Моя Мия. На осколках первой любви

Глава 16. Мирон Робинзонович Крузо

— Ты обиделся? — спрашивает Лада, усаживаясь на кровать. Воздух наполняется ароматом ванили и кокоса.

Последний терпеть не могу. Тысячу раз говорил, но моя девушка считает этот запах феромоном любви.

Пфф…

Огонёк ведёт ладошкой вдоль позвоночника, ноготками царапает кожу на животе и ныряет под резинку боксёров.

Сука, надо было домой ехать.

— А? Мир? Обиделся, да? — с придыханием шепчет. — Из-за неё?!

Стискиваю зубы до хруста.

— Я тебе, блядь, девочка? Какие обидки? — сквозь сон отвечаю.

Она смеётся, игриво кусает плечо и тянет его вниз, чтобы уложить меня на лопатки.

Чёртовы женщины!

Всегда хотят уложить мужика на лопатки. Что одна, что вторая.

— Пососать? — спрашивает грязно.

Член ожидаемо выплывает из сна и меня за одним выдёргивает. Приоткрываю глаза и окидываю взглядом обнажённое стройное тело.

Красивая зараза. Кожа матовая, прозрачная.

— Хочешь, любимый? — закусывает губу и изгибает бровь.

Дразнит.

Думает, что держит яйца, которые в данный момент оглаживает, в кулаке.

Отчасти это так, только не показывать своё превосходство ещё не научилась. Молодая. Вроде и старше, а девчонка совсем.

Резко подскакиваю и обнимаю ладонью тонкую шею, коротко целуя с языком.

Ладка скулит и извивается, оставляя на моей спине отметины.

Меняю положение, уперев её в кровать головой. Рыжие волнистые волосы красиво рассыпаются на шелковых простынях.

— Прогнись, — произношу, поглаживая бархатную кожу. Свободной рукой, дотягиваюсь до джинсов, сваленных на пол.

Извлекаю из кармана презерватив и раздираю фольгированный пакетик зубами.

— Я на таблетках, — стонет она, бесстыже отклянчивая задницу и предоставляя моему взору розовую влажную промежность.

— А я на резинках, — отвечаю спокойно. Раскатываю латекс по раскаленному члену. — Один-один, получается, малыш.

Развожу округлые ягодицы. Две дырочки гостеприимно приглашают. Ладка вся трясётся, нетерпеливо подмахивает задницей и всхлипывает.

В голове фейерверк взрывается от вседозволенности, свободы и полного подчинения. Анальный секс у нас тоже был, но он требует дополнительной подготовки, поэтому загоняю член в сочащиеся влагой складки до упора.

— Громов, — хрипит Огонёк, насаживаясь на ствол сама. — Трахни меня.

— Как скажешь, — говорю, фиксируя в руках узкую талию и вбиваясь ещё глубже.

Хлопаю по бедру, увеличиваю скорость и размах. Комната заполняется звуками шлепков и запахом секса.

В глазах марево.

Пустота.

Тараню её промежность качественно. Потому как тело подо мной сотрясается, понимаю, что её оргазм где-то близко. Кончает она всегда ослепительно. Собираю шелковистые волосы в кулак и оттягиваю. На грани безумства.

— Ми… рон, — хныкает Огонёк, вздрагивая.

Внутренние мышцы вибрируют в такт, сдавливают член как надо. В яйцах пожар.

Отпускаю на волю длинные волосы и разведя дрожащие ноги шире, ускоряюсь, чуть позже сам прихожу к финалу.

Целую острое плечо, поднимаюсь и иду в душ.

Там, выкинув презерватив, зависаю перед зеркалом и упираюсь в стену руками.

В глазах весь вечер одна картина. Хрупкие пальчики, сжимающие серую ткань и тёмная макушка.

Об этом думаю следующие несколько дней, которые проходят в подготовке к сессии, которую я пропустил.

В понедельник приезжаю в универ, чувствуя себя Робинзоном Крузо, вернувшимся в цивилизацию.

Отвечаю на рукопожатия знакомым пацанам и сразу направляюсь в деканат. По пути снимаю куртку.

— Громов, — смачно зевает Олеся, секретарь кафедры градостроительства и ландшафтной архитектуры. — Какие люди и без охраны?

— Привет, Лесь, — усаживаюсь на стул и вытягиваю ноги. — Что за слухи в нашем царстве-государстве? Кто сегодня огнедышащий дракон?!

— Фи, слухи, — морщится она и смеётся. — Как банально, Громов, — и тут же закатывает глаза вспоминая. — На прошлой неделе студент с третьего курса взятку пытался дать Макаревичу.

Ржу в голос.

Иннокентий Максимович — самый уважаемый профессор на кафедре. Сунуть ему деньги за зачёт — это прямой путь на архитекторскую свалку.

— Из последнего… — продолжает Леська, понижая голос. — Подружка твоя сегодня зачёт завалила.

— Какая подружка? — напрягаюсь.

— Не тупи, Мирон. Алиева, конечно.

Пиздец. Приплыли.

— У неё вроде академрисунок первый? — припоминаю расписание её сессии.

— Ага. Ведомость Олечке час назад принесли, а там один незачёт. Только у нашего местного дарования, представляешь?

Охренеть.

— Ладно, Олесь. Пойду, — поднимаюсь, выкладывая на стол заранее приготовленную шоколадку.

— Вау, спасибочки, — улыбается, убирая презент в верхний ящик. — А ты чего приходил-то?

— Да так, — машу рукой. — Потом.

Выхожу из деканата и направляюсь прямиком в столовую.

Карамелина со своей свитой очевидно там. К их дружбе, явно слизанной с «Секса в большом городе», я отношусь скептически. Мия доверчивая, смотрит на свет, хлопая своими симпатичными глазками и совершенно не умеет разбираться в людях.

Раньше приходилось отгонять всех подозрительных личностей самостоятельно, сейчас она оперилась и, надеюсь, научилась делать это сама.

Хотя кого я обманываю? Ни хрена она не научилась.

И к себе больше не подпускает. Это особенно раздражает.

Завернув в студенческий кафетерий, останавливаюсь и обвожу взглядом занятые столики.

Возле окна ожидаемо засекаю модную четвёрку, как они себя называют.

Алиева сидит в центре, подперев голову ладонями. Плачет, блядь.

Взмах тёмных, увлажнённых ресниц. Щёчки полыхают, нос задирается, пухлые губы сжимаются, когда она замечает меня у входа.

Её лицо, даже с выражением полного отвращения — парковка для моих глаз.

— Что ты делаешь? — напряжённо бормочет, когда я забираю её сумку со стула и захватываю тёплую ладонь.

— Пойдём, пообщаемся, — выговариваю сквозь зубы и веду её за собой на выход.

— Отпусти, Мир. Реально, сегодня и без тебя плохо…

Стискиваю хрупкую ладошку и сквозь толпу орущих первокурсников веду Алиеву в закуток, располагающийся под лестницей, рядом с запасным выходом на первом этаже. Здесь куча разной утвари, принадлежащей местному дворнику и совсем немного свободного пространства… но зато никто не отвлекает.

Тесновато, конечно.

— Что происходит, Мия? — спрашиваю, когда она с оскорблённым видом упирается спиной в стену, складывает руки на груди и глазеет куда-то поверх моего плеча.

Резко дёрнувшись, пищит.

Упрямо пытается выбраться, проскользнув мимо, но я ловлю её за локти и на этот раз фиксирую руками с двух сторон.

Больше не доверяю.

Смотрю ниже, громко выпуская воздух из лёгких.

Она заметно похудела с новогодней вечеринки и даже неделю назад, когда я был сверху… Карамелина ощущалась чуть круглее.

Моргаю непрерывно.

Из-под пояса чёрных брюк по бокам проступают косточки, живот впалый, полоска загорелой кожи и маленький пупок, не скрытый тканью короткой водолазки, бесит.

Блядь, откуда это?

Мне нравится, как неприлично, откровенно одевается Лада. Её сексуальность — яркая, вызывающая — будоражит кровь. Из ноздрей пар идёт. В этом есть что-то запретное, порицаемое… оттого дико возбуждающее.

Животное.

Примитивное.

Мию же постоянно хочется упаковать в плотную обёртку. Приватизировать…

Её красота другая… Не в обиду моей девушке, аристократическая что ли. Для неё хочется всего и сразу. Или вообще лучше не начинать.

— Карамелина… — задерживаю дыхание.

— Что? — уставляется на меня и облизывает пересохшие губы.

Отвожу взгляд, усиливая напор рук на стену, чтобы хоть как-то выместить накрывающие тело ощущения.

— Ты зачёт завалила…

— Спасибо, что напомнил…

На кукольных, слепленных от слёз ресницах скапливается прозрачная капля, которую хочется убрать всеми мыслимыми и немыслимыми способами.

— Проебёшь «Дебют года», — вспоминаю о премии, которую ежегодно вручают лучшему первокурснику в апреле. Помимо того, что это просто круто, победителя в номинации берут на практику в администрацию города.

А это перспектива. Престиж. Хороший старт для дизайнера или «зелёного» архитектора.

— Мне всё равно, — отвечает, глядя в узкий просвет между нашими телами.

— А на кого не всё равно? — прикрываю глаза, мысленно надавав себе пощёчин. — На автолюбителя с Алиэкспресс?

— Мир, — усмехается сквозь слёзы. — Дурачина.

Трёт щёку и устало вздыхает.

— У тебя что-то случилось? — спрашиваю прямо, озираясь.

— Отвяжись, Громов.

— Скажи, — настаиваю.

Чувствую, что здесь всё непросто. Она без выполненного домашнего задания с первого класса спать не ложилась.

— Где твой рисунок? По которому влепили «незачёт»?

— У меня его нет.

— Где он? — давлю.

— Я была не готова.

С вызовом уставляется на меня.

— Врёшь. Я видел его в новогоднюю ночь в твоём этюднике.

В её глазах словно фитиль зажигают. Через несколько секунд он добирается до мозга и Мия стонет:

— Ты… совсем? В моих вещах копался?

— Нет, — снова усиливаю захват. — Я просто посмотрел твой рисунок. В личные вещи не залезал.

— Сколько можно? — рычит сквозь зубы, вырываясь.

— Почему ты завалила зачёт? — спрашиваю ещё раз прищуриваясь.

Взгляд беглый, руки дрожат. Мия поднимает голову к нависающему над нами потолку и всхлипывает.

— Скажи, — настаиваю.

— Из-за тебя, — ревёт навзрыд.

— Я тут при чём, блядь? — морщусь.

— Хватит таскаться за мной, — шипит. — Ведь просила.

— Я таскаюсь за тобой?

— Да — а, — размещает ладони у меня на груди и сла́бо отталкивает. — Носишься. Сюда не ходи, с этим не общайся. Я не хочу ТЕ-БЯ видеть, что непонятного?

— И из-за этого завалила зачёт?

Внимательно впиваюсь глазами в ранимое лицо.

— Да, — взрывается. — Конечно. Ты когда-нибудь научишься меня слышать? Я что, не человек?

— Успокойся, — сдаю назад.

— Ты меня достал, Громов. Я знать тебя не хочу. Никогда. Не желаю. Тебя. Видеть.

Закрывает глаза руками.

Разглядываю тонкие пальчики с бесцветным маникюром, серебряное колечко, волосы оттенка горького шоколада, покрасневшую от злости шею.

Что-то смущает, но анализировать пока не могу.

Сердце с грохотом ударяет о рёбра и пытается восстановить работу всех штатных систем.

— Я не понимаю, — тоже срываюсь, наклоняюсь и сиплю ей на ухо. — Типа если я тебя тогда не трахнул, то всё — пошёл на хер?

— Типа да, — бормочет.

Сжимаю кулаки и бью в и без того осыпающийся слой штукатурки.

Она ведь на понт берёт? Так. Жилы мне выкручивает. Пытается добиться желаемого.

— Ты серьёзно?

— Да. Проваливай.

— Но… — теряюсь.

— Проваливай, — убирает руки и задирает подбородок. — Я тебе сказала, что вычеркнула тебя из жизни. Не хочу знать ни тебя, ни твою рыжую.

— Ладу не трогай. Она и так пострадавшая.

— Пострадавшая, — морщится. — Она ненормальная.

— Я не знаю, что произошло между вами в туалете, но Лада о тебе так не отзывается. Она сожалеет, что погорячилась в ответ на твои обвинения.

— Она лживая. И ты такой же. Вы оба друг друга стоите.

— Я тебе никогда не врал, — возражаю.

Так оно и есть.

— Уходи, Мир. Мои проблемы тебя больше не касаются.

— Хочешь, чтобы ушёл?

— Да, — мотает головой утвердительно.

— Окей, — поднимаю руки. — Я тебя услышал.

Вручаю ей сумку, всё это время болтающуюся на моём плече и развернувшись иду в сторону турникета. На выход.

В ушах степной ветер. Не помню, как добираюсь до машины и ещё полчаса сижу в полной тишине.

Настроение дерьмо, поэтому решаю поехать домой.

Припарковав машину у ворот, захожу внутрь и прислушиваюсь.

Мама с папой, скорее всего, ужинают где-то в городе. Переодеваюсь в своей комнате в шорты с майкой и гребу на кухню.

Там в полном одиночестве восседает Юлька.

— Привет. Ты уже пришла?

— Я в школе была, а не на сутках, — огрызается сестра.

— Что с настроением?

Сговорились они сегодня все, что ли?

— Учитель по черчению одолела. Сказала, никакого мне архитектурного, если я в элементарном разобраться не могу.

Скребёт ластиком по бумаге. Обхожу кухонный остров и уставляюсь в чертежи.

— Пойдём, горе моё, — приобнимаю её за плечи и поправляю волосы. — Помогу тебе разобраться.

Взгляд приковывает знакомая цепочка, а когда разворачиваю Юльку к себе, вижу крохотную бабочку, которую ни с чем не спутаю, потому как выбирал её лично.

— Откуда это у тебя? — спрашиваю севшим голосом.

— Это? — касается пальцами украшения. — Мийка вчера отдала. Сказала, она ей надоела, чего добру пропадать.

— Ясно, — потираю правую щёку, а затем левое плечо.

Хочется по-детски закусить внутреннюю сторону щеки и переждать, пока схлынет, но я вовремя беру себя в руки.

Правила в любой игре с Алиевой, может придумать только Алиева.

А если она впервые за девятнадцать с хвостиком лет не хочет играть?

Значит, площадка закрывается…

Блядь.

Ладонями пытаюсь как следует вдавить глазные яблоки, а затем зарываюсь пальцами в спутанных волосах.

Мысленно считаю до десяти.

Окей.

— Ладно, пойдём, — говорю Юльке. — Посмотрим, что там у тебя с черчением.