сына было то же детство, что и у меня здесь, в Вестпорте, до того, как все изменилось.

Мои мысли переключаются на Джорни, — это происходит легко, так как она рядом. Оставив Атласа, иду по темному коридору в свою комнату. Тихо поворачиваю ручку, не зная, что меня ждет по ту сторону двери.

Джорни лежит на моей кровати, обнаженная по пояс, среди скомканных простыней. Она одаривает меня застенчивой улыбкой, стягивая джинсы с бедер. Мое сердце бешено стучит. Небрежно ложусь на кровать, пристально наблюдая за ней. Все в ней утонченно. Маленькие, мягкие черты лица, от плавного изгиба носа до нежных карих глаз. Она изящная. Хрупкая. И я не имею права быть с ней, зная, что причиню ей боль, когда она узнает правду.

«Покончи с этим сейчас же, — думаю я про себя. — Скажи ей». Но что-то меня останавливает. Это происходит, когда Джорни седлает мои бедра, ее красивое тело располагается над моим, и она смотрит на меня сверху вниз. Тянется к моей пряжке. Расстегивает кожаный ремень, пуговицу, а затем молнию. Лунный свет омывает ее тело серебристыми лучами, волосы, перекинутые на одно плечо, создали тень на щеке.

Мое сердце неистово колотится, оно бьется так громко, что я не слышу своего дыхания. Я поднимаю руки, чтобы коснуться ее груди. Бум. Бум. Бум. Сейчас это ритм злости. Он свидетельствует о том, что я вляпался по уши. Но эта женщина совсем не такая, какой я ее представлял себе. Большим пальцем касаюсь бугристых краев шрама в ложбинке между ее грудей. Он начинается чуть ниже ключицы и заканчивается у первого ребра.

Помимо моей явной эрекции в джинсах из-за того, что обнаженная женщина оседлала мой член, я не осознавал до этого момента, что прерывисто дышу.

Джорни берет мою руку и кладет себе на грудь.

— Пересадка сердца, — шепчет она, ее голос дрожит от эмоций. — Если тебе интересно.

Я ничего не говорю, молча уставился на нее, пытаясь подобрать слова.

— Ты в порядке? — спрашивает она, заметив отсутствие моей реакции.

Я не могу ей ответить. Поэтому опускаю руки с ее груди на бедра. Переворачиваю ее и прижимаюсь своим телом к ней. Прячу эмоции за поцелуями. По крайней мере, я не смогу сказать ничего такого, о чем мог бы пожалеть. В поцелуи вкладываю все свои мысли. О том, что она заслуживает, и, возможно, о том, что заслуживаю я. Моя жизнь была разрушена, как и ее, по крайней мере, я оправдываю все именно так.

Прервав поцелуй, снимаю джинсы и рубашку. Когда мы прижимаемся друг к другу снова, мои прикосновения становятся грубее, мной движет потребность, которую я не могу объяснить. Прикасаюсь губами к ране, которую я сделал прошлой ночью.

Джорни хнычет, когда я слегка засасываю кожу.

— Еще болит, — говорит она и глубоко вдыхает, зарываясь руками в мои волосы.

Мое тело напрягается, возбуждение бурлит внутри меня. Мой член сейчас у ее киски, в презервативе, но я еще не вошел в нее. Прижимаюсь губами к впадинке рядом с раной.

— А здесь? — рычу, дрожа от желания. Опускаюсь на нее всем своим весом.

Джорни тяжело дышит, выгибаясь дугой и вытянув шею.

— Где тебе угодно. Просто пометь меня своим прикосновением.

Мой член подпрыгивает от восторга, что она позволяет мне оставить на ней свой след, даже если это временно. Одной рукой обхватываю ее затылок, и как раз перед тем, как войти в нее, нахожу губами новое местечко, и беру от Джорни немного больше, чем заслуживаю. Удовлетворяю свою внутреннюю жажду, хочу, чтобы ее кровь текла по моим венам. Она хватает ртом воздух и обвивает ногами мою талию, тихо вскрикивая от боли. Держится за мои плечи, пока я вхожу в нее, неустанно пытаясь послать на хер то, что меня гложет. Это не работает. Это заставляет меня хотеть большего.

Сосу ее кровь сквозь зубы и тяжело дышу, ненавидя себя за то, что хочу этого. Это новый вид еб*нутости — возбуждаться, заставляя ее кровоточить. Ее кровь сладкая на вкус, не похожа ни на что, что я пробовал раньше. Хотел бы я остановиться.

— Боже, — стонет Джорни мне в ухо, вдавливаясь пятками в мою задницу. — Соси сильнее.

Вторую руку, которой не держу ее голову, кладу ей на плечо, вовлекая ее в свои движения. Мои яйца напрягаются, я готов кончить в тот момент, когда ее кровь заполняет мой рот. Ненавижу себя за это. Я сосу сильнее, как она и просила, теплый алый сок из моего рта капает на ее обнаженное плечо. Он окрашивает мои губы, а затем и ее. Провожу пальцами от ее плеча к подбородку и заставляю Джорни посмотреть на меня.

— Я не подхожу тебе, — говорю ей, надеясь, что она понимает смысл, реальность или, может быть, я надеюсь, что с этими словами просочится ложь, и она придет к правде, которую я не могу сказать самостоятельно.

Я не могу любить тебя.

Я не буду любить тебя.

Внезапно Джорни вскрикивает в мой рот, прижимаясь своими бедрами к моим. Впивается ногтями в мою кожу, чувство жжения — это именно то, что мне было нужно. Будучи беспомощным, я беру от нее все, что могу в эти моменты, когда она обнажена. Покрываю ее своими поцелуями, уничтожаю жесткими, быстрыми толчками, которые двигают ее нежное тело к изголовью кровати.

Я чувствую биение своего сердца. Не в груди, в голове.

Удар.

Ритм.

Река обмана. Она пульсирует. Шумит. Призывает сказать слова, которые не приходят на ум. Я смотрю, как Джорни разваливается на части в темноте, уткнувшись лицом в мою грудь. Это разрушает меня.

Слишком увлеченный, слишком много всего, я нахожу взглядом ее поврежденную кожу, ее вкус поглощает мои мысли. В тот миг, когда я вновь пробую губами ее кровь, живот скручивает от желания.

Эгоистично прижимаю ее к своему телу, потому что хочу этого. Джорни. Этого чувства. Всего. Я не хочу, чтобы это заканчивалось, но, каким-то образом, это произойдет прежде, чем я буду готов.

Дергаю бедрами, зная, что сейчас произойдет. Я не хочу кончать так быстро, но у моего члена другие планы, и он начинает пульсировать. Моя хватка становится сильнее, скольжу окровавленными губами от ее плеча к губам, и трахаю ее изо всех сил. Она целует меня, когда я кончаю. Это подпитывает мою ложную надежду, что когда-нибудь это сработает.

Это невозможно.

Этого не будет.

Мы молчим несколько минут. Кряхтя, скатываюсь с Джорни, жалея, что не могу курить в доме. Если бы я это сделал, отец содрал бы с меня кожу заживо, и хотя это определенно будет не в первый раз, не делаю этого.

— Хочешь немного воды? — спрашиваю я, у меня пересохло в горле.

Джорни кивает, ее дыхание легкое и ровное. Бегло рассматриваю ее. Она смотрит в окно, находящееся возле кровати.

— Конечно, и я хочу есть.

Усмехаясь, целую ее в висок.

— Думаю, в кладовке есть «Поп-тарт» (прим. пер.: «поп-тарт» — двухслойное печенье с начинкой и глазурью).

— Ты читаешь мои мысли. — Она слезает с кровати. Вместо того чтобы одеться, набрасывает на себя мою фланелевую рубашку. — Я очень надеюсь, что они со вкусом вишни.

Я борюсь с улыбкой, думая, что хотел бы сорвать ее вишенку.

Господи. Что, черт возьми, со мной не так?

Проведя рукой по волосам, встаю и беру свои шорты возле кровати. Я не заморачиваюсь с рубашкой, так как надеюсь, что мы все сделаем быстро. Я устал, и мне действительно не помешало бы поспать несколько часов.

Пройдя на цыпочках по коридору, мы оказываемся на кухне рядом с гостиной. Это старый дом, и, кажется, что деревянные полы поскрипывают от каждого шага. Я иду быстро, надеясь, что Бэар или, что еще хуже, мой отец или Атлас не проснутся. Небо начинает превращаться из голубого в серое, и я знаю, что примерно через два часа Атлас уже будет бодрствовать.

Роясь в кладовой, нахожу коробку «Поп-тарт», которую на днях спрятал от Атласа. Однажды это было все, что я мог заставить его съесть за всю неделю. Теперь мне приходиться прятать это печенье.

Джорни берет фотографию, лежащую на столе, обхватывает пальцами рамку, сделанную моей матерью. Мне грустно, что она так и не встретилась с моим мальчиком. Ей бы понравилось быть бабушкой.

— Расскажи мне об Атласе, — говорит Джорни с улыбкой на лице, отвлекая меня от моих мыслей.

Опустив голову, делаю глубокий вдох и протягиваю ей «Поп-тарт», который обжигает мою руку.

— Он потрясающий. О лучшем ребенке я и мечтать не мог.

Джорни ловит мой взгляд, пытаясь успокоить меня.

— Афина была его мамой?

Я киваю, мой желудок сжимается.

— Она умерла при родах. — Замолкаю после этих слов, не в состоянии рассказать какие-либо подробности, и, надеясь, что она не станет любопытствовать.

Вижу печаль в ее глазах.

— Это ужасно.

Сжимаю челюсть, эмоции захлестывают меня. Чувство вины пронзает грудь. Я не могу продолжать в том же духе. Джорни заслуживает знать правду, но какой ценой?