— Это самая глупая идея с тех пор, как Наполеон посетил Россию зимой, — проворчал Джошуа, когда Кассандра присоединилась к нему на тропинке у дома лорда Болдервуда. Она бывала здесь и раньше, много лет назад, когда весь мир думал, что этот дом однажды будет принадлежать ей.
Она разгладила юбки, поправила шляпку и собрала в кулак остатки своих неуправляемых эмоций. Они ехали в экипаже до Мейфэра в молчании, Джошуа надвинул шляпу на глаза, а Кассандра смотрела в окно и перечисляла тысячи случайных вещей, чтобы прогнать воспоминания о том, что произошло.
— Ты должен был помочь мне выйти из экипажа, — сказала она, испытывая постыдное удовольствие от своей придирчивости.
Он повернулся и хмуро посмотрел на экипаж, а затем на нее.
— А сама ты не справилась?
— Мне помог грум, но это должен был сделать ты.
— Почему? Твои ноги, кажется, работают вполне нормально.
— Хотела бы я посмотреть, как ты выпрыгиваешь из экипажа в юбках и корсете.
Он удивленно посмотрел на нее.
— Миссис Девитт! Ты упомянула о своем нижнем белье на публике? Я в шоке!
— Не ври, ты ни капельки не шокирован.
Несмотря на все происходящее, она не смогла не развеселиться, и ее настроение менялось от того, что она наслаждалась его игривой театральностью. Она предположила, что он тоже наслаждался, потому что преувеличенно галантным жестом приподнял локоть.
— Перестань сплетничать о своем корсете, — сказал он. — Давай-ка хорошенько щелкнем их по булкам.
Она обхватила его за руку.
— Я понятия не имею, что за булки такие, но, пожалуйста, воздержись от того, чтобы щелкать кого-либо. Мы будем вежливыми, разумными и цивилизованными и убедим их прекратить заниматься всякой ерундой.
— Я по-прежнему считаю, что это глупая идея.
— А я по-прежнему считаю, что ты должен был помочь мне выйти из экипажа, но, похоже, сегодня ни один из нас не получит того, чего хочет.
Подойдя к двери, она ждала, пока он постучит. Однако вместо того, чтобы это сделать, он пошевелил большими пальцами и начал насвистывать. Она посмотрела на него. Он посмотрел на нее.
— Мы что, так и будем стоять здесь весь день? — спросил он.
— Тебе, как джентльмену, подобает постучать.
Он изучил медную голову льва на двери.
— Слишком тяжело для тебя, не так ли? Это связано с твоими длинными юбками и корсетом? Или у тебя слишком нежные женские пальчики?
— Нам следовало позвать мистера Ньюэлла, чтобы он сделал это за тебя, — сказала она, веселье в ее голосе боролось с раздражением. Она подняла медное кольцо и резко постучала.
— Боже упаси, чтобы тебе пришлось пошевелить хоть пальцем.
Он ухмыльнулся.
— Я не понимаю, почему это я должен все делать, когда ты вполне способна справиться сама.
Прежде чем она успела ответить, дверь распахнулась, и на пороге появился удивительно красивый мужчина, одетый как дворецкий, но слишком молодой и неопрятный для дворецкого в аристократическом доме. Возможно, из-за финансового положения лорда Болдервуда, размышляла она, он не мог позволить себе даже приличных слуг.
Дворецкий проигнорировал Кассандру и посмотрел на Джошуа.
— Да, сэр? Чем я могу вам помочь?
Джошуа ничего не ответил. Кассандра бросила на него многозначительный взгляд.
— Что? — спросил он ее. — Мне что, все самому делать?
— Так написано в правилах поведения.
— Я никогда их не читал.
— Ты меня поражаешь.
Она протянула свою визитную карточку, и дворецкий наконец обратил на нее внимание.
— Мистер и миссис Джошуа Девитт хотят видеть лорда и леди Болдервуд, — сказала она.
Он продолжал загораживать дверной проем, вглядываясь в карточку. Воспользовавшись его рассеянностью и предполагаемой неопытностью, Кассандра двинулась прямо на него. Он инстинктивно отступил с ее пути, тем самым давая им возможность войти. Джошуа, наконец, сделал что-то полезное и пинком захлопнул дверь.
Красивый молодой дворецкий, казалось, даже не заметил, что не справился со своей первой обязанностью — охранять дверь. Он переводил взгляд с одного на другого.
— Это деловой визит или дружеский? — спросил он.
— И то, и другое, — со смехом ответил Джошуа. — А это имеет значение?
Дворецкий почесал щеку.
— Что ж, вы хотите увидеться с лордом Болдервудом в библиотеке или с леди Болдервуд в гостиной?
— Как насчет с леди Болдервуд в ее спальне? Я так понимаю, она обычно там принимает гостей.
— Джошуа! — Кассандра толкнула его локтем, борясь с желанием рассмеяться. — Веди себя прилично!
— Что?
Он повернулся к ней с преувеличенным возмущением.
— Он задал глупый вопрос. Какого черта я должен терпеть, когда некомпетентные дворецкие задают глупые вопросы?
— Он просто пытается решить все должным образом.
— Ты можешь взять свое «должным образом» и засунуть в…
— Тише.
Дворецкий потирал лоб, явно не зная, что делать дальше, и, по-видимому, не осознавая, что он раскрыл, что в доме находятся и хозяин, и хозяйка.
Кассандра точно знала, как поступить
— В идеале… Ах, как вас зовут?
— Смит, мадам.
— Смит.
Она повторила это имя так, словно оно было лучшим именем в мире.
— В идеале, Смит, мой муж и я, хотели бы встретиться с виконтом и его женой одновременно.
— Это значит, в одно и то же время, — услужливо добавил Джошуа.
— Я уверена, что молодой человек с таким очевидным талантом, как у вас, сможет организовать их обоих в одной комнате.
— Так сказать, загнать их туда.
— Загнать их?
Кассандра повернулась к Джошуа, широко раскрыв глаза от притворного возмущения.
— Ты не должен говорить о хозяева домах, как о строптивых козах.
— Почему бы и нет?
— В правилах поведения на этот счет очень ясно все сказано.
— Верно. Не называть Болдервуда козлом. Я постараюсь запомнить это.
— Пожалуйста, постарайся.
Он улыбнулся, и она почувствовала необычайное довольство собой.
— Возможно, Смит, — продолжила она, — мы могли бы начать с посещения библиотеки лорда Болдервуда, и леди Болдервуд могла бы присоединиться к нам там.
Она вспомнила ее лукавые, ухмыляющиеся глаза.
— Я уверена, что она не захочет пропустить это.
Смит не выглядел таким уверенным, но она не дала ему времени на возражения, поскольку память направила ее прямиком в библиотеку. Смит прошмыгнул мимо нее и встал перед дверью.
Его глаза бешено метались от одного к другому.
— Его светлость сказал, что сначала я должен предупредить его.
— В этом нет необходимости, Смит. Вы прекрасно справились со своей работой. Ваша мать, должно быть, очень гордится вами.
Она без колебаний двинулась вперед, снова заставив его отступить, чтобы не прикасаться к ней. Когда она протянула руку, он отскочил в сторону, открывая ручку, за которую она ухватилась.
— Мой муж учит меня самостоятельно открывать двери, — сказала она дворецкому. — Это очень раскрепощает.
И, наслаждаясь смешком за спиной, она толкнула дверь в библиотеку лорда Болдервуда и вошла внутрь.
ДЖОШУА ДАЛ ЧАЕВЫЕ незадачливому дворецкому и направился вслед за Кассандрой, желая узнать, что она придумает дальше.
— Гарри, — тепло произнесла Кассандра, как будто была рада его видеть. Джошуа посмотрел ей в спину. Это было уже чересчур.
Или, может быть, она была рада его видеть.
Болдервуд вскочил на ноги.
— Кассандра! И… — Лицо Болдервуда вытянулось, когда он увидел Джошуа.
— Что ты здесь делаешь?
— Я удивлен, что ты спрашиваешь об этом, наглый щенок. — Джошуа неторопливо прошел на середину комнаты, наслаждаясь ощущением присутствия жены рядом с собой. Он привык сражаться в одиночку, и ему было приятно иметь союзника.
— Ты, кажется, позволяешь себе вольности с моим именем, ставя его на юридических документах и так далее.
— Джошуа. Пожалуйста, держи себя в руках.
Она была восхитительна, когда становилась строгой, а он мог быть абсурдным. Он начинал получать удовольствие от ее придирок. И он подозревал, что она втайне наслаждается его поддразниваниями.
— Что? Ты сказала, что я не должен называть его козлом. Ты не говорила, что я не могу называть его собакой.
— Пожалуйста, воздержись от каких-либо сравнений с животными.
В ее глазах блеснуло озорство.
— Человек с твоими талантами может найти прозвища и получше.
— Я не хотел расстраивать твои нежные ушки.
— О, теперь ты беспокоишься о моих нежных ушках.
Она повернулась к Болдервуду.
— Мы пришли, чтобы разобраться с этой чепухой, Гарри.
Болдервуд посмотрел прямо на Джошуа.
— Ты вмешиваешь в это свою жену? Какой мужчина станет прятаться за юбками своей жены?
— Но это такие красивые юбки. — Он улыбнулся ей. — Хотя обычно я предпочитаю прятаться под ними.
Она положила руку ему на грудь, не сводя с него глаз.
— Веди себя прилично, дорогой.
Дорогой? А, это игра ради Болдервуда. Ради Гарри.
— Все, что угодно, для тебя, мой маленький пупсик, — сказал он.
Повинуясь внезапному порыву, он провел костяшками пальцев по ее подбородку. Ее глаза слегка потемнели; возможно, в конце концов, она все таки желает его.
Где-то рядом прочистил горло мужчина, и они отпрянули друг от друга.
— А, Болдервуд, и ты здесь? — сказал Джошуа. — Я и забыл о тебе.
— Мы в моей библиотеке, — возмущенно сказал Болдервуд. — Конечно же, я здесь.
— О тебе так легко забыть. Просто моя жена такая очаровательная.
— Да, я помню.
За эту ухмылку парень скоро получит по морде, несмотря на запрет Кассандры. Эти двое, вероятно, когда-то целовались. А может, и не только целовались. Не то чтобы Джошуа ревновал, потому что он никак не мог ревновать к такому безвкусному идиоту, как Болдервуд. Просто Кассандра, похоже, считала, что Болдервуд — это то, каким должен быть джентльмен, и, если Джошуа поцелует ее как следует, она быстро изменит свое мнение об этом. Но он не собирался целовать ее. Если он начнет целовать свою очаровательную жену, весь мир может рухнуть.
— Гарри, ты откажешься от этого иска. Мы все знаем, что это нелепо.
Болдервуд поднял со стола расписную эмалевую табакерку и взял себе щепотку табака. Он понюхал табак, но Джошуа не предложил.
— Я не могу этого сделать, Кассандра, — сказал он. — Справедливость должна восторжествовать.
— В какие бы финансовые затруднения вы ни вляпались, вы не должны решать их такой отвратительной ложью.
Болдервуд закрыл табакерку и начал внимательно ее изучать. На каждой стороне были изображены обнаженные мужчины и женщины, делающие то, что у них получалось лучше всего. Кассандра, должно быть, обратила внимание на эротические рисунки, но решила проигнорировать их оскорбительный вид. Джошуа подавил желание засунуть табакерку в глотку наглому хлыщу. Он был почти уверен, что Кассандра станет возражать против этого.
Неужели она действительно любила этого презренного идиота? Тогда ей было девятнадцать. В девятнадцать лет люди могут поверить во всякие глупости. Должно быть, именно поэтому они выдают женщин замуж такими молодыми. Если бы они ждали, пока женщины станут достаточно взрослыми, чтобы обрести хоть каплю здравого смысла, они бы вообще никогда не выходили замуж.
— Ложью? — Наконец произнес Болдервуд, покачиваясь на каблуках, и на его губах заиграла слабая насмешливая улыбка. — Но есть доказательства измены. Множество доказательств.
Джошуа схватил табакерку и швырнул ее на стол.
— Не может быть никаких доказательств, потому что, черт возьми, этого никогда не было.
Кассандра стояла рядом с ним, прижавшись плечом к его руке. Она посмотрела Болдервуду в глаза.
— Гарри, мы оба знаем, что этого никогда не было.
Улыбка стала еще шире.
— Не имеет значения, что знаем мы с тобой. Важно только то, во что поверят присяжные.
Он скрестил руки на груди.
— Мы не рассчитываем на все пятьдесят тысяч. Нас устроят двадцать или тридцать.
— Мы? — резко повторила Кассандра. — Ты имеешь в виду себя и свою жену.
Улыбка исчезла с лица Болдервуда: это было равносильно признанию.
Кассандра вздохнула, и в ее голосе прозвучало разочарование.
— Это на тебя не похоже, Гарри. Вывалять в грязи имя своей жены. Твой уважаемый титул, твою фамилию, имена ваших детей. И так поступить со мной, Люси и Эмили.
Уши Болдервуда порозовели, и он снова взял свою табакерку, открыл ее и закрыл, не сводя глаз с табакерки, а не с женщины, которая его отчитывала. Возможно, это была не такая уж глупая идея, подумал Джошуа; лучшая часть Болдервуда, возможно, сожалела об этом, и если кто-то и мог достучаться до лучшей натуры человека, так это Кассандра.
— Ты выше этого, Гарри, — продолжила она. — Опозорить свое и мое имя — и ради чего? Ради денег?
— Кто бы говорил!
Когда Болдервуд поднял голову, его взгляд был жестким и безразличным, все лучшие стороны его натуры исчезли.
— Осуждаешь меня за то, что я делаю ради денег.
Он захлопнул табакерку.
— А что насчет того, что ты каждый вечер выходишь из дома, обвешанная драгоценностями? Ты позволила своему отцу продать себя ему, — он махнул рукой в сторону Джошуа, — Все знали, что у лорда Чарльза были проблемы с деньгами, и тебя не волнует, откуда эти деньги.
Джошуа уже занес кулак, но Кассандра положила ладонь ему на плечо и встала между ним и Болдервудом с жесткостью, не свойственной ее обычной грации. Общество ожидало, что леди будут скрывать свои эмоции, особенно такие уродливые, как гнев, но он все равно видел это по тому, как она поджимала свои прелестные губки, по резкому вдоху через раздувающиеся ноздри, по тому, как двигались ее губы, прежде чем она заговорила. Он был рад, что она разозлилась, учитывая, что она рассказала ему вчера ночью.
— Да как ты смеешь! — прошипела она Болдервуду. — Ты недостоин того, чтобы упоминать имя моего отца, не говоря уже о том, чтобы судить о том, что он сделал или чего не сделал.
Она покачала головой, скривив губы от отвращения.
— Это на тебя не похоже. Гарри Уиллоуби, которого я знала, был добрым и честным.
— Возможно, ты никогда меня и не знала.
Она сказала, что начинает терять свою наивность, и Джошуа показалось, что он увидел, как она потеряла немного в этот момент.
— Если теперь ты вот так поступаешь и разговариваешь, — заявила она, — то я вообще не хочу тебя знать.
Она развернулась и направилась к двери, раскрасневшись и высоко подняв голову. Она распахнула дверь, и Смит ввалился внутрь.
— Отведите меня к леди Болдервуд, — сказала она. — Сейчас же!
Дворецкий вытянулся по стойке смирно и повиновался.
КАК ТОЛЬКО ДВЕРЬ ЗАКРЫЛАСЬ, Джошуа повернулся к Болдервуду и потер руки.
— Теперь, когда она ушла, мы можем обсудить это как следует, — сказал он.
— Как следует!
Болдервуд запнулся.
— Ты обманул меня, ублюдок. Ты сам напросился.
— Ты тупоголовый придурок!
Чтобы удержаться от драки, Джошуа расхаживал взад-вперед. Стены были покрыты темными пятнами в форме картин, книжные полки в основном пустовали, а на каминной полке не было украшений.
— Я предупреждал тебя, что это спекуляция, и не стоит рисковать тем, что ты не можешь потерять. А что делаешь ты? Ты идешь к чертову ростовщику!
— Но сначала ты всем нам морочишь голову, не так ли? Мы слышим о том, сколько ты заработал здесь или сколько заработал твой друг Даммертон, пока все мы не начинаем умолять тебя взять наши деньги. Ты похож на один из тех игорных домов, где людям внушают, что они всегда выигрывают там по-крупному, и они начинают играть по-крупному, ожидая выигрыша, а вместо этого их обирают.
— Никто больше не жаловался. Знаешь почему? Потому что они не хнычущие дети.
— Они боятся тебя, а мы — нет. Ты спал с женами других мужчин, и все поверят, что ты переспал и с моей тоже. Все, кроме наивной, доверчивой Кассандры.
— Ты жадный, эгоистичный ублюдок.
Спорить было бессмысленно. Тупоголовый дебил убедил себя, что его надули. Вероятно, это было проще, чем признать тот факт, что он принял несколько неверных решений.
Джошуа покачал головой, чувствуя, как в нем закипает отвращение.
— Вы с женой достойны друг друга. Хуже всего то, что люди могут подумать, что я настолько лишен вкуса, что взгляну на эту женщину дважды. Нет, хуже всего то, что это оскорбляет Кассандру. Она заслуживает лучшего.
Он взял табакерку, осмотрел непристойные картинки на каждой стороне.
— Я удивлен, что ты не заложил ее вместе со всем остальным.
— Это был подарок моей жены, — сказал Болдервуд.
Джошуа выронил табакерку, как будто она его укусила.
— У женщин тоже есть желания, — добавил Болдервуд. — Греховные желания совершать греховные поступки, и если моя жена время от времени оказывается в постели другого мужчины…
Его голос затих. Затуманенный блеск в его глазах, слегка приоткрытые губы, легкий румянец. Черт возьми. Болдервуд был возбужден этим! При мысли о том, что его жена с другим мужчиной. И если это было то, чем они обычно занимались… Неудивительно, что это обвинение в супружеской измене имело смысл в их сознании.
Присутствие невероятно красивого, но совершенно неквалифицированного дворецкого приобрело совершенно новое значение.
Джошуа провел рукой по лбу, как будто мог избавиться от этой мысли. Есть вещи, о которых ему знать не обязательно.
Тем временем Болдервуд тихо смеялся, словно про себя.
— И, конечно, я прощаю ее, потому что люблю.
— Ты когда-нибудь задумывался, как это может отразиться на Кассандре и ее семье?
— Она всего лишь чопорная ханжа и зануда. Вот почему ты спишь с чужими женами, не так ли? Потому что твоя собственная жена… Аргх! — закончил он, захлебываясь, когда Джошуа схватил мужчину за шейный платок и с силой прижал его к стене.
— Что ты там вякнул?
Лицо Болдервуда покраснело, и он забыл окончание фразы.
— Ты откажешься от этого иска, — сказал Джошуа. — Прекрати все это сейчас, или же я заставлю тебя об этом пожалеть.
Он ослабил хватку, чтобы дать мужчине возможность говорить. К сожалению, Болдервуд не усвоил урок.
— К тому времени, как это закончится, вы станете всеобщим посмешищем, а мы разбогатеем, — прохрипел он. — Мы откажемся от иска, если вы заплатите нам сейчас. Таким образом ты защитишь свою милую жену.
Дверь открылась. Джошуа повернул голову, Болдервуд все еще был прижат к стене.
— Что? — обратился Джошуа к дворецкому.
— Что такое?
Смит сглотнул, беспомощно глядя на своего хозяина. Джошуа надеялся, что из парня получился хороший любовник, потому что дворецкий из него был никудышный.
— Миссис Девитт желает сейчас же отправиться домой, — наконец произнес Смит.
Джошуа отшвырнул Болдервуда, как ядовитую змею, и поправил рукава.
— Мы погубим вас, Болдервуд, — сказал он, в то время как молодой человек кашлял и тер горло. Он решил, что ему нравится это “мы”, и отправился на поиски своей жены.
КАССАНДРА стояла у входной двери, такая напряженная, что почти дрожала, и, поджав губы, теребила пуговицы на перчатке.
— Ты был прав, — сказала она, увидев его. — Это была глупая идея.
— Это самое умное, что ты сказал за все время нашего брака.
Она попыталась улыбнуться, но безуспешно. Джошуа так и подмывало вернуться и избить Болдервуда до полусмерти. Но вернуть ей хорошее настроение ему хотелось больше. Эти люди не имели права отнимать у нее это, когда она стоила сотни тысяч таких, как они.
Поэтому он сделал все, что мог: он открыл дверь, когда Смит так и не появился, он подставил локоть, он помог ей подняться в экипаж.
Он получил свою первую награду, когда экипаж тронулся с места: на ее лице появилось подобие искренней улыбки.
— Спасибо, что помог мне сесть в экипаж, — сказала она. — Это было прекрасно сделано.
— Я умею вести себя прилично, — сказал он. — Я хорошо вел себя с лордом Б. Я не ударил его. Ни разу. Я, может, и придушил его немного, но не ударил.
Вспышка веселья.
— Какой ты замечательный.
— И я собирался назвать его свиньей, но вспомнил о твоем запрете сравнивать его с животными.
— Молодец.
— Так что вместо этого я назвал его собачьим пометом.
Она издала неподобающий леди звук — подавленный смех, если он не ошибался. У него получалось. Он будет и дальше разыгрывать клоуна и смешить ее. Достаточно того, что он причинял ей столько боли, чтобы позволять еще и таким подонкам, как они, делать то же самое.
Он улыбнулся ей.
— Ты гордишься мной?
— Безмерно.
— А как там леди Б?
— Леди Б — самая ужасная женщина, с которой я когда-либо имела несчастье столкнуться! Она настаивала, что все это правда.
По его телу пробежал странный холодок. Если Кассандра поверила этой женщине, если она была расстроена из-за этого…
— Но у нее все время была эта хитрая ухмылка на лице, — продолжила она, к его облегчению. — Она даже сказала, что это романтично, что ее муж считает, что она стоит пятьдесят тысяч фунтов! Боже мой! Даже ты более романтичен.
— Романтично для сутенера, я полагаю.
— Для кого?
— Человека, который подбирает клиентов для проституток. Неужели твоя гувернантка ничему тебя не научила?
Легкая улыбка.
— Должно быть, в тот день у меня болела голова.
Их взгляды встретились. Если бы он действительно хотел поднять ей настроение, он бы подвинулся к ней, обнял, поцеловал. И что потом? Что потом?
— Что еще она сказала? — спросил он.
Она проворчала.
— Что она ничего не могла с собой поделать: она была поражена твоим обаянием и вниманием. Поэтому я поняла, что она точно не о тебе говорит.
— Действительно. Как жаль, что женщины не могут давать показания в суде по делам о супружеской измене. Если бы она это сказала, их подняли бы на смех в зале суда.
— Затем она упомянула о твоем родимом пятне в качестве доказательства того, что видела тебя… — Она махнула на него рукой, отвела взгляд и снова залилась краской. — Она сказала, что оно похоже на маленькую подкову на твоем правом бедре. Это правда?
Вскоре он предстанет перед судом в Лондоне, но этот процесс был самым важным. Внезапно он пожалел, что вообще спал с какой-либо другой женщиной. Трудно было представить сейчас, что он мог хотеть кого-то другого.
— Другие люди тоже могли знать об этом, — отметил он. — Они могли сказать ей.
— Старая уловка с родимым пятном как доказательство романа? — пренебрежительно сказала она. — Это часто встречается у Шекспира и в народных сказках. Было просто неловко, что я понятия не имела, о чем она. Я сказала, что это не доказательство, и попросила ее описать твой…
— Мой что?
Многозначительным взглядом она указала на его пах, посмотрела на него, покраснела и отвела взгляд.
— Моя дорогая миссис Девитт! Я потрясен! Кроме того, я очень горжусь тобой, — добавил он.
В ее глазах плясали озорные искорки.
— Я подумала: «Что бы сказал мистер Девитт в такой ситуации?» — и вот что я придумала. Ты оказываешь на меня ужасное влияние.
— Я оказываю отличное влияние. И? — потребовал он. — Что она сказала? О моей сахарной палочке.
— Твоей…? Оу. Ты такой тщеславный.
— Если дамы обсуждают меня в таких интимных выражениях, я имею право знать, что они говорят.
Она перевела дыхание, чтобы взять себя в руки, и смело посмотрела ему в глаза.
— Она сказала, что он похож на все те другие, что она видела.
— О каком количестве мы говорим?
— Я воздержалась от вопроса.
Она пыталась выглядеть чопорной, но у нее ничего не получалось, потому что глаза ее блестели, а на губах играла улыбка.
— И что ты на это ответила? — спросил он.
— Что я могла сказать? Твой — единственный, который я когда-либо видела, да и то мельком.
— Тогда позволь мне сказать тебе: она ошибается. Мой лучше всех остальных. Он больше и сильнее, красивее и благороднее.
— Все это! — Она широко раскрыла глаза. — Я полагаю, он еще и волшебный?
— Он может показывать фокусы.
— Например?
— Он может встать и умолять.
Она застонала с выражением, похожим на изумленный ужас. Мгновение спустя она не выдержала: закрыла лицо руками и рассмеялась, ее плечи затряслись. Он привстал со своего места, чтобы пересечь пространство, заключить ее в объятия и целовать до тех пор, пока она не перестанет смеяться и не начнет задыхаться от желания.
Но он не мог этого сделать, поэтому откинулся на спинку сиденья и с удовольствием наблюдал за ней. Наслаждался тем, как ее смех омывал его, отдаваясь в паху. Его застало врасплох то, что желание могло вспыхнуть, такое горячее и интенсивное, просто от удовольствия находиться в ее обществе.