Мой грешный муж

Глава 20

Джошуа сидел за своим столом, перед его глазами плясали бессмысленные цифры, и он проклинал себя за то, что сегодня не занялся делами вне дома. Его нехарактерный для него своенравный разум прекрасно понимал, что Кассандра тоже дома, и постоянно возвращался к интересному вопросу о том, сможет ли он затащить ее в постель.

Он как раз пришел к выводу, что должен попытаться, иначе он не сможет поработать — и действительно, в таком состоянии переспать с женой было делом эффективности, — когда она открыла дверь и вошла.

— Неудивительно, что ты продолжаешь убегать в Город, — сказала она, прислоняясь к его креслу и запуская пальцы в его волосы. Он обнял ее за талию. — Удивительно, что ты можешь слышать свои мысли в этом шуме. И вот я здесь, снова прерываю тебя.

— Возможно, я смогу найти тебе применение. — Он многозначительно провел рукой по ее ягодицам. Она хихикнула и без особого энтузиазма оттолкнула его.

— Не сейчас, — сказала она. — Мне нужно найти Айзека.

— Тебе не нужно искать Айзека. Тебе нужно запереть дверь и сесть за мой стол, чтобы я мог сделать с тобой то, что захочу.

— Тише. Я не стану.

— Отлично. Оставь дверь незапертой, но не жалуйся мне, когда слуги увидят тебя с поднятыми…

— Тише. — Она прикрыла ему рот рукой, а он усмехнулся и прикусил ее пальцы. — Ты не должен делать таких неприличных предложений.

— Мое предложение было вполне приличным, — запротестовал он. — Это ведь ты предложила заняться любовью средь бела дня при незапертых дверях.

— Я никогда… О, ты ужасен, — сказала она, но все равно поцеловала его, затем отстранилась и села, прислонившись к столу. — Айзек повел Люси на встречу со свидетелями.

— И? Вероятно, он просто пытался уберечь ее от неприятностей.

— Водя ее по неблагополучным районам Лондона, чтобы она встречалась с лжецами, слышала угрозы и подкуп? Как это убережет ее от неприятностей?

— А, хороший аргумент. Я поговорю с ним. А что касается тебя, раз уж ты меня прервала…

Он отодвинул ее в сторону, прижал к столу и поцеловал.

— Джошуа. Мы не можем делать это здесь, и я должна уйти. Тебе придется подождать.

— Нет. Не могу ждать. Я слишком сильно хочу тебя, чтобы сконцентрироваться, поэтому, если ты оставишь меня ни с чем, мой бизнес рухнет, и тогда у меня не будет ни денег, ни работы.

— Но у тебя будет много времени чтобы… чтобы…

— Что? Что?

— Чтобы… Ну, ты понимаешь.

— Скажи это. — Он опустил голову, скользнул рукой по ее бедру и прошептал ей на ухо. — Будь порочной и скажи это, и, может быть, я отпущу тебя.

— Ты снова дразнишь меня. Веди себя прилично.

— Если ты хочешь, чтобы я вел себя хорошо, каков будет мой стимул?

В тот момент, когда он произнес это слово, он вспомнил ее обещание, данное в ночь раута, и увидел по ее лицу, что она тоже помнит об этом. Казалось, это было целую вечность назад, но воспоминание встало между ними, и, боже, он сегодня не сможет поработать. Он никогда больше не просил ее об этом и не собирался. Но он все еще мог дразнить ее; казалось, она не возражала против его поддразниваний.

— Ты у меня в долгу, — напомнил он ей. — Пришло время расплатиться со мной, миссис Девитт.

Она покраснела еще сильнее.

— Может быть, я так и сделаю. Позже.

Боже милостивый. Пусть "позже" будет сейчас.

— Хотя, — добавила она, — от этого дети не рождаются.

И — ого! Его желание улетучилось, оставив после себя горькое разочарование. Потому что для нее все еще были важны дети. Не было сомнений в том, что она страстно желала его, но, в конце концов, она расстанется с ним так же радостно, как и он с ней.

Хорошо. Так они и договорились. Она не станет поднимать шум — превосходно.

— Конечно.

Он встал и отстранился, повернувшись к ней спиной, чтобы поправить одежду и привести в порядок лицо.

— Тебе нужно как можно больше семени, прежде чем закончится эта ерунда и ты вернешься в Уорикшир.

Он рискнул взглянуть на нее и нахмурился, увидев ее легкую вежливую улыбку. Он не знал, что она значит, и не мог спросить ее, потому что некоторые вещи ему знать не хотелось.

— Я поговорю с Айзеком, — сказал он и направился к двери. У двери он остановился и обернулся, чтобы сказать что-то еще, но не знал, что именно, и поэтому просто ушел.

— КАК РАЗДРАЖАЕТ, что я теперь стал посыльным Кассандры, а также ее жеребцом, — ворчал Джошуа про себя, отправляясь на поиски Айзека. Приятно видеть, что он был так чертовски полезен своей жене.

Он нашел своего брата в конюшне, где тот седлал лошадь, по-видимому, под руководством одного из конюхов.

— Что, черт возьми, ты делаешь? — спросил его Джошуа.

— Учусь ездить на лошади, — сказал Айзек. — В последний раз я катался верхом, когда мне было девять, а теперь я забыл половину из этого, и к тому же у меня болит нога. Ты ведь не возражаешь, правда?

— Будь моим гостем. — Он взглянул на грума, и тот испарился. — Кассандре не понравилось, что ты взял Люси навестить свидетелей.

— Почему?

— Потому что Люси — благородная леди, а благородные леди должны быть искусны в танцах и рисовании акварелью, а не в подкупе и запугивании.

— Жаль, потому что у нее это очень хорошо получается, — сказал Айзек. — Ты же сказал, что нужно использовать все, что работает, и они были готовы сказать все, что угодно, лишь бы она была счастлива.

— Черт возьми, мне ведь не нужно беспокоиться о вас с ней, не так ли?

— Не бойся. — Айзек рассмеялся. — У меня слишком сильное чувство самосохранения для этого. Но я должен был что-то с ней сделать. У нее такой взгляд, как будто она собирается сжечь дом дотла.

— Мне знаком этот взгляд. Но послушай, Айзек. Общество: У него есть правила. Их много. Глупые правила, но если ты будешь их нарушать, то можешь все испортить.

Под «всем» он подразумевал «Кассандру». Его никогда не волновали глупые правила, пока не появилась она.

— Тебе уже удалось найти Бьюкенена? — спросил он, меняя тему.

Айзек просиял.

— Да. Этот дебил признался. Сказал, что украл твои письма, потому что лорд Б. предложил ему часть компенсации. — Его рот скривился. — И саму леди Б. тоже, если я правильно понял. Для мужчины, который подает на тебя в суд за супружескую измену… Но, может быть, это и не супружеская измена, если муж смотрит.

Айзек издал долгий, низкий свист.

— Я кое-что повидал на флоте, но, уверяю тебя, это ничто по сравнению с тем, что вытворяют благородные господа.

Джошуа фыркнул.

— Лорд и леди Би могут делать все, что захотят, с кем захотят, но я бы хотел, чтобы они, черт возьми, оставили в покое меня.

— И ты, черт возьми, мог бы не впутывать меня, — раздался голос третьего мужчины.

Лошадь вскинула голову и заржала, а Айзек и Джошуа обернулись и увидели своего отца, графа Трейфорда, который входил во двор конюшни, размахивая тростью, как мечом.

— Что, черт возьми, ты здесь делаешь? — сказал Джошуа.

— Я требую, чтобы ты запретил своей жене писать моей жене, — сказал Трейфорд. — В какие бы неприятности ты ни попал, это не мое дело.

— Пусть это станет твоим делом, эгоистичный негодяй, — огрызнулся Джошуа. — И, если моя жена написала твоей жене, твоей жене, черт возьми, следует проявить вежливость и ответить.

— Это он? — спросил Айзек.

— Это он.

Трейфорд впился взглядом в Айзека.

— Кем бы ты ни был, не вмешивайся в мой разговор с моим сыном.

Айзек резко вскинул голову.

— Я тоже твой сын. Айзек.

Их отец на мгновение растерялся, но быстро пришел в себя.

— Убирайся отсюда. Мне не нужен тут еще один.

— Конечно, — сказал Айзек. — Каждый раз, когда ты видишь нас, это напоминает тебе о твоем собственном позоре.

— Хорошо сказано, брат, — сказал Джошуа, и гнев его угас. Его настроение улучшилось еще больше, когда лорд Вспыльчивая голова залился краской.

— Это была ошибка, — отрезал Трейфорд. — И у вас обоих все хорошо, так что я не вижу, на что вам жаловаться.

— У троих, — сказал Айзек.

— Что, троих?

— У вас трое сыновей от вашего брака с нашей матерью, который не был заключен, — объяснил Джошуа. — Неудивительно, что вам трудно уследить за своими женами, если вы даже не можете уследить за своими детьми.

— Может, тебе стоит нанять секретаря ему в помощь? — предложил Айзек. — «Секретарь, который должен напоминать графу, Сколько У Него Детей И жен.»

— Отличная идея. Каждое утро за завтраком этот парень будет приходить и говорить: №Это ваше ежедневное напоминание о том, что вы женаты и не должны жениться снова».

— «И что у вас столько-то детей, и, пожалуйста, не заводите еще.»

— А вы шутники, не так ли? — сказал Трейфорд. — И я знаю, что вас было трое, и третий сейчас в Индии, у него все хорошо, и ему тоже не на что жаловаться.

— А как же Мириам? — спросил Айзек. Трейфорд снова выглядел озадаченным. — Ты даже не знаешь, кто это, не так ли?

Айзек покраснел и покрутил своей тростью в воздухе. Похоже, вспыльчивость была у них в крови.

— Наша сестра, ваша дочь. Сейчас ей восемнадцать, и никто из нас не узнал бы ее на улице. Если она вообще жива.

Трейфорд крутанул свою трость.

— Это было решение ее матери забрать ее. Я не имею к этому никакого отношения.

— Где они, наши мать и сестра?

— Айзек, оставь это, — сказал Джошуа.

Слишком поздно.

— Откуда, черт возьми, мне знать? — возмутился граф. — Дебора была расстроена, она забрала девочку и ушла. У нее были деньги и все драгоценности. Что мне было делать? Была допущена ошибка, и самым важным было защитить титул.

— «Была допущена ошибка», — повторил Айзек, скривившись от отвращения.

Деньги, чертовы деньги. В Джошуа было больше от отца, чем он предполагал, и, конечно, больше, чем ему хотелось.

— Ты никогда не изменишься, не так ли? — тихо сказал Джошуа. — Ты никогда не поймешь, что ты натворил.

— Ты осуждаешь меня? Меня, твоего собственного отца А как же твое грязное дельце с Болдервудом?

— Сплошная ложь, — сказал Джошуа. — Свидетели признались, что им заплатили за дачу ложных показаний, бывший секретарь признался в краже моих личных писем, и в течение следующих нескольких дней я обеспечу себе алиби на время так называемых свиданий. После чего Болдервуда засмеют в зале суда, и он покинет город. И все узнают, что он лжец, и они также узнают, что мой собственный отец не стал бы выступать в мою защиту.

— Почему я должен это делать? Ты этого не заслуживаешь.

— Но моя жена заслуживает. Так почему бы тебе хоть раз в жизни не поступить достойно и не показать миру, чего ты стоишь?

Трейфорд сердито посмотрел на него, прошелся по комнате, затем вернулся и ткнул Джошуа в грудь своей тростью.

— Если я вступлюсь за вас, скажу своему окружению, что Болдервуд лжет, чтобы выманить у тебя деньги — ты и твоя жена будете держаться подальше от меня и моей жены. Мы не хотим иметь ничего общего ни с кем из вас.

— С удовольствием.

— И возвращайся в Бирмингем, где тебе самое место. Всего хорошего.

С этими словами граф удалился.

Айзек уставился ему вслед.

— Он бы предпочел засунуть нас в мешок и утопить, как котят, не так ли? — сказал он. — Вот тебе и семья. Что ж, когда я найду маму и Мириам, у нас снова будет семья.

Джошуа поморщился. Бедный, полный надежд Айзек.

— Забудь о них, — сказал он. — Наша семья распалась много лет назад. У нас нет ни матери, ни сестры…

— И братьев тоже нет.

Долгое время оба молчали, затем Айзек повернулся обратно к лошади.

— Пожалуй, я тоже пойду. Сниму себе отдельную комнату. Возьму лошадь и поеду кататься по Британии.

Отлично. Отпустить его снова. Айзек уходил раньше, он уйдет снова, а Джошуа полжизни счастливо прожил без своих братьев, так что теперь они были ему ни к чему. Кассандра и ее сестры вернутся в Уорикшир, Айзек отправится туда, куда захочет, а Джошуа сможет вернуться в Бирмингем, где ему самое место.

— Как пожелаешь, — сказал он. — Теперь мне нужно поработать. У меня много-много работы.

КОГДА ДЖОШУА УЗНАЛ от Ньюэлла, что Кассандра останется дома на ночь, он впервые присоединился к ним за ужином. Айзек развлекал их рассказами о том, как заново учился ездить верхом, Люси — о походах по магазинам с герцогиней, а Эмили — о походе в театр. Кассандра почти ничего не говорила, сидя на другом конце стола от него, с нежной улыбкой, которая исчезла с ее лица, когда их взгляды встретились.

После ужина он вернулся к работе, не обращая внимания на взгляд, который бросила на него Кассандра. Но их музыка и смех вторглись в его кабинет, весело нарушая его покой. Должно быть, именно так и было в Уорикшире. Как называлось это место?

Санн-парк. Дурацкое название.

Спустя долгое время после того, как шум прекратился, он отправился в свою спальню и разделся. Он натянул халат под злобным взглядом кота Кассандры. Кот привык спать в его постели, так как он начал спать в комнате Кассандры. И теперь он сделает это снова: войдет в ту дверь, где она ждала его, обнимет ее, будет любить ее, забудется в ней, пока весь его мир не сузится до тех ощущений, которые они вызывали друг у друга.

Он делал это, потому что хотел быть с ней. Она делала это, потому что хотела детей. И как только она получит то, что хотела, она уйдет.

Он рухнул на диван и не пошевелился, даже когда Кассандра постучала в дверь и вошла в своем дурацком ночном жакете с уродливым бантом.

— С тобой все в порядке? — спросила она.

— Просто задумался.

— Я тоже так делаю. Уставлюсь на огонь, размышляя. Я поняла, что это совсем не помогает.

Он хмыкнул. Она ждала.

— Может, мне оставить тебя? — наконец спросила она.

— Нет.

К тому времени, как он собрался взять свои слова обратно, она уже сидела рядом с ним.

— Ты скажешь мне, что случилось? — спросила она. — Ты был тихим весь вечер.

— Все в порядке.

— Ты идешь спать?

— Я, наверное…

Он махнул рукой в сторону своей кровати. Ее улыбка погасла.

— Я тебе надоела?

— Нет. Нет. Я просто…

Он просто хотел досадить ей, так как был мелочной, эгоистичной сволочью. Нет причин для растерянности. Все было очень просто: пока они наслаждаются друг другом, а потом вернутся к своей обычной жизни. Он — среди шума и суеты Бирмингема, она — среди шума и тепла семьи.

Она поджала под себя ноги, прижалась к нему и запустила пальцы в его волосы. Он слишком привык к ней.

— Я забыла поблагодарить тебя ранее, — сказала она. — За то, что вы вмешался в дело с герцогиней. Хотя она и недовольна этим.

— Трейфорд тоже недоволен твоим вмешательством. Он по-прежнему не хочет иметь с нами ничего общего. Вся твоя любезность не сможет этого исправить. Он никогда не изменится, и он думает, что ты раздражаешь.

— Честно говоря, меня не очень волнует, что думает лорд Трейфорд.

— Миссис Девитт! Я потрясен!

Она с вызовом посмотрела на него.

— Ты был прав, а я ошибалась. Я возмущена тем, что он и леди Трейфорд не сказали ни слова в твою защиту. Ты в сто тысяч раз лучше, чем он, и он не может поставить это себе в заслугу.

Он не смог сдержать улыбки.

— Послушайте, миссис Девитт. Кажется, я начинаю вам нравиться.

— Я все еще хочу придушить тебя в половине случаев.

— Это часть моего обаяния.

Звук, который она издала — легкое фырканье, как у одной из тех свиней, которых она так любила, — был восхитителен. Он не сказал ей об этом и поздравил себя с проявленной сдержанностью. Он также не сказал ей, какая она красивая, или как ему хотелось бы наслаждаться ее радостью, или как мир стал прекраснее, когда она появилась в нем.

— Герцогиня представит Люси на своем балу, — сказала она более спокойно. — И, если Люси будет хорошо себя вести, она сможет остаться с ней на весь сезон. На данный момент проблема Люси решена.

— А еще через несколько дней, когда я обеспечу себе алиби, проблема с Болдервудом тоже будет решена, — сказал он. — Тогда все будет кончено.

— Да. Все это скоро закончится.

Он не нашелся, что на это ответить, поэтому ничего не сказал. Она подвинулась, положила руку ему на грудь, словно ища утешения, и положила голову ему на плечо. Даже так, она окутывала его. Еще сильнее, когда она наклонилась к нему, скользнула губами по его подбородку и вниз по горлу, и он понял, что напрасно надеялся, что сможет удержаться на расстоянии.

И вообще, почему он должен это делать? Одно это легкое прикосновение сделало его готовым для нее. Его член был более чем счастлив обслужить ее, дать ей столько семени, сколько она хотела. Этого должно было хватить. Этого было достаточно. В любом случае, он не хотел от нее ничего большего.

Он закрыл глаза, откинул голову назад, позволив своему миру сузиться до ее испытующих ласк, до ощущения ее мягкости, прижимающейся к нему. Казалось, сама ее сущность окутывала его теплым, ароматным туманом. Она распахнула его халат, впуская вечерний воздух, а затем прогоняя его своим прикосновением, прокладывая изысканный шлейф вниз, пока ее рука не наткнулась на его возбужденный член.

— Ты не скажешь мне, почему ты расстроен? — прошептала она.

— Я не расстроен.

— Мой дорогой, чувствительный муж.

— Чувствительный?

От возмущения он открыл глаза, пытаясь не обращать внимания на ее дразнящую руку.

— Я не чувствительный. Я никогда не был чувствительным. Я сильный, выносливый, неистовый и… О, — Чудесная женщина крепко обхватила пальцами его член. — И твердый, — закончил он с хриплым вздохом.

— Очень твердый. И очень чувствительный.

Ее захват был одновременно крепким и нежным, глаза настороженными.

— Тебе нравится, когда я это делаю?

— Теперь ты дразнишь меня.

Она крепко обхватила его, погладила по всей длине, сделала это снова.

— О боже. Тебе не нравится, когда тебя дразнят?

Ее глаза озорно блеснули.

— Может, мне прекратить?

Он засмеялся, хрипло постанывая, что заставило ее тоже рассмеяться. Она опустилась на колени рядом с ним, не отпуская его, и он повернул к ней лицо так же беспомощно, как подсолнух к солнцу. Она поцеловала его, медленно и чувственно, зажав его нижнюю губу между своими, проводя по ней языком.

— Тебе стоит навестить меня в Санн-парке, — прошептала она ему в губы.

Сквозь туман своего желания он подумал: «Да», а потом подумал: «Почему она хочет, чтобы я был там?»

— Зачем? — с трудом выговорил он.

— Я бы хотела, чтобы ты его увидел. Это красивый старый дом, а сады просто потрясающие. Это меньше чем в дне пути от Бирмингема. Ты мог бы взять с собой какую-нибудь работу. Ты мог бы занять папин кабинет. Я показала бы тебе свою секретную беседку.

— Я видел твою тайную беседку, — сказал он. — Я каждый вечер пришвартовываю там свою лодку.

Она сжала его, и он вскрикнул, но все равно улыбнулся. Он улыбался всем телом.

— Я все еще могу тебя придушить, — предупредила она.

— Я почти с нетерпением жду этого.

Но это… это было еще лучше. Он закрыл глаза, впитывая ощущения, когда ее рука гладила его член, а губы покусывали его подбородок и скользили вниз по горлу. Затем вниз по его груди, его грудная клетка напряглась, когда его тело потребовало больше воздуха, ее язык скользил по его соскам, ее волосы дразнили его, ее нос касался его, ее рот скользил все ниже и ниже, к его животу.

Он боролся с собой и не знал, победил он или проиграл, когда открыл глаза и взял ее лицо в свои ладони.

— Кассандра, любимая, ты не обязана. Я просто дразнил.

Ее игривая улыбка всколыхнула его кровь на новый уровень.

— Но я в долгу перед тобой.

Нет, не в качестве долга. Это должно было быть сделано добровольно или не делаться вообще. Она хотела только детей, но от этого дети не рождались. Ему нужно было, чтобы она сама захотела этого. Если бы она хотела этого сама, то не захотела бы прекращать.

— Ты говорил, что тебе это нравится, — сказала она.

Она высвободила голову из его рук и снова прижалась губами к его коже, бормоча что-то между поцелуями, которые он был не в силах остановить.

— Ты делаешь это для меня, и мне приятно, и я хочу, чтобы тебе тоже было хорошо. И ты не хочешь говорить мне, почему ты расстроен, поэтому я должна найти другой способ поднять тебе настроение, потому что, когда я расстроена, ты помогаешь мне почувствовать себя лучше, и мне нравится, что мы делаем это друг для друга.

Да, да, но… Он не мог допустить, чтобы она чувствовала себя обязанной.

— Кроме того, мне любопытно, — добавила она. — Я хочу попробовать, и мне потребовалось столько времени, чтобы собраться с духом. Так что, честно говоря, с твоей стороны было бы невежливо отказать мне сейчас.

Она победила. Он сдался.

— Я бы не хотел показаться грубым, — сказал он. — Знаешь, моя жена учит меня быть вежливым.

— А мой муж учит меня быть порочной.

Запустив пальцы в ее волосы, он сквозь прикрытые веки наблюдал, как она берет его в рот. Сначала она экспериментировала, покусывая, облизывая и целуя его, что чуть его не убило. Он слышал собственное дыхание, прерывистое и неглубокое, вырывающееся из его напряженной, измученной груди.

— Я не знаю… — Она подняла на него глаза. — Скажи мне, что делать. Если ты мне не скажешь, я не буду знать.

Каким-то образом ему удалось обхватить ее руку на своем члене и объяснить, как его держать, и вскоре она нашла то, что ему нравилось. О, милый боже, это было приятно. Потому что она тоже была чувствительной и заботилась о том, чтобы все было правильно, и это было в ее духе, не так ли? Видеть людей, заботиться о них и отдавать, всегда, черт возьми, отдавать, всегда желая исправить мир. Он должен был остановить ее, но ему нравилось, что она заботится о нем, и он был достаточно эгоистичен, чтобы верить, что ей это нравится, потому что ему нравилось заботиться о ней, и ей нравилось, что они делают это друг для друга, и ему это тоже нравилось, и он не мог думать, он только знал, что он чувствовал себя великолепно, и она была его женой, и он не должен был кончать ей в рот, но, о, боже милостивый, ее рот был прекрасен, и она была прекрасна, и…

Она отпустила его. Холодный воздух коснулся его влажного члена. Он едва сдержал крик.

Высвободив пальцы из ее волос, он попытался восстановить дыхание и терпение. Он открыл глаза и увидел ее в свете камина, она тоже прерывисто дышала.

— С тобой все в порядке? — спросил он на одном дыхании.

— Да. Я… Это довольно… То есть… Тебе так не кажется?

— Откуда мне знать.

Она рассмеялась, и он погладил ее по щеке, восхищаясь ее нежными глазами и пухлыми губами.

— Скажи, что навестишь меня в Санн-парке.

— Если ты продолжишь так поступать со мной, я пообещаю тебе весь мир.

— Я не просила всего мира.

Она опустила голову, но это было бесполезно. Она уже победила.

Не обращая внимания на ее смущенные протесты, он приподнял ее и задрал раздражающую ночную рубашку. Как только она поняла, то с готовностью оседлала его и направила внутрь себя, опускаясь на него с пронзительным стоном, который едва не сломил его.

Она уткнулась лицом ему в шею, а он сжал ее ягодицы, толкаясь бедрами, желая насладиться ею, но испытывая потребность быть глубоко внутри нее, глубже, еще глубже, отчаянно боясь, что никогда не сможет быть достаточно глубоко. Он заставил себя не терять самообладания, пока еще нет, но тут она прижалась губами к его уху и прошептала:

— Мне нравится чувствовать тебя внутри себя, — и он действительно потерял самообладание, резко кончив, содрогнувшись так, что они оба вздрогнули.

Он обнял ее, их тела дышали в унисон. Он чувствовал себя прекрасно и виновато.

— Ты не кончила, — сказал он.

— Значит, я победила.

Он засмеялся и вдохнул ее аромат.

— Сейчас я слаб, как котенок, но, когда ко мне вернутся силы, я отнесу тебя в постель и буду безжалостно ублажать, а потом посмотрим, кто победит.