Наглый роман

ГЛАВА 18

РАЗБИТЫЕ РАПСОДИИ

ХАДИН

— Перестань пялиться мне в затылок, Макс, — грубо требую я.

Холодные голубые глаза моего лучшего друга становятся еще более ледяными, что о чем-то говорит, потому что взгляд Макса уже по-сибирски холоден. Он стоит у меня за спиной и с ужасом смотрит, как я поправляю галстук перед зеркалом.

— Я скучал по этому, — говорит Алистер, появляясь в поле зрения. На нем накрахмаленная белая рубашка и черные брюки. Черный пиджак перекинут через согнутую руку. — Из-за чего сейчас злится Стинтон?

— Что-то о том, что Хадин не говорит ‘Я люблю тебя’, - добавляет Даррелл, поднимаясь с дивана в изножье кровати, где он надевал парадные туфли.

Алистер потирает подбородок и переводит взгляд с Макса на меня. — О. Это такая вечеринка?

— Заткнись, Алистер, — рычит Макс.

Я посмеиваюсь над вспыльчивым выражением лица моего друга. — Очевидно, Макс не понимает языка любви между мной и Ваней.

— Я уверен, что говорил тебе признаться в своих чувствах. Вместо этого ты пошел и сказал ей, что ненавидишь ее?

— В свою защиту скажу, что она сказала это первой, — бормочу я, поправляя галстук.

— По-настоящему взрослый, — бормочет Макс.

Я единственный парень в комнате, который свободен от пресловутого засовывания палки в зад. Я не ожидаю, что кто-либо из этих мужчин, которые вышли из утробы, торгуя акциями и облигациями, поймут меня.

— Значит, ты сказал ей, что ненавидишь ее, — размышляет Даррел, — и она не ударила тебя кулаком в горло?

— Дон переехала бы меня машиной, — бормочет Макс.

Я смеюсь.

Алистер морщится, как будто представляет себе судьбу хуже смерти.

— Вы, ребята, не понимаете. У нас с Ваней свои дела. — Я поворачиваюсь к ним лицом.

Как и Алистер, Даррел и Макс одеты в костюмы. Мы готовимся к гала-концерту сами, потому что наши женщины решили, что хотят одеться вместе. Как будто это долбанный выпускной.

Ребята ворчали по поводу расставания с тех пор, как им сообщили об изменении планов.

Мне так же не терпится увидеть Ваню, но я не собираюсь ныть по этому поводу, как они.

— Что произошло после того, как ты сказал ей, что ненавидишь ее? — С любопытством спрашивает Алистер.

Я не собираюсь говорить им, что добавил "я презираю тебя" в список сентиментальной чуши, которую мужчины говорят перед сексом. И я также не собираюсь говорить им, что переспал с ней.

Я, может, и много кем могу быть, но я не из тех, кто целуется и рассказывает обо всем.

Алистер узнает это первым. — Она пустила тебя в свою постель с таким ртом?

Этим ртом она позволяла мне многое. Я поджимаю губы, чтобы скрыть улыбку. — У нас есть еще пиво? — Спрашиваю я.

— Значит, это правда, — говорит Макс, засовывая руку в карман. — Женщины действительно воспринимают твою чушь и называют это пирогом. Даже Ваня.

— Не ревнуй, Макс.

Он усмехается. — Ваня — подруга. Не только для меня. Дон привязана к ней. Защищает. Она не знает тебя таким, поэтому, очевидно, она встанет на сторону Вани, если дела пойдут наперекосяк. И если мне придется выбирать сторону, я выберу сторону своей невесты.

— Десятилетия дружбы отброшены в сторону, просто так? — Я качаю головой в притворном разочаровании.

— Я не хочу, чтобы ты все испортил, как ты всегда делаешь.

— Я ничего не испорчу. После прошлой ночи у нас с Ваней все хорошо.

Макс бросает на меня недоверчивый взгляд, который я игнорирую.

Он этого не понимает. Прошлой ночью Ваня была мягкой, податливой, нетерпеливой. Я прижал ее к себе, когда она слишком много думала, и она осталась там. Она была прямо там, со мной.

— Я. Люблю. Тебя. — Алистер загибает пальцы на каждое слово. — Это чертовски сложно испортить. Не понимаю, почему ты говоришь что-то, кроме очевидного.

Даррел просто стоит в стороне и наблюдает за мной, но его взгляд ужасно осуждающий.

Я игнорирую их. Мы с Ваней сейчас занимаемся своими делами. Эти отношения с самого начала не соответствовали своду правил. Если я выскажу свои чувства на всеобщее обозрение, это только усложнит ситуацию больше, чем нужно.

Ваня знает, что я чувствую. Конечно, знает.

У Макса жужжит телефон. Его глаза загораются, как Четвертое июля. — Дон сказала, что они готовы. Они встретят нас внизу.

Это паническое бегство к двери, когда мы толкаем друг друга локтями и отталкиваем друг друга назад, чтобы пройти первыми.

Я второй, сразу после Макса.

Алистер третий.

Даррелл четвертый, потому что он был единственным, кто не дрался.

Мы поднимаемся по лестнице, а не на лифте, и врываемся на второй этаж.

Мой взгляд скользит по коридору и останавливается прямо на Ване.

Моя первая мысль — срань господня, она сногсшибательна.

Моя вторая мысль — подождите, почему на ней нет ни одного из платьев?

Это приталенное серебряное платье выглядит как пиджак без рубашки под ним. Ее груди выпячиваются вверху, как шоколадные буйки, покачивающиеся на спокойном озере. Преувеличенно квадратная форма бедер привлекает внимание к длинным серебряным кисточкам, свисающим до пола. На ногах пара прозрачных каблуков. Намного лучше, чем рекомендует доктор, но я не собираюсь ругать ее за это, потому что сегодня особый случай.

Это экстравагантное платье. Такое мог надеть только кто-то вроде Вани.

Я улыбаюсь, но не могу избавиться от неприятного чувства, что что-то не так.

— Привет. — Я подхожу к ней и целую в щеку.

Она отводит взгляд, как будто не может выносить моего вида. — Привет.

Боль в моей груди усиливается. — Ты выглядишь великолепно.

— Спасибо. — Ее взгляд устремлен куда-то далеко за пределы меня.

— Ребята, вы готовы войти? — Спрашивает Алистер.

Дверь слева распахивается, и оттуда выбегает мужчина зрелого вида в очках. — Сэр, у нас проблема.

Кения отрывается от мужа и бросает на него обеспокоенный взгляд. — Иезекииль, что случилось?

Алистер подходит к своей жене и кладет руку ей на спину. Выражение его лица сдержанное, но то, как он держится рядом с Кенией, выдает его беспокойство.

— Мистер Сазуки попал в небольшую аварию, — говорит Иезекииль.

— С ним все в порядке? — Спрашивает Ваня.

— Никто не пострадал, но он и его окружение оказались в затруднительном положении, пока полиция выясняет отношения.

Алистер прищуривает глаза. — Пришлите за ним другую машину. А пока найдите оркестр, который будет играть, пока не приедет Сазуки.

— Оркестр? Будет почти невозможно организовать их и доставить сюда вовремя, — хрипит Иезекииль.

Брови Алистера низко опускаются. — Мы обещали гостям живую музыку.

— Я могу позвонить кому-нибудь, — говорит Ваня, делая шаг вперед.

Все склоняют головы в ее сторону. Включая меня.

— У меня есть подруга, которая изучает классическое фортепиано. Она может быть здесь через, — Ваня смотрит на часы, — десять минут.

— Она хороша? — Спрашивает Кения.

Я говорю громче. — Ваня не предложил бы этого, если бы она не была такой.

Алистер обдумывает это. — Хорошо. Позвони ей сейчас.

Я хмурюсь из-за его резкого тона.

Кения толкает его локтем в бок.

Алистер бросает взгляд на свою жену, а затем откашливается. — Пожалуйста. И я ценю это.

— Без проблем. — Ваня уходит звонить в кафе, в то время как другие пары проскальзывают в бальный зал.

Я жду окончания ее разговора с Деджоной, а затем подхожу к ней. Кладу руку ей на талию и спрашиваю: — Каков вердикт?

— Она поспешит сюда. Она интересовалась, есть ли там пианино.

— Алистер упомянул, что пианино Сазуки уже на месте, — говорю я ей. — Все, что ей нужно взять с собой, — это ноты.

Ваня кивает и проходит мимо меня.

Я хватаю ее за руку и останавливаю. — Хэй.

— Что? — Ее взгляд скользит по мне.

И снова у меня возникает неприятное чувство. Что-то не так, но я не могу понять, что именно.

Ваня нетерпеливо смотрит на меня. — Тебе что-то нужно?

— У нас… все хорошо?

Ее брови приподнимаются. То, как я не могу дышать, пока она не заговорит, почти трогательно.

— Мы поговорим позже, — наконец говорит Ваня.

Я смотрю, как она скользит в бальный зал одна, и боль в моей груди становится физической. Должен ли я отказаться от гала-концерта и найти кардиолога? Это не может быть нормальным.

В итоге я иду за Ваней на вечеринку, вместо того чтобы бежать в ближайшую больницу. Что бы ни было у нее на уме, сегодня я доберусь до сути.

На гала-концерте присутствуют бизнесмены и влиятельные лица в сфере красоты. Я знаю нескольких женщин из моих контактов в компании, но есть еще много женщин, которых я знаю более близко. Эти девушки продолжают подходить ко мне, обнимать и пытаться поболтать.

Ваня исчезла, когда появилась первая девушка. Я без колебаний высвободился из цепких рук цыпочки, но когда я обернулся, Вани уже не было.

Мои глаза скользили по гала-концерту. Если бы я знал, что на нем будет так много влиятельных людей из социальных сетей, я, вероятно, откланялся бы. Здесь слишком много завоеваний из моего прошлого.

Обычно мне было бы все равно. Я никогда не испытываю сожаления или стыда за свою репутацию. Я всегда откровенен с женщинами, с которыми связываюсь, и никогда не обещаю того, чего не могу выполнить.

Но на этот раз каждая девушка, которая мне улыбается, вызывает у меня желание схватить Ваню и убежать. Если я смогу ее найти.

Официанты в белых рубашках, жилетах и темных брюках пробираются сквозь толпу с подносами вина. Макс и Дон находятся в другом конце зала.

Вани с ними нет.

Она также не с Санни и не с Кенией.

Я медленно оборачиваюсь и тут вижу ее.

Она сопровождает Деджону в комнату.

Крупнейший поставщик чая Вани, одета в футболку и джинсы. Думаю, после выхода из кафе у нее не было времени переодеться.

Деджона смотрит на Ваню с нервной улыбкой.

Моя жена опускает голову и говорит ей что-то, что заставляет Деджону рассмеяться.

Ваня сияет. Когда я вижу, как она улыбается Деджоне, я понимаю, что она не улыбалась мне так с того дня в бутике.

Я направляюсь к Деджоне и Ване.

В тот момент, когда Ваня видит, что я приближаюсь, она холодеет. Люди, которые ее не знают, называют ее ‘ледяной принцессой’. Она может заморозить тебя в мгновение ока и не потеряет из-за этого ни секунды сна.

Но она никогда не обращалась со мной так холодно. Это всегда огонь. Всегда жар и вспышка, которые готовы сжечь меня заживо.

Ваня моргает, и по ее лицу скользит быстрая вежливая улыбка. Но уже слишком поздно. Я ее знаю. Я изучил каждое выражение ее лица с детства. Что-то изменилось, и не в лучшую сторону.

— Привет, Хадин. — Деджона отвлекает мое внимание от Вани.

— П-привет, — говорю я рассеянно. — Э-э, ты готова начать вечеринку?

— Бах не совсем любитель вечеринок, но я думаю, что да.

— У тебя все получится, — говорит Ваня, сжимая руку Деджоны.

Когда Деджона садится за пианино, она тихо присвистывает. — Это выглядит дорого.

На лестнице раздаются шаги. Это Кения. Она приподнимает юбку своего большого пышного платья. Алистер держит ее за руку и просит притормозить, пока она не споткнулась. Кения не слушает. Она взбегает на сцену в рекордно короткие сроки. Несмотря на то, что кажется, что она спешит, она останавливается у пианино и протягивает руку Деджоне.

— Привет, милая. Я Кения Алистер. Большое спасибо, что помогла нам в такой короткий срок.

— Без проблем. — Деджона улыбается.

— Я собираюсь сделать небольшое объявление, а потом ты можешь начинать, хорошо?

— Ты уверена, что мне можно на этом сыграть? — Деджона указывает на пианино.

Кения бросает взгляд на Алистера.

Он опускает подбородок. — Это срочно. Я объясню мистеру Сазуки.

— Хорошо. Отлично. — Деджона лучезарно улыбается.

Кения подбегает к микрофону и успокаивает всех. — Здравствуйте и спасибо, что пришли отпраздновать с нами Belle’s Beauty.

Когда раздаются аплодисменты, я бросаю взгляд на Ваню. Она еще раз ободряюще сжимает руку Деджоны, прежде чем направиться вниз по лестнице.

Я спешу догнать ее. — Вот. Держись за меня, если споткнешься.

— Я в порядке, Хадин, — прямо говорит она.

Я наклоняюсь к ней. — Ваня, что случилось?

Ее взгляд на секунду смягчается.

— Хадин, хай! — Кто-то выкрикивает мое имя высоким голосом. Секунду спустя меня тащат вниз и крепко обнимают.

Плечи Вани напрягаются. — Ты выглядишь занятым. Я принесу выпить.

— Подожди, Ви, — я тянусь к ней.

Женщина, которая приветствовала меня, хватает меня за руку и крепко сжимает ее. — Давно не виделись, Хадин. Помнишь меня? Бекки? Из колледжа? Так рада тебя видеть.

— Извини. Я не помню большую часть своих студенческих лет. — Я отталкиваю ее руку.

Ее глаза сужаются. — Правда? Мы были на одном факультативе по искусству.

Я качаю головой и пытаюсь отойти в сторону.

Она останавливает меня, проскальзывая передо мной. — Подожди.

— Послушай, — огрызаюсь я, — я действительно не помню, чтобы спал с тобой, а даже если бы и помнил, это не имело бы значения, потому что я счастливый женатый человек. Теперь ты можешь отпустить мою руку?

Она бросает на меня неприязненный взгляд. — Я только собиралась сказать, что у нашего класса встреча выпускников. Я организую ее и хотела узнать, сможешь ли ты прийти.

— О, я…

— Забудь об этом. — Она проходит мимо меня. — Придурок.

Ни секунды не колеблясь, я разворачиваюсь и иду за своей женой.

— Ваня. Ваня. — Я хватаю ее за руку, когда она тянется за одним из игристых сидров на столе.

Она отталкивает меня. — Что?

— Это было не то, что ты думаешь, — объясняю я. Страх, который сжимает мне горло, для меня в новинку. Я никогда раньше не испытывал такого отчаяния от необходимости прояснить отношения с женщиной.

— Мне все равно, что это было, Хадин. Ко мне это не имеет никакого отношения.

— Она была просто кем-то из колледжа. Она хотела спросить, приду ли я на встречу выпускников.

Ваня вырывает свою руку из моей. — Я сказала, что мне все равно.

— Что происходит? — Я наклоняюсь к ней и шепчу: — Я думал, после прошлой ночи…

— Прошлая ночь была ошибкой. — Ее слова такие же холодные, как и ее глаза. — Прямо как в Вегасе.

Я отшатываюсь. У меня пулевые ранения по всему сердцу, а она все еще держит руку на спусковом крючке.

Никогда не думал, что буду жалким болваном, который сойдет с ума из-за женщины.

Но вот я здесь.

Не просто болван, а целый чертов куст болванов, готовых на все, чтобы помешать ей ускользнуть.

Ваня вздергивает подбородок. — Я не хочу сейчас спорить, Хадин. Это важная ночь для Кении и Алистера. И для Деджоны. Давайте поговорим, когда ее выступление закончится.

Я хочу схватить ее за руку и заставить заговорить прямо сейчас, но что-то подсказывает мне, что это была бы плохая идея.

— Хорошо. — Я отступаю.

Она проходит мимо меня, кисточки развеваются вокруг ее ног. Каждый мужчина в радиусе пяти миль краем глаза поглядывает на Ваню. А почему бы и нет? Она великолепна, добра и намного больше, чем я заслуживаю.

Я смотрю, как она уходит и забирает с собой кусок моего сердца, оставляя большую зияющую дыру в моей груди.

— Все еще думаешь, что не говорить ей о своей любви было правильным шагом? — слева от меня раздается голос.

Я поднимаю взгляд и замечаю Даррела, прислонившегося к колонне.

Психотерапевт протягивает напиток. — Я наблюдал за тобой, Ваней и Максом с тех пор, как вы появились. — Он изучает внутреннюю поверхность своего стакана. — Ты самая светлая и счастливая сторона этого трио. Ты заставляешь их делать то, что выходит за рамки их зоны комфорта. Заставляешь их противостоять своим чувствам и выпустить их в мир.

— Ты не знаешь Ваню или Макса. Никто не может заставить их что-либо делать.

— Это не значит указывать им, что делать, — размышляет Даррелл. — Это на примере. Ты не запираешь все на замок, как это делают двое других. Если есть что-то, чего ты хочешь, что-то, что тебе нравится, ты идешь за этим до конца.

— Ты подвергаешь меня психоанализу, Даррел?

— Делаю наблюдения.

— Я не знал, что это твой терапевтический центр.

— Я и не подозревал, что в твоей постели побывало так много женщин. Кажется, что половина этих, э-э, талантливых молодых женщин в зале знают тебя лично.

— Я никогда не держал свое прошлое в секрете.

— Нет, но это сложно, когда твое прошлое начинает вторгаться в твое настоящее.

Я хмуро смотрю на него. — Меня не волнует ни одна из этих девушек.

— Тебе не следовало мне этого говорить. — Он выгибает бровь.

Я бросаю взгляд на Ваню, который в другом конце комнаты разговаривает с кем-то из гостей.

— Почему ты не можешь сказать ей, что любишь ее? — Даррел спрашивает меня.

— Потому что я не хочу слышать, что она не любит меня в ответ, — честно хриплю я. И признание этого вслух заставляет меня чувствовать себя самым большим и тупейшим идиотом на планете.

Даррел похлопывает меня по плечу.

— Вот ты где. — Санни прижимается к мужу. На ней длинное переливчатое зеленое платье с вышивкой майя на воротнике.

Даррел одаривает ее мягкой, интимной улыбкой. Он обнимает ее за талию и целует в лоб. — Тебе нравится?

— Да, — говорит она, прикусывая нижнюю губу, как будто предпочла бы остаться с ним наедине.

Я прочищаю горло. — Я проверю, приехал ли Сазуки.

— Люди Алистера этим занимаются, — целеустремленно говорит Даррелл.

Санни бросает на меня мрачный взгляд. — Хадин, я думаю, тебе следует поговорить с Ваней.

— Ты знаешь, что с ней происходит? — Спрашиваю я, надеясь, что она сможет пролить свет на то, что я сделал не так.

Санни качает головой. — Не мое дело рассказывать.

В этот момент музыка становится громче. Деджона изо всех сил бьет по клавишам. Грусть льется из каждой ее ноты. Эта песня была любовным письмом, написанным настоящей любви композитора. Хотя она была ему небезразлична, они никогда не могли быть вместе.

Беспокойный и выбитый из колеи, я начинаю пересекать комнату, чтобы добраться до Вани. По пути двери бального зала распахиваются, и входит группа мужчин азиатского происхождения. На них костюмы и галстуки, и все они следуют по пятам за одним конкретным парнем.

По его царственной осанке я понимаю, что это Сазуки. Он моложе, чем я ожидал. Примерно того же возраста, что и Алистер. Он высокий и худощавый, с густой шевелюрой и резкими, угловатыми чертами лица.

То, как он смотрит на Деджону за пианино, почти по-волчьи, и я мгновенно настораживаюсь. От одного мужчины к другому этот взгляд никогда не предвещает ничего хорошего.

Пальцы Деджоны продолжают двигаться по клавишам пианино, совершенно не обращая внимания на вновь прибывшего. Ее глаза закрыты, как будто она находится в какой-то другой плоскости, а голова откинута назад.

Парень на мгновение замолкает. А затем бросается на сцену.

Я направляюсь к ним. Слева от меня Даррел тоже устремляется вперед.

Макс и Алистер уже впереди нас.

Сазуки и телохранители выходят на сцену первыми.

В толпе поднимается ропот, когда мужчины в костюмах окружают пианино, загораживая Деджону от посторонних глаз.

Алистер пытается ворваться внутрь, но мускулистые телохранители не шевелят ни мускулом.

— Что, черт возьми, там происходит? — Алистер шипит.

Даррел хмуро смотрит на него. — Это Сазуки?

— Я думал, ты сказал, что он пианист, а не гангстер, — бормочет Макс. — Что за охрана?

Я слышу приглушенный разговор из-за костюмов.

Ваня спешит на сцену и становится рядом со мной. — Деджона!

Мгновение спустя кого-то выгоняют из круга исков.

Это Деджона.

Она слегка дрожит. Ее глаза покраснели, и она смотрит сквозь стену из живых щитов, как будто может растопить лицо Сазуки одним своим свирепым взглядом.

— Ты в порядке? — Ваня подбегает к ней.

Грудь вздымается, Деджона хмурится. — Я никогда не встречала такого грубого мужчину за всю свою жизнь, но да, в остальном я в порядке.

Охранники расступаются и выстраиваются в прямую линию.

Сазуки появляется снова. Его острый взгляд пронзает Деджону, прежде чем броситься прочь. На четком английском он сообщает нам: — Никому не разрешается прикасаться к моему пианино.

— Это не оправдание для того, чтобы бросаться наутек и пугать гостей, — резко говорит Алистер.

— Все в порядке, — говорит Деджона дрожащим голосом. — Не порти из-за меня оставшуюся часть вечеринки.

Я кладу руку ей на плечо. — Мы можем их забрать.

Это заставляет ее улыбнуться. — Я в порядке. — Она поднимает глаза на Сазуки. Клянусь, я вижу, как из ее ушей идет дым.

Несмотря на его холодное поведение, уголок губ Сазуки приподнимается.

Мы уходим со сцены, и когда я оглядываюсь, то замечаю, что Сазуки все еще смотрит на Деджону.

— Что он тебе сказал? — Ваня спрашивает Деджону, когда мы собираемся в толпе.

— Ничего такого, что я хотела бы повторить, — отвечает она в ответ.

Алистер берет микрофон и коротко представляет. Кто-то включает свет. Одинокий прожектор освещает склоненную голову Сазуки.

Звучит первая нота.

И этого достаточно, чтобы сжать сердце всей аудитории.

Вторая нота хватает нас за горло.

Когда Сазуки кладет все свои руки на пианино, я понимаю, почему люди платили бы ему миллионы за возможность послушать, как он играет.

Взгляд Вани тоже прикован к Сазуки. — Вау.

— Вау, это правильно. — Деджона складывает руки на груди и хмурится. — К сожалению.

После песни все поднимаются на ноги и аплодируют.

Деджона сердито смотрит в сторону Сазуки и уходит. — Мне нужно выпить.

— Хочешь, я пойду с тобой? — Спрашивает Ваня.

— Нет, спасибо. — Деджона отмахивается от нее.

Мы с Ваней обмениваемся взглядами. — Как ты думаешь, что он ей сказал?

— Неважно, что он сказал. Важнее то, что он сделал.

У меня такое чувство, что она говорит не о Сазуки и Деджоне.

— Ваня. — Я беру ее за руку.

Она оглядывается назад с проблеском раздражения.

Ладно. С меня официально хватит этого дерьма. Я устал притворяться, что здесь нет проблемы.

— Встретимся на балконе через пять минут.

Она складывает руки на груди, привлекая мой взгляд прямо к ее декольте. Ее лицо накрашено, как у воина. Волосы зачесаны назад, а сильные скулы блестят, как лед. На ней платье, которое могло бы украсить любой подиум в мире. И, несмотря на все это, она все еще вызывает у меня раздражение.

— Выступление Деджоны окончено, — напоминаю я ей.

— И что? — Спрашивает Ваня, подходя ко мне так близко, что я улавливаю запах ее сладких духов.

Я игнорирую пульсирующее желание, которое просыпается у меня в штанах, и сосредотачиваюсь на разговоре. — Тебе явно есть что сказать. Так что давай выкладывай.

— Если мы уедем, ты затащишь меня в гостиничный номер. Думаешь, я тебя не знаю? — Она прищуривает глаза. — У меня нет времени на игры, Хадин.

— Тогда перестань в них играть.

— Это ты предъявляешь требования и ведешь себя так, — она понимает, что ее голос срывается, оглядывается вокруг со своей дурацкой угодливой улыбкой, которую она всегда носит, и понижает тон, — ведешь себя так, будто мир вращается вокруг тебя.

Мое тело напрягается от потребности прикоснуться к ней, но я сдерживаю этот порыв, как стая диких, необузданных лошадей. Прямо сейчас она пытается подтолкнуть меня к ссоре, но я не собираюсь заглатывать наживку.

— Пять минут.

Она оглядывает меня с ног до головы. — Что будет через пять минут?

— Ты собираешься выставить свою сексуальную, блестящую задницу за дверь на отдельный балкон.

Ее глаза темнеют. Она подходит ближе. — Или что?

Мой мозг на пределе. Она стоит со мной лицом к лицу. Все в ней истощает мое терпение. Ее аромат. Мягкость ее смуглой кожи. Бархатистая интонация ее голоса.

— Или я подниму тебя и отнесу туда. Не так, как я делал в Вегасе во время нашего медового месяца. — Я наклоняюсь, потому что мне нужно вдохнуть ее. Мне нужно больше ее запаха. Мне нужно больше ее кожи. Мой голос понижается до шепота. — Я собираюсь поднять тебя и перекинуть через плечо.

Она хмурится. — Почему пять минут? Почему бы не стать пещерным человеком прямо сейчас?

— Это для того, чтобы ты могла пойти и проведать Деджону. Я знаю, ты беспокоишься о ней.

Ее глаза прищуриваются, когда она смотрит на меня. Она опускает подбородок и направляется туда, где Деджона выпивает шампанское, как текилу.

Я выхожу на балкон первым. Луна спряталась за облаками, слишком боясь показать свой лик. Единственный свет, который осмеливается пронзать ночь, исходит от небоскребов по всему городу.

Тень проходит перед дверью, и Ваня выходит со мной на балкон.

Я закрываю за ней дверь.

— Это для того, чтобы никто не смог выбраться? — Она указывает на это.

Я сжимаю челюсти. — Скажи мне, что не так, чтобы я мог это исправить.

— Все в порядке.

— Ты избегала меня весь день и игнорировала мои сообщения. И это в порядке. Я думал, ты была занята в издательстве. Но сегодня ты не можешь смотреть мне в глаза. И ты вздрагиваешь, когда я прикасаюсь к тебе. Я уважаю твое право злиться на меня, но я хотел бы знать, из-за чего ты злишься, чтобы я мог быть лучше.

Она скрещивает руки на груди. — Нет никакого ‘быть лучше’, Хадин. Ты продолжаешь вести себя так, как будто хочешь семью, но ты действительно перестала думать о том, что это значит для твоей жизни? Насколько это все изменит?

— Чем я занимался последние несколько недель, Ваня, если не подготовкой к созданию семьи?

— Я не буду принуждать себя к отношениям с кем-либо из-за ребенка. И я, конечно, не позволю одной глупой ошибке, которую мы совершили в Вегасе, повлиять на все мое будущее.

— Черт возьми, Ваня. Может быть, в ту ночь это была ошибка, но я не сожалею об этом. Я бы возвращался и женился на тебе снова и снова, если бы ты дала мне шанс.

Она медленно качает головой. — Ты говоришь от эмоций…

— Не надо. Не принижай мои чувства к тебе только потому, что ты не хочешь их принять.

Ее взгляд опускается на землю.

Я подхожу к ней, чувствуя, как между нами растет дистанция, и не зная, как ее преодолеть. — Ваня, я люблю тебя. Я влюблен в тебя.

— Нет, ты не влюблен.

Все внутри меня рушится.

Она поднимает подбородок и холодно говорит: — Я тебе нравлюсь, потому что я самый удобный вариант. Мы уже женаты. У нас уже есть ребенок. Ты втянулся в это. Но ты выбрал не меня.

— Это неправда.

— Мы были друзьями долгое время. Ты заботишься обо мне и о Проекте Вегас. Ты ошибочно перевел это как любовь. Но я взрослая женщина, Хадин. Не ребенок. И я приму только ту любовь, которая предназначена для меня. — Она постукивает себя по груди. — Не из-за какой-либо другой ситуации.

Наступает тишина. Тяжелая. Финал.

Ваня подходит к двери.

— Дело в том, что ты не веришь, что я люблю тебя, — шиплю я, — или в том, что ты не отвечаешь мне взаимностью?

Ваня замирает.

Я подхожу к ней, желая услышать ее ответ.

— Ваня? — Я подталкиваю.

Она по-прежнему ничего не говорит.

Когда я подхожу к ней, я замечаю, как она морщится от боли. Она обхватывает рукой живот.

Я хватаю ее за плечи. — Ваня, что случилось.

— Ах. — Она поворачивается и крепче обхватывает живот. — Это больно.

Кровь отливает от моего лица, а сердце начинает биться с перебоями. — Что болит?

— Ах! — Она падает на колени.

Я так сильно паникую, что начинаю трястись. — Ваня!

— Хадин! — Ее лицо искажается от страха, боли и ужаса. — Ребенок. Я думаю, что-то не так.