Моя Мия. На осколках первой любви

Глава 30. Простывшая Мия

— Пока-пока, — быстро прощаюсь, Мирон отстёгивает ремень и тянется за курткой, задевая моё плечо грудью.

Вспыхиваю и поспешно хватаю рюкзак с колен.

— Я тебя провожу, — хрипит он еле слышно. Как решение, которое не стоит даже пытаться обсуждать.

Но это не так, чёрт возьми!

Он будет со мной считаться или нет?!

Резко разворачиваюсь и шмыгаю носом. Кажется, ещё и простыла. Вдруг накатывает такая усталость, что тошно становится.

Эмоций перебор.

— Нет, — твёрдо произношу и позволяю прозрачным глазам изучить моё измученное лицо.

— Что значит «нет»? — спрашивает Громов, облизывая пересохшие губы. — Ты в себе?..

— То и значит, — уставляюсь на него. — Ты не будешь с ним сейчас разговаривать, — киваю в сторону Льва. — И тем более не будешь ничего ему рассказывать. Я сама с ним поговорю.

— С чего бы это? — выглядывает из-за моего плеча Мирон, раздувая ноздри.

Сопровождаю взбешённый взгляд, тоже упираясь в мощную фигуру своего парня. Демидов остановился в двух метрах от «БМВ» и сложил руки на груди.

Ждёт, пока я выйду.

На невозмутимом лице абсолютный штиль. Впрочем, как и всегда.

Вежливо ему улыбаюсь и машу рукой.

Твою мать.

Придётся как-то объяснять своё двухдневное отсутствие.

— Может… ты сейчас ещё с ним поцелуешься? — цедит Громов сквозь зубы. — К нему поедешь?.. Не знаю, как там у вас принято.

Словно по щекам бьёт словами.

Мой подбородок трясётся от обиды, но я резко стряхиваю с лица любые эмоции, которые он мог бы уловить. Пусть это будет очередным щелчком по носу.

Мне всё равно.

Я устала. Я хочу в постель. Спать.

Широкие плечи трясутся от злости, глаза кровью наливаются.

Он бесится. Ему больно?

Ревнует?..

— Я не хочу, чтобы Демидов больше тебя касался.

— Ты сам попросил меня о времени. А я чем хуже?

Мирон закатывает глаза и громко матерится.

— Иди в дом, Карамелина. Я сам ему всё объясню, — приказывает.

Черт. Черт. Черт.

Почему он думает, что если я призналась в любви, то буду беспрекословно слушаться?

— Только попробуй, — тихо произношу и сжимаю зубы до треска.

Смотрим друг на друга в упор, пока в стекло с моей стороны не прилетает нервный стук.

— Давай. Я. Всё. Ему. Объясню.

Каждое слово вдалбливает. Ёжусь от начинающейся лихорадки.

— Пока, Мирон, — шепчу, выбираясь на улицу.

Задыхаюсь от налетевшего порыва ветра.

Лёва осматривает меня с ног до головы и кривит губы. Быстро чмокает в щёку. Проигнорировав Громова, захватывает мою ладонь и ведёт к дому.

Мурашки по телу разлетаются.

Душа обратно рвётся.

Прожигающий взгляд греет спину ровно до того момента, пока я не вздрагиваю от пробуксовки и рёва двигателя.

— Придурок, — цедит Демидов и сжимает мою руку.

— Не говори так, — прошу недовольно. — Мне неприятно.

Он деликатно молчит и придерживает дверь.

Захожу в дом и вдыхаю аромат свежей выпечки. Скидываю обувь и, дотянувшись до крючка, убираю пуховик.

Шапку Громова малодушно прячу в рюкзак.

Озираюсь.

Боже. Ощущение, что дома меня не было с неделю. Соскучилась.

— Мия, — восклицает мама приближаясь. — Мы заждались, — мажет тёплым взглядом по лицу Демидова. — Почему так долго?

— Трасса завалена, — вру напропалую. — Долго получилось.

Под внимательным взглядом вспыхиваю.

— Ну, как вы там? Где Мирона потеряла?

— Он уехал, — говорю, пытаясь скрыть свои эмоции по этому поводу.

Уехал.

Надеюсь, не навсегда?.. И не к Ладе?

А если к ней — пусть катится.

Едва начавшаяся лихорадка, заставляет дрожать.

— А где папа?

— Он у Громовых, — мама трудно вздыхает. — А мне не здоровится.

— Что случилось? — взволнованно осматриваю внушительный живот. — Роды? Уже?

— Сплюнь, — смеётся она. — Ещё две недели. Просто давит кругом, нет настроения принимать гостей или самой собираться. Мальчишки убежали Юльку доставать.

Хохочу и вспоминаю о присутствии Льва, устроившегося у лестницы.

— Помнишь, Юльку? — спрашиваю у него успокоившись. — Которая сбила тебя с ног.

— Сбила с ног, — угрюмо передразнивает. — Там было скользко, и я просто не заметил её. Не успел сгруппироваться.

— Юлька у меня такая. Сгруппироваться точно не получится, — с гордостью выговариваю.

Демидов пропускает мимо ушей.

— Ты голодная? — спрашивает мама. — Льва я чаем напоила.

— Нет, — мотаю головой. — Мне что-то не здоровится. Мы наверху будем.

Поднимаюсь по лестнице, чувствуя на пояснице и ягодицах тяжёлый взгляд. Он же не заметит отсутствия трусов под легинсами?

Позорище какое.

Как только дверь за нами захлопывается, Лёва обнимает меня сзади и коротко целует в плечо.

Тело сковывает ужас.

Какая я мерзкая… Из одних объятий сразу в другие.

Может, Мирон был прав, и надо было позволить ему поговорить со Львом? Почему я не согласилась?!

— Что за запах? — морщится Лёва, убирая волосы в сторону.

— Земляника, — пытаюсь аккуратно избавиться от его рук. — Не нравится?

Демидов неопределённо пожимает плечами. Разворачивает меня к себя и тянется к губам. Потом застывает, разглядывая их.

Как мышонок обмираю.

Какая я мерзкая. Подлая. Мои губы горят от поцелуев Громова так, что даже проверять глупо.

— Где вы были? — спрашивает нахмуриваясь.

— В области, — еле слышно произношу.

— Почему мне не сказала?

— Думала ты и не заметишь моё отсутствие, — отвожу взгляд.

На словно из камня высеченном лице мелькает искреннее недоумение.

— Это намёк на то, что я невнимательный?

— Нет, что ты, — краснею.

— Знаешь ведь, что у меня диплом на носу. Момент ответственный. Надо перетерпеть, Ми. Потом нагоним наши отношения.

Снова тянется к губам.

В последний момент отвожу лицо и убираю руки с поясницы.

— Прости, плохо себя чувствую.

— Ого, — произносит Лев удивлённо. — Я наказан?

— Нет, конечно, — позволяю всё же себя обнять. — Не сказала, потому что не хочу тебя расстраивать. Знаю, как ты загружен.

— Ладно, — кивает он.

Поглаживает по спине и отстраняется.

Затем усаживается в кресло, вытянув перед собой ноги. Молча наблюдает, как я выкладываю вещи из рюкзака, и произносит:

— На следующей неделе в клубе вечеринка в честь Дня святого Валентина. Студклуб устраивает. Я заказал столик на двоих. Пойдём?

В горле противная боль. Единственное чего хочу — поскорее остаться одна и принять противовирусное.

— Наверное, — отвечаю почти шёпотом.

— Окей. Ты не заболела? — хмурится он.

— Может быть. Устала сильно. Приму ванну и лягу пораньше.

Демидов усмехается и резко поднимается.

— Ладно. Намёк понял, тогда поеду. Я два часа тебя прождал. Общались с твоей мамой. Классная она у тебя и я её кажется по душе.

— Это правда, — пытаюсь тепло улыбнуться.

Проводив его, около часа отмокаю в пене и обернувшись полотенцем, возвращаюсь в комнату.

Телефон моргает в темноте.

Взволнованно бегу к нему и тут же расстраиваюсь.

— Привет, дорогая, — свободно произносит Энж.

— Привет, — уныло здороваюсь.

— Я тебя потеряла. А сейчас еще увидела, ты покинула «Четвёрку», что случилось-то?!

— А что вы ещё не обсудили? — ядовито выговариваю.

— Так, с кем обсуждать-то? — смеется она. — Ивка в работе вся, Валеева вообще не в сети.

— Ясно.

Воспоминание о Тае заставляет меня стиснуть зубы. Ко всему надо привыкнуть, а к отсутствию в моей жизни лучшей подруги тем более.

— Поругались, что ли? — тянет Энж.

— Типа того…

Подхожу к окну и, привстав на носочки, пытаюсь высмотреть свет в комнате Мирона, мать его, Громова.

Кусаю губы от нервов.

Что я буду делать, если обидела его настолько, что он… решит всё отмотать назад?

В груди противно тянет.

— Ладно. Не буду тебя отвлекать, — продолжает подруга. — Давай завтра пообедаем вдвоём, поболтаем?

— Я не против, — произношу из вежливости.

— Ну всё тогда. До завтра. Целую.

— Пока.

Убираю телефон и вглядываюсь в темноту.

Пульс долбит как сумасшедший от догадки.

Быть не может.

Бегу к письменному столу, подхватываю стул и кряхтя тащу его к окну. Поднимаюсь, чтобы разглядеть дом соседей получше.

Нет.

Темно.

Нет света… Совсем.

В одном полотенце выскакиваю в коридор и бегу в комнату парней, чтобы осмотреть соседскую стоянку.

«БМВ» тоже нет на месте.

Потираю вмиг похолодевшие щёки. Горячие слёзы на них ощущаются, как совсем кипяток.

Громов!..

Он…

Всхлипываю.

Он снова остался у неё… Да?