Экстрактор — рыболовная принадлежность, используемая для быстрого и легкого извлечения крючка из пасти рыбы.
В доме Флетчера, на кухне, я смотрю в окно на океан. На горизонте забрезжил голубой рассвет, ветер все еще дует. Самое худшее впереди. Прямо сейчас это всего лишь заигрывание перед катастрофой, — природа показывает нам, что собой представляет, будто спрашивая, достаточно ли мы выносливы, чтобы выжить?
Рядом со мной мерцает свеча, и я наблюдаю за тем, как появляются искры при каждом ударе ветра в одностворчатое окно. Предвкушение неизвестности держит меня в напряжении.
Прошло шесть часов с тех пор, как поступил сигнал бедствия. Шесть часов я сижу с Флетчером, пока он пытается связаться с береговой охраной, чтобы получить хоть какой-то ответ.
Шесть часов я обнимаю Атласа, пока он спит, положив голову мне на колени.
Шесть часов я размышляю. К сожалению, моя боль наталкивает на мысли.
Ненавижу, когда мои мысли блуждают, и я зацикливаюсь на том, почему Линкольн искал меня. Почему он мне ничего не сказал?
И теперь, возможно, я никогда не получу ответа.
С другой стороны, моя боль ничего не значит по сравнению с тем, что происходит вокруг. В море застряли четыре жизни, которые могут быть потеряны навсегда.
Когда встает солнце, меня будит Атлас. Мы не хотели рассказывать ему об его отце и дяде, но он слышит сообщение по радио о том, что ищут судно.
Мальчик сидит возле меня, положив подбородок на стол, в носках, которые не подходят друг к другу, и с обеспокоенным взглядом ищет кого-нибудь, кто мог бы успокоить его мысли. Я не могу. Я не смогу сказать ему то, что могло бы хоть немного улучшить ситуацию. Я знаю, как все будет происходить. Береговая охрана будет искать их и, в конце концов, перестанет. Страх, связь, которую я имею с этим ребенком, делают это еще более реальным. Я была на его месте, хотя и в старшем возрасте, но мне знакомы его страхи. Эти шрамы выжжены во мне, в свое время они заставили меня предстать перед лицом жизни без родителей. Я не могу ничего обещать Атласу.
Я думаю о Линкольне, и грусть щиплет мои глаза. Вспоминаю о его прикосновениях, тепле, о том, что, чтобы он ни говорил или делал, как бы он ни лгал, что-то в том, как он смотрел на меня, как обнимал, было не только из-за нее, верно? В какой-то момент я говорю себе, даю единственное возможное обещание, что выслушаю его версию, почему он предпочел не рассказывать мне.
Вскоре после того, как я помогаю Атласу приготовить вафли, раздается звонок домашнего телефона, и я переключаю внимание на Флетчера. Шагая по гостиной, он быстро тянется к телефону. Отвечает после первого звонка, его грубый быстрый ответ царапает мою кожу.
Мы с Атласом поворачиваемся к нему, даже Кохо вскакивает на лапы в ожидании. Он что-то говорит, а потом вешает трубку. Глубоко, медленно дыша, сглатывает и кивает. Я не понимаю, что это значит, но, к счастью, вскоре он произносит:
— Их подобрали в сорока милях от Датч-Харбора.
Я жду, что отец Линкольна продолжит, но он молчит.
— В каком они состоянии? — спрашиваю я.
— Неизвестно. С тех пор не было никаких новостей. — Флетчер качает головой, проводя рукой по своей густой седеющей бороде. — Полагаю, что в данный момент у них куча работы.
Снова поднимается ветер, звук похож на приближающийся товарный поезд. Ранний утренний свет проникает в окна, когда Флетчер достает свою куртку.
— Я собираюсь спуститься в доки и проверить свою лодку.
Представляю, как ему тяжело просто сидеть в этом доме и ждать. Атлас вскакивает со своего места за столом.
— Я иду с тобой!
И бежит по коридору в свою комнату, Кохо следует за ним.
Пол скрипит, когда я направляюсь к двери.
— Я должна вернуться и проверить, как обстоят дела в баре.
Смотрю на свой телефон, который вытащила из кармана. В какой-то момент он разрядился, а зарядного устройства у меня нет.
Флетчер кивает и достает ключи.
— Я дам тебе знать, если что-нибудь узнаю.
Киваю в ответ и записываю свой номер в блокнот, не зная, что сказать дальше, чтобы успокоить его, но он сам тянется ко мне и притягивает к своей груди. Эмоции сдавливают мое горло, потому что я не могу вспомнить, когда в последний раз меня обнимал отец. Слезы текут прежде, чем я успеваю их остановить, они катятся по щекам и подбородку.
— Прости меня за все, — шепчет Флетчер, прежде чем отстраниться.
— Я знаю, что ты не хотел причинять мне боль, и я ценю то, что ты сделал для нас с Эйвом. Ты не должен чувствовать себя виноватым за то, что случилось с моими мамой и папой. — Я с трудом произношу эти слова, мое дыхание становится быстрым и учащенным.
Не могу больше оставаться в этом доме, вспоминая все, что я, возможно, не успела сказать Линкольну.
Атлас хватает меня за руку в тот момент, когда я собираюсь уходить, его лицо озадачено.
— Ты покидаешь меня?
Мой желудок сжимается.
— Нет-нет, не покидаю. Мне просто нужно проверить бар. Но я вернусь вечером, хорошо?
Он поднимает голову, положив руку на Кохо, который стоит рядом с ним.
— Хорошо.
Не хочу оставлять Атласа. Я не лгала, когда говорила, что встретила этого мальчика не просто так, и думаю, что должна остаться в его жизни независимо от обстоятельств.
Трудно решить, куда пойти в первую очередь. В бар? Домой? Я даже не знаю, куда направляюсь, но начинаю идти, позволяя своим ногам решать. В итоге, оказываюсь в баре. Ветер утих — затишье перед следующим порывом, который должен произойти около полудня. Хлещет дождь, что даже трудно что-либо разглядеть.
По всем новостям передают, что пропало судно для ловли тунца из Илвако, и, похоже, они не получили ту информацию, которую узнал Флетчер. Меня беспокоит, что я не знаю, жив Линкольн или мертв, но испытываю некоторое облегчение, узнав, что береговая охрана нашла их.
У меня не было возможности закрыть такой же гештальт с родителями, как и у Флетчера. Теперь мы оба оказались в одинаковой ситуации.
Машина Мэл припаркована за баром, рядом с автомобилями Эйва и Эверетта. На мгновение я замираю у двери, не зная, стоит ли заходить внутрь. Они спросят о Линкольне, и как я должна отвечать?
В тот самый момент, когда переступаю порог черного входа, меня встречает Мэл, а затем прижимает к своей груди. Я разражаюсь слезами. Буквально начинаю рыдать до такой степени, что не могу дышать. На меня накатывает приступ паники.
Она обнимает меня. И все. Так же, как и в течение последних десяти лет, она держит меня до тех пор, пока я не наберусь сил, чтобы рассказать ей о том, что происходит. Все, начиная с сердца и заканчивая деньгами, каждую чудовищную деталь, которая, каким-то образом, стала моей жизнью за считанные часы.
— Они нашли его лодку? — спрашивает Мэл, садясь рядом со мной в кладовке.
Я опускаюсь на колени и обхватываю себя руками.
— Известно, что нашли их, а не лодку. — Мой голос дрожит. — Но нам не сообщили, все ли с ними в порядке.
— Все будет хорошо. — Она прижимает меня к себе, и ее слова звучат как заверение, но это совсем не так. Иногда все не в порядке.
Мы сидим в тишине некоторое время, пока Мэл не рассказывает об Эйве и о том, как он заботился о ее детях прошлой ночью во время урагана. Он остался у нее дома. На ночь.
— Эйв остался?
Мэл прищуривает глаза, выражение ее лица не соответствует ее поведению.
— О, да. Ну… просто потому, что была гроза, и дети испугались, — говорит она, сглатывая.
Мое сердце замирает, и я заставляю себя задать интересующий меня вопрос.
— Мэл, я люблю тебя. Ты была мне как мать, но, если ты что-то от меня скрываешь, я должна знать.
Она слегка удивлена моим требованием, обхватывает мое плечо и сжимает его.
— Я… я… ну, Эйв уже много лет помогает мне с детьми. Ты же знаешь.
Думаю об этом, и она права. Он водил их на приемы к врачам и оставался с ними, когда они болели. Все то, чего не было у Мэл из-за секса на одну ночь, который привел к рождению близнецов.
Она произносит шепотом:
— А две недели назад, в ту ночь, когда он переспал с Пресли, он попросил меня дать ему шанс. Я ответила, что не могу, потому что знаю, как Пресли к нему относится.
Я вытираю слезы рукавом своей промокшей толстовки. Это ничего не дает, только глаза жжет от соли. Понимаю, что мое тело промокло от дождя. Меня пробирает дрожь.
— Дать ему шанс? Что это значит?
— Он сказал, что любит меня и хочет быть частью нашей жизни. А потом он спит с Пресли еще несколько раз, так что… я не знаю. Я ничего не понимаю, и меня так бесит, что она в этом замешана, и, черт возьми, я никогда не хотела причинить ей боль.
— Ты… испытываешь к нему чувства?
Она облизывает губы и вздыхает, как будто разочарована тем, что собирается сказать.
— Да, и я бы хотела, чтобы их не было. Он должен быть с кем-то вроде Пресли. У меня есть багаж. Ему не нужно это дерьмо в придачу ко всему остальному. Но, черт возьми, у меня есть к Эйву чувства, и я ненавижу это. Очень сильно. И я вела себя так, будто нет ничего страшного в том, что у него был секс с Пресли. Я сказала ему, что не думаю, что быть вместе — хорошая идея, потому что так и есть. Мы работаем вместе. Мы вместе управляем этим заведением. Мы проводили рядом столько времени, и это просто случилось, и я ничего не смогла с этим поделать.
Не знаю почему, но спрашиваю:
— У вас что-то было?
— Нет, — быстро отвечает Мэл. — Никогда.
Вздохнув с облегчением, киваю.
— Я должна пойти поговорить с ним. Он в своем кабинете?
— Да. — Она встает, протягивает руку, смотря на меня сверху вниз. Я беру ее и встаю рядом. — Ты моя взрослая маленькая девочка, Джорни. Я люблю тебя как своего ребенка. Не будь слишком строга к Эйву. Он упорно боролся за тебя. Сильнее, чем кто-либо другой, когда они собирались забрать тебя у него.
Я знаю это. Суды не считали, что тринадцатилетняя девочка под опекой восемнадцатилетнего бойкого подростка — это хорошая идея. На самом деле, наверное, так и было, но я благодарна ему за все, что он сделал и продолжает делать для меня. Если не считать его постоянных секретов, с которым я намерена покончить прямо сейчас.
Выхожу из кладовки, мои ботинки скрипят по бетону. Тишину заполняет отдаленный звук генераторов. Когда тянусь к двери кабинета брата, моя рука дрожит. Я иду к Эйву не для того, чтобы обвинять его в чем-то, но мне нужно донести до него свою точку зрения.
Войдя, застаю его за письменным столом. Сначала я ничего не говорю, но потребность все узнать пересиливает мои нервы.
— Ты знал?
Словно не услышав моего вопроса, брат задает свой, не поднимая глаз от телефона:
— Где, бл*дь, ты была прошлой ночью?
Я свирепо смотрю на Эйва, жалея, что не могу безнаказанно ударить его по лицу.
— С Флетчером и Атласом. Судно Линкольна затонуло.
Он сглатывает, медленно встречаясь со мной взглядом.
— И?
— Мы пока не знаем. Их нашла береговая охрана.
Его лицо бледнеет, наша реальность возвращает воспоминания, о которых мы не хотели бы снова думать. Встав, он обнимает меня.
— Ты знал?
Брат отстраняется и смотрит мне в глаза.
— Что знал?
Смахиваю слезы.
— Что сын Флетчера, Ретт, был капитаном судна, на котором плыли мама и папа?
— Вот сукин сын, — ругается Эйв себе под нос. Он стонет, качая головой. — Дай угадаю, Линкольн рассказал тебе и попытался представить это так, будто это я хранил секрет.
Я смеюсь. Нет, я, правда, смеюсь. Разражаюсь хохотом.
— О, нет. У него есть свой огромный секрет, но ты должен был мне рассказать. Ты мой гребаный брат, Эйв! — Ударяю его ладонями в грудь, прижимая спиной к стене. — Ты должен был мне хоть что-то сказать!
Он хватает меня за плечи, впиваясь пальцами в предплечья.
— Потому что это не имело значения. — Его глаза полны отчаяния, этого взгляда я не видела у него раньше. — Я потратил последние десять лет, пытаясь сохранить все это вместе. Мне жаль, что я ничего не сказал, но разве это имело значение? Мы потеряли родителей, он потерял сына. Ты не можешь винить его.
Я едва могу стоять прямо, рыдаю, мое тело дрожит.
— У меня ее сердце, Эйв.
Он моргает, в его глазах отражается шок.
— Что?
— Жены Линкольна, — плачу я, мое сердце болит так, как никогда раньше, и я прижимаюсь к его груди. — У меня ее сердце. Вот почему он нашел меня.
— Ты серьезно? — спрашивает брат, его голос внезапно наполняется беспокойством. — Джорни, ты серьезно?
Киваю.
— Да. Я спросила своего координатора по трансплантации, и мне ответили, что донором была двадцатитрехлетняя женщина из Орегона. Его жена умерла в тот же день, когда я получила сердце.
Однако не уверена, что все это имело для него какой-то смысл, потому что я говорила сквозь слезы, и, вероятно, это прозвучало скорее как крик, нежели слова.
Проходит минута, и Эйв вздыхает.
— И он ничего не сказал?
Перевожу взгляд на него.
— В самом деле? Ты — последний человек, которого это должно волновать.
Уголки его рта приподнимаются, и он опирается о свой стол.
— Я заслужил это.
Мы сидим в тишине, я плачу, Эйв протягивает мне салфетки, а потом, в конце концов, уходит, чтобы купить бензин для генератора. Через двадцать минут он возвращается, закрывает за собой дверь и протягивает мне полотенце.
— Мы планируем открыться сегодня. Весь город остался без электричества. Мы можем хотя бы дать людям горячую еду и пиво, чтобы они могли переждать следующую вспышку ветра.
Я киваю и смотрю на него. Я люблю своего брата. Больше всего на свете, но сейчас я смотрю на него, и он мне не нравится.
— Почему ты так поступил с Пресли? — спрашиваю, переодеваясь из промокшей толстовки в ту, которую Эйв протягивает мне из-за стола. — Ты знал, как она к тебе относится.
Скрестив руки на груди, он превращается из старшего брата в настороженного и безразличного человека.
— Именно поэтому я и сделал это. Я знал, каково это — быть на ее месте. Хотеть кого-то, кто не хочет тебя.
— Мэл?
Его губы сжимаются в ровную линию, и он кивает.
— Поэтому я дал Пресли то, что, по моему мнению, она хотела, не задумываясь о последствиях.
— Ты всегда так делаешь, — бормочу я, ненавидя то, что он обидел мою лучшую подругу и меня, и Мэл. — Ты действительно все испортил, Эйв.
Он кивает.
— Я знаю.
Ненавижу то, что нахожусь в центре всего этого — в ситуации, в которой я никогда не хотела бы оказаться. Я не хотела, чтобы Линкольн нашел меня и увидел… что? Девушку, едва стоящую на ногах, живущую с чувством вины за то, что я жива, а она нет?
И вот я здесь, застряла в прошлом и теперь связана ложью.