Спустя три месяца
— Вот ты где? — Мирон заглядывает в детскую комнату Камиллы и с интересом рассматривает стену, над которой я работаю третий день.
Малышка растёт милой девочкой. Практически не капризничает и настолько классно вписалась в нашу семью, что даже не представляю уже жизнь без этой кудряшки.
Равнодушно отворачиваюсь от Громова и гордо веду плечом.
— А ты прямо обыскался? — замечаю иронично.
— Конечно, — отвечает он со смешком.
Опускаю голову, чтобы отставить баночку с краской и делаю шаг назад.
На стене, ещё недавно раздражающей меня своей пустотой, за несколько дней вырос яркий цветочный город, состоящий из милых фей и волшебных пташек.
— Красиво, — тянет Мир, вглядываясь в каждый элемент. — Особенно вот эта феечка. На тебя походит.
Отпускаю смешок.
Украдкой изучаю бледно-голубые джинсы, отлично сидящие на подтянутой заднице, и белую футболку, облепившую его руки, словно вторая кожа. Какой он у меня красивый, — проговариваю про себя и тут же закусываю губу.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — отбивает он, переводя взгляд со стены на меня.
Медленно осматривает мой джинсовый свободный комбинезон и ярко-розовый топ под ним, а затем поднимает глаза к горящему лицу.
— Что-то случилось? — приподнимает брови. — Ты будто не рада, что я приехал.
Пожимаю плечами и делаю вид, что занимаюсь чисткой кистей.
Не рада?..
Да я минутки считаю каждый раз. Каждая секунда без него в тягость.
С апреля Мирон проходит архитекторскую практику в одном крутом московском бюро. Домой возвращается только на выходные, но их для меня безумно мало.
Сгораю от тоски.
Я скучаю по нему так, что дышать не могу. Тысячу раз прокляла себя за то, что не согласилась выйти за него замуж, а этот мужлан больше и не предлагает. Словно его-то всё более чем устраивает.
Отказываясь, я представляла себе всё иначе. Усмехаюсь горько.
А как ты думала, Алиева?
Что Громов будет верным псом сидеть под твоей дверью и скулить нараспев предложение руки и сердца дважды в день?..
Я же знаю его как свои пять пальцев. Не будет он этого делать. Выслушал, принял мою точку зрения… Я ведь видела, что его собственнической, эгоистичной натуре было непросто, но он справился и больше не напоминает об этом.
К моему сожалению…
С раздражением отбрасываю тряпку.
— Эй, — хватает Мирон меня за руку и привлекает к себе.
Делаю глубокий вдох и пытаюсь отодвинуться.
— Я грязная.
— Я уже тоже, — кивает на свою перемазанную синей краской футболку, и я расслабляюсь. — Я тебя грязной люблю ещё больше, — многозначительно смотрит на то, как вздымается моя грудь.
Закидываю руки на его плечи и уставляюсь в прозрачные глаза, словно желая разобраться в том, что там, за ними творится. О чём он думает? Зачем так делает?
— Ну, что с тобой, девочка моя?
Мирон доверчиво упирается мне в щеку лбом и тяжело вздыхает, обнимает ещё крепче.
— Я так ждал этих выходных. А ты будто бы не рада.
Морщусь от хлынувших в сердце чувств и не выдерживаю…
Отклоняюсь, чтобы дотронуться до его губ своими губами и вложить в поцелуй всю безграничную тоску. Каждая ночь без него — адская боль. Душа словно наизнанку выворачивается.
Пока у Мирона не началась эпопея с Москвой, мы часто ночевали у него в студии… Дурачились, вместе готовили завтраки и ужины, бесились, целовались и занимались сумасшедшим сексом, там где придётся.
Он… показал мне, что секс — это что-то про любовь… Нежное, иногда дикое и необузданное, но всегда личное… Понятное только нам двоим.
Мирон подхватывает меня под ягодицами и помогает обвить его талию ногами.
— Куда? — возмущённо вскрикиваю, когда его рука забирается под комбинезон и поглаживает кожу через тонкие трусы.
— Я закрыл дверь, — смеётся он и усаживает меня на комод, сбивая с него крышки от красок.
Быстро скидывает лямки с плеч и сдвинув топ, сжимает заострённые соски.
— Мир… — шепчу, кусая губы. — Хочу тебя. Давай скорее.
— Сейчас всё будет, любимая.
На секунду отстраняется, извлекает из кармана джинсов презерватив, и я раздражённо закатываю глаза. Он так следит за защитой, что есть ощущение — просто не хочет детей. Сейчас или вообще от меня?..
Ужасно интересно, а спросить я не решаюсь, потому что боюсь ответа.
Возбуждение захватывает все мои мысли, поэтому нетерпеливо наблюдаю, как Мирон справляется с ширинкой и растягивает латекс по всей длине члена, а затем снова обращает внимание на меня. Облизывается как кот на сметану.
— Иди сюда, — притягивает меня к себе и целует, проникая в рот языком и наполняя своим вкусом. Одновременно с этим зацепляет пояс на талии. — Приподнимись, давай снимем это.
Послушно выполняю все требования и стону ему в рот, когда он входит в меня. Влажные стенки растягиваются, принимая член до упора.
— Как я скучал, — хрипи Мирон, совершая первый удар бёдрами.
Сжимаю его ягодицы ногами и забываю обо всех сомнениях.
Твою мать.
Мы занимаемся сексом в комнате моей трёхмесячной сестры. В кого он меня превратил, этот грязный Громов?..
— Мир, — устремляюсь к нему навстречу всем телом и замечаю, как темнеет его взгляд. Становится сияющим, бешеным, кипящим. Как всегда, когда он делает это со мной. На его щеках лёгкий румянец, черные волосы в беспорядке, а влажные губы приоткрыты.
Смотрю вниз. Туда, где наши тела сходятся.
Его член словно поршень накачивает меня своей энергией. Расставляю ноги пошире, чтобы почувствовать его ещё ближе, быть для него ещё доступнее.
Эти мысли совместно с ощущениями рождают внизу живота заметное напряжение, которое я всячески пытаюсь зафиксировать, ухватиться за него, но через две минуты не выдерживаю и содрогаюсь. Душа в другое измерение отлетает. До кончиков пальцев на ногах всё чувствую.
— Умничка, — хвалит Мирон.
Подхватывает моё дрожащее тело на руки и разворачивает, чтобы упереть в стену напротив той, над которой я трудилась. Увеличивает темп и через пару фрикций замирает, громко дыша. Кончает, вминая меня в прохладную поверхность.
— Боже, — стону, утыкаясь в крепкую шею.
Я будто воздушное облако проглотила. Такая лёгкость внутри, что хочется не дышать. Но вместе с эйфорией от оргазма возвращаются и мысли, которые тревожат со вчерашнего дня.
— Люблю тебя, — проговаривает Мир на выдохе.
Нежно целует моё плечо и гладит влажную кожу на спине.
— Это хорошо, — проговариваю немного отчаянно и сглатываю скопившийся ком в горле. — А как там, кстати, Милованова?..
Тело подо мной напрягается, а Мирон вдруг сжимает мою талию до хруста и медленно тянет:
— Блядь…
— Что-то не так? — уточняю. — Ты не думал, что я узнаю?..
Получается немного ядовито, но Мирон, как обычно, не обращает на это внимания. Он вообще никогда на меня не обижается и не кричит. Максимум поворчит под нос ругательства, как сейчас. В этом он похож на своего отца. Они с Юлькой вообще странно разделились. Мирон особенно с тем, как взрослеет, становится похожим на дядю Андрея — такой же сдержанный и спокойный, а Юлька — копия тетя Настя — взрывная и, к сожалению, часто попадает в неприятные ситуации.
— Не стал тебе рассказывать, чтобы не расстраивать, — произносит Мирон без малейшего чувства вины, и я усмехаюсь.
— Даже оправдываться не будешь?
Любимый мужчина заглядывает в мои глаза. Сначала на его лице мелькает досада, а затем оно на долю секунды становится другим: злым и чужим.
Словно я виновата, что только ленивый на этой неделе не скинул мне его фото, красующееся в аккаунте Миловановой.
— А тебе нужен мужик, который будет оправдываться? — спрашивает грубовато.
Закатываю раздражённо глаза.
— Ммм, — тяну, покрепче вжимаясь в сильное тело. Он всё ещё во мне и это… противоестественно — препираться в таком состоянии.
Мы что, ругаться собрались? Из-за его бывшей девушки?
Верю ли я, что он мне изменяет? Конечно, нет. Иначе зачем всё это? Если бы Громов хотел быть с Ладой, он бы не сорвался зимой в Москву, чтобы расстаться. Но оставить эту «встречу века» без внимания, я тоже не могу
— И как посидели? — спрашиваю излишне спокойно.
— Блядь, я ни с кем не сидел. Это вышло случайно.
— Ясно, — произношу тихо. — Поставь меня на пол. Пожалуйста.
Прозрачные глаза темнеют. Жаль, что на этот раз не от страсти и мне вдруг становится холодно, когда я действительно оказываюсь на полу.
— Спасибо.
Натягиваю трусы и комбинезон, поправляю топ. Украдкой наблюдаю, как Мирон приводит себя в порядок и уходит в ванную, из которой доносится шум воды.
— Есть хочу, я с аэропорта сразу сюда, — говорит он отстранённо, когда заходит в комнату обратно.
— Хорошо, — пожимаю плечами.
Мою быстро руки от краски, и мы спускаемся в столовую.
— Добрый день, — здоровается Мир с мамой и папой.
Я неловко улыбаюсь. Надеюсь, мы вели себя тихо.
— Добрый, — отвечает папа, осматривая наш внешний вид, и обращается ко мне: — Ты уверена, что разукрашиваешь только стену?
— Стену, пап, — смеюсь и отправляюсь на примыкающую к столовой кухню, чтобы раздобыть еды для человека, который встретился в московском ресторане со своей бывшей девушкой и забыл предупредить об этом меня.
— Я просто под горячую руку попал, — серьёзно произносит Мирон и я чувствую на себе короткий внимательный взгляд.
— Ну-ну, — проговаривает папа.
— А как дела у Юли? — вступает в разговор мама, которая покачивает детскую люльку, размещенную на специальной подставке.
— Уже лучше.
— Из комнаты выходит? — поворачиваюсь к родным. — Я забегала на неделе, она отказалась со мной разговаривать.
Снова испытываю волнение за эту девчонку — «оторви и выбрось». Ух и понервничали мы все на прошлой неделе.
— Нет пока, — отвечает Мирон мне, но упорно смотрит на мою маму.
Опускаю глаза.
Обиделся.
Из-за того, что не доверяю? Или на самом деле есть что скрывать?
— Бедная наша девочка, — проговаривает мама. — Если бы не Лев…
— Какой чудесный человек, — иронично отпускает Громов и наконец-то смотрит на меня.
Неловко улыбаюсь и выставляю на поднос тарелку с супом и блюдо с бутербродами и салатом.
— Смотрится красиво, — произносит Мирон примирительно, когда накрываю перед ним стол.
— Приятного аппетита.
Усаживаюсь напротив, стараюсь не обращать внимания на то, что родители пристально и с интересом за нами наблюдают.
— Вы что? Поругались? — хмурится мама.
— Не-ет, — отвечаем с Мироном в голос и внимание всех, слава богу, переключается на звук телефонного звонка.
Мир извлекает телефон из кармана, глядя на экран хмурится.
— Кто там? — спрашиваю нетерпеливо и тут же замолкаю.
Чёрт.
Он всё понял. Закусываю губу.
Мне теперь везде и всегда видится Милованова. Ничего не могу с собой поделать.
— Да, — отвечает Мирон на звонок. — Да… Хорошо. Когда?.. Туда же?.. Договорились. До вторника.
Убрав телефон, он берётся за ложку, пододвигает к себе тарелку и обращается к отцу.
— Звонил человек дяди Глеба. Наконец-то восстановили запись из клуба, — мажет взглядом по моему лицу. — Во вторник заберу. Три месяца. Я уже не надеялся, если честно.
— Не думаю, что мы увидим там что-то новое, — произносит отец и многозначительно смотрит на меня. — Мы ведь знаем, кто именно за этим стоит, но упорно не хотим верить фактам.
Пожимаю плечами.
— Если это камень в мой огород, то я ни о чём не жалею, пап.
— Давайте не начинать этот разговор, — обеспокоенно произносит мама. — Вы опять будете ругаться, а мне нельзя нервничать. Молоко пропадёт.
— Мы не ругаемся, — тепло улыбаюсь, заглядываю в люльку к Камилле. — Правда ведь, пап? Всё давно решили и все успокоились. Я не буду мстить Иве Задорожной, потому что не верю, что она на такое способна.
Папа усмехается и начинает повторять то же самое, что твердит каждый раз, когда об этом возникает разговор:
— Тебе отправляли сообщения с номера телефона, оформленного на её имя. Видео оказалось у соседа твоей подружки, который утверждает, что принесла его именно она, а наркотики…
— А наркотиков не было. То, что мы с Энж обедали в ресторане, в котором работает официанткой Ива — просто совпадение. На повторном анализе ничего не подтвердилось, — усмехаюсь. — Тебе лично сказал это врач. Я заболела после… — кошусь на Мирона, — … нашего путешествия в деревню, выпила противовирусное лекарство из аптечки Ольги Викторовны, оно же и оказалось виновником ложноположительного результата.
Такое, кстати, часто случается.
— Я всё это слышал много раз, — произносит отец, тяжело вздыхая. — Но всё равно не понимаю, ты бросила университет, потеряв при этом целый год…
— Поступлю в следующем году в другой, — легко отвечаю. — Куда мне торопиться, пап?.. Замуж меня всё равно никто пока не берёт, — отпускаю смешок.
Громов поднимает на меня изумлённый взгляд.
— Почему ты хочешь оставить безнаказанным то, как с тобой поступили? — намеренно пропускает отец шутку.
Мама в очередной раз закатывает глаза и прячет улыбку за кружкой с чаем.
Мирон молча ест суп, только иногда поглядывает на меня и хмурится. Его мнение на этот счёт я тоже знаю.
«Зло должно быть наказано».
Но что делать в случае, когда всё указывает на то, что «зло» — это человек, который просто не мог так поступить?..
Не верю.
Ну какая из Задорожной злодейка?.. И главное, зачем ей это? Энж утверждает, что всё из зависти и великой любви к Громову. Припоминает случай, когда Ива поставила последние деньги на то, что Мир выиграет в бое с Демидовым.
Не знаю.
Со Львом, кстати, мы остались в хороших отношениях, спокойно обо всём поговорили и всё выяснили. Они с Юлькой такое расследование устроили той ночью, когда маму увезли в больницу, что закачаешься. Просто Бонни и Клайд на минималках. И как только спелись? Такие разные…
С Ивой и Таей за последние три месяца я разговаривала только однажды и максимально отстранённо. Номер телефона намеренно поменяла. Нет больше четвёрки… Тоскливо потираю лоб.
В подробности своего ухода с курса никого не посвящала. Если честно, стараюсь не показывать вида даже Громову, но первое время… было больно вспоминать об университете. Это ведь была моя мечта… Конечно, не такая, как сам Громов и наши отношения. Но… всё равно немного обидно, хотя забрать документы было полностью моим решением.
Взвешенным и взрослым.
— Ты сам говорил, пап, — продолжаю отстаивать свою точку зрения. — Что угрозы в анонимном сообщении — это не уголовная статья, а раскопки твоих детективов с номером телефона к делу не пришьёшь.
— Мне было бы достаточно того, что твою подружку отчислили, — продолжает настаивать папа. — Ваш ректор после предоставления доказательств пошёл бы мне навстречу, не сомневайся.
Мотаю головой.
— Я уже всё решила. Мстить никому не буду, — упрямо повторяю и поднимаюсь с места. — И вы не будете, — смотрю на Громова и отца по очереди.
— Ладно, — отодвигает Мирон пустую тарелку. — Спасибо. Но запись из клуба я заберу, может когда ты увидишь всё своими глазами, изменишь мнение…