Наглый роман

ГЛАВА 3

КЛУБ ЖАРЕННЫХ ДЖЕКОВ

ВАНЯ

— Беременна? — Я ахаю. — То есть… с ребенком?

— Да, это медицинский термин.

— Вы хотите сказать… что во мне кто-то растет? — Я хриплю.

Улыбка застывает на лице доктора Лесли. Его взгляд метается к Хадин, прежде чем вернуться ко мне.

— Вы уверены? — Спрашиваю я с подозрением.

У него отвисает челюсть.

Я отодвигаюсь на краешек своего сиденья. — Я не чувствую себя беременной.

— Ну…

— Я слышала, что людям постоянно ставят неправильные диагнозы. Возможно, произошел какой-то сбой в ваших аппаратах, или сканерах, или что там у вас было… — Мои легкие сжимаются так сильно, что я даже не могу закончить фразу.

— Как далеко она продвинулась? — Спрашивает Хадин, и его голос звучит намного спокойнее, чем он имеет право быть.

— Я бы сказал, около трех недель. Очень редко можно испытывать утреннюю тошноту на такой ранней стадии, но, похоже, ваша жена — особый случай.

Все мое тело отвергает это утверждение.

Я вскакиваю на ноги. — Послушайте, доктор Лесли, может, у меня и нет медицинского образования, но я знаю свое тело. Я не беременна.

Доктор складывает руки и бросает на меня долгий, хмурый взгляд. — Ну, у меня действительно есть медицинское образование. И вы беременны.

— Это желудочная болезнь, — бормочу я, пытаясь подчинить реальность своей воле. Это не обязательно должно быть правдой, если я верю, что это не так. — Это просто желудочная болезнь.

— Это ребенок.

— Желудочная болезнь.

— Детка.

— Желудочная болезнь.

— Детка, — Хадин хватает меня за руку, — ты можешь воздержаться от споров с доктором?

Я смотрю в грифельно-серые глаза Хадина, и паника усиливается.

Я была слишком занята своей карьерой, чтобы встречаться с кем-либо. Если это не безукоризненные роды, Хадин — папочка моего ребенка.

У меня будет ребенок от Хадина.

Ребенок, который появится из моей утробы, будет мини-Хадином.

Я добровольно сделала фотокопию самого раздражающего мужчины на планете.

Мое сердце бьется о ребра, умоляя, чтобы это оказалось одним долгим, безумным сном.

— Ван, дыши, — приказывает мне Хадин.

— Хи-ху, — изображает доктор.

— Хи… ху. — Я стараюсь изо всех сил. — Хи… ху.

Могу сказать, что начинаю выводить Хадина из себя, потому что он смотрит на меня так, словно боится, что я с разбегу выпрыгну в окно.

— Ребята, вам нужна минутка? — предлагает доктор Лесли — шарлатан.

— Мне нужен чай, — прохрипела я. — Полные ведра чая.

Доктор выглядит смущенным.

— Ваня? — Хадин опускает голову, чтобы поддерживать зрительный контакт. — Ты в порядке?

Я быстро моргаю. Я не только вышла за Хадина в Вегасе. Результатом нашего бурного романа стал ребенок.

Ребенок.

Со мной определенно не все в порядке.

— Ей следует сесть, — говорит доктор. Его голос звучит тонко и надтреснуто, как будто доносится издалека. — Она не слишком хорошо выглядит.

Этого не может быть на самом деле.

Без предупреждения я отрываюсь от Хадина и выбегаю за дверь, как потенциальный папочка для Мори , услышав эти три драгоценных слова — Ты НЕ отец!

Мори прав.

Я не отец.

Я мать.

Коридоры переполнены пациентами в инвалидных колясках, врачами на обходе и медсестрами, снующими из одной палаты в другую.

Я, спотыкаясь, вхожу в двери больницы, и меня заливает жаркое солнце. Птицы поют на деревьях, посаженных по всему двору. Машина скорой помощи собирает вещи и отправляется спасать чью-то жизнь. На другой стороне улицы пара выходит из закусочной, держась за руки.

Все как обычно. Миру наплевать, что вся моя жизнь только что рухнула.

Почему это происходит со мной?

Если бы я была одна, я бы заорала во всю глотку.

Но все, что я могу сделать, это зажмурить глаза, сжать пальцы в кулаки и выдавить крик обратно из своего горла.

Я беременна.

Мысли проносятся в моем мозгу, как у фотографа, чьи пальцы приклеены к кнопке спуска затвора. Щелк. Щелк. Щелк. Мое тело изменится. Я не смогу бронировать выступления моделей. Я не смогу пить вино или алкоголь. Из-за этого беспорядка я буду связан с Хадином до конца своей жизни.

Я делаю еще один прерывистый вдох и позволяю ругательству слететь с моих губ, прежде чем расслабляю пальцы.

— Все в порядке. Ты справишься с этим. У тебя все получится, — бормочу я себе под нос.

— Если ты хотела закричать, тебе следовало просто выпустить это наружу.

Я оборачиваюсь и нахожу Хадина прислонившимся к стволу дерева, скрестив массивные руки на широкой груди.

— Спасибо за совет, — говорю я, расправляя плечи. — Но в этом нет необходимости.

Он оглядывает меня с ног до головы.

Я ерзаю. — Доктор сказал что-нибудь еще, когда я… уходила? — Убегала, бегущая и кричащая — более точное описание, но я не собираюсь выставлять себя на посмешище ни перед кем из людей.

— Он порекомендовал акушера.

Если бы я была в здравом уме, я бы подразнила его за использование громких слов и спросила, знает ли он вообще, что это значит.

Но в данный момент я не чувствую своих ног.

Я поправляю сумочку и, покачиваясь, бреду в сторону улицы.

— Куда ты идешь? — Хадин следует за мной.

— Поймать такси.

Он хватает меня за руку. — Я отвезу тебя домой.

— Если ты не возражаешь, я бы хотела сейчас побыть одна.

Его глаза изучают мое лицо. Должно быть, он что-то заметил в выражении моего лица, потому что отступает. — Позвони мне, если я тебе понадоблюсь.

— Теперь, когда я твой человеческий инкубатор, ты беспокоишься обо мне?

— Ваня. — Его рот сжимается.

— Я знаю. Это было… — Я потираю лоб. — Прости.

— Позвони мне, — рычит он, глядя на меня сверху вниз.

Я молча киваю и спешу по улице. Поднимается ветер, и мои нарощенные волосы бьют меня по лицу, как дерущийся осьминог. Я собираю волосы в одну руку и придерживаю их на месте. Я иду, не зная пункт назначения.

В конце концов, я натыкаюсь на милое маленькое кафе.

Звенит колокольчик, когда я бросаюсь к двери и наполовину иду, наполовину ползу к стойке. Запах кофе вызывает у меня неприятное урчание в животе, но в таких заброшенных кафе, как это, обычно подают лучший чай.

Я воздержусь от суждений, пока не будет доказано обратное.

— Привет и добро пожаловать в… — Женщина по другую сторону прилавка, та, что держит ключ от моего драгоценного чая, отшатывается, когда видит меня. — Срань господня. Ты Ваня Бекфорд.

Она хорошенькая малышка с кожей цвета какао, большими карими глазами и вьющимися локонами, собранными сзади в хвост.

С тех пор, как меня узнали, я приклеиваю свою самую профессиональную улыбку. Но она трескается и распадается с каждой секундой, пока бариста пялится на меня.

Я не хочу быть супермоделью Ваней Бекфордом прямо сейчас.

Черт возьми, я не знаю, смогу ли я когда-нибудь снова стать супермоделью Ваней Бекфорд. Ребенок разорвет мое тело в клочья. Нет никакой гарантии, что я смогу снова вернуться к этой форме. Не говоря уже о растяжках, порезах после кесарева сечения и груди, которая набухает молоком, прежде чем снова стать размером, как воздушный шарик без воздуха.

— Это не про меня, — говорю я, бросая сумочку на стойку. — Но я часто это понимаю.

Бариста недоверчиво смотрит на меня, прежде чем покачать головой. После осмотра с головы до ног ее подозрения укрепляются. — Ты в точности похожа на нее.

— Я тоже часто это понимаю, — смущенно бормочу я. — Послушайте, можно мне самую большую чашку чая, которую вы здесь предлагаете? Я возьму его горячим, холодным или нарезанным кубиками. Мне все равно.

Официантка, на бейджике которой написано "Дежона", по-прежнему настроена скептически. Я не могу винить ее за то, что она мне не верит, поскольку технически я лгу ей прямо в лицо.

К счастью, она уходит, чтобы выполнить мой заказ.

— Я просто буду вон там. — Я указываю пальцем на угол кафе, где, надеюсь, смогу поболтать о своей жизни так, чтобы меня никто не узнал.

Как только я устраиваюсь за столиком, я закрываю лицо руками и пытаюсь разобраться в своей новой реальности.

У меня будет ребенок.

Примерно через девять месяцев мой живот станет таким большим, что я не смогу втиснуться в такую кабинку, как эта.

Через девять месяцев после этого я буду бегать за другим человеком, отчаянно пытаясь держать крошечные ручки подальше от электрических розеток и вытирать крошечные окурки после эпических бомб с какашками.

Я собираюсь нести ответственность за человека.

Этого не может быть.

Ребенок не входит в мои планы.

Даже близко.

У меня есть список всего, чего я хочу достичь в своей карьере модели. У меня есть идеи для Vanya Scott, названия, которое я использую для своего бренда книги со здоровыми рецептами. Каждый шаг выстроен идеально, и все временные рамки соблюдены последовательно.

Но этот ребенок — гигантский мяч для крушения, когда полуголая Майли Сайрус врывается в мой мир и разбивает все мои идеально выстроенные костяшки домино. А затем поджигает все это.

— Простите, мэм? Вы в порядке?

— Очень хорошо, — говорю я, и это звучит более истерично, чем я думала, что смогу.

— Вот ваш чай.

Звон чашки о стол рядом с моей дрожащей рукой заставляет меня поднять глаза с надеждой.

Это не чашка чая.

Это ведро.

— Я люблю тебя, — шепчу я Дежоне. Затем бросаюсь к чаю, как бешеная собака, и срываю крышку. Жидкость сочится у меня изо рта и стекает по щекам. Я ребенок-великан, у которого будет ребенок. Ирония судьбы.

— Вот. — Дежона протягивает мне салфетку.

— Спасибо. — Я ставлю точку на своем лице и поднимаю взгляд. С застенчивой улыбкой сообщаю ей: — Кстати, я… э — э, я не была честна раньше. Я Ваня Бекфорд.

— Я знаю.

Я слегка поперхнулась, и чай попал мне в нос, заставляя отплевываться.

Дежона обходит меня и похлопывает по спине. — Это довольно очевидно, но я подумала, что у тебя была причина лгать.

— Просто так?

— Если бы я была богатой и знаменитой супермоделью, я бы, наверное, тоже устала от того, что люди узнают меня.

Она мне нравится.

И не только потому, что она принесла мне чай.

Потому что она не сталкивалась с термином “супермодель” раньше, чем с “черная” или "плюс сайз". Я знаю, что это важное отличие для людей, которые хотят идентифицировать себя со мной, но иногда я просто хочу, чтобы мои навыки были признаны.

Обычно мне было бы все равно.

Но теперь, когда я смотрю в будущее без работы моделью, я погружаюсь в размышления.

— Не хочешь присесть? — Я указываю подбородком на стул.

Она осматривает почти пустое кафе и опускается на стул напротив меня.

Я обхватываю руками массивную чашку чая, как будто это помогает мне успокоиться. — Ты интересуешься модой?

— Не совсем.

У меня поднимаются брови.

Ее губы изгибаются. — Я узнала тебя, потому что моя сестра — начинающая модель, и она одержима.

— Тогда чем ты увлекаешься?

— Я изучаю музыку в университете. В частности, фортепиано.

— Классический музыкант?

— Вообще-то, автор песен. Я не смогла получить стипендию в Джульярде, но подала заявление на отделение классической музыки в местном колледже и поступила.

Часть меня рада, что она не моя фанатка. Нет ничего страшнее, чем видеть, как восхищение исчезает из глаз человека, который возвел тебя на пьедестал.

Кстати, о том, как я собираюсь сказать папе, что беременна? Не обращайте внимания на тот факт, что я вышла замуж, даже не сказав ему. Он был бы опустошен, узнав об этом бурном романе. Я пообещала, что познакомлю его с любым мужчиной, к которому отнесусь серьезно. В этот план не входили рюмки текилы, свадебные платья из туалетной бумаги и официальное выступление Элвиса.

Могу ли я сохранить беременность в секрете и родить ему внука через год? Родители всегда смягчаются, когда речь заходит о детях, верно?

Может быть, и нет.

Я громко стону.

— В теории музыки есть… принцип. — Дежона настраивает диспенсер для салфеток так, чтобы он идеально прилегал к стене. — Остальное так же важно, как и нота.

— А? — Я поднимаю взгляд.

— Я не уверена, что с тобой происходит, но нет ничего плохого в том, чтобы сделать перерыв, чтобы разобраться во всем. Если в пьесе нет ничего, кроме ноты за нотой, музыка может стать шумной и повторяющейся. Паузы, паузы тоже дополняют музыку.

— Сколько тебе лет? — Я оглядываю ее с головы до ног. — Если ты учишься в колледже, то ты недостаточно взрослая, чтобы быть Чайным джедаем Мудрости.

Ее губы подергиваются. — Я не знаю, что это такое. Что я точно знаю, так это то, что ты, возможно, захочешь уйти через заднюю дверь.

— Почему?

— У тебя есть преследователь. — Она указывает на окно, выходящее на улицу.

Я хмурюсь, когда вижу Хадина, прислонившегося к своему автомобилю с откидным верхом. Он скрестил руки на груди, скрестил ноги и смотрит прямо на меня.

— Он тоже модель? — Спрашивает Дежона, не сводя с него глаз. Если она начнет пускать слюни еще сильнее, я не оставлю чаевых.

— Он зануда. — Я поджимаю губы.

— Хотела бы я, чтобы у меня был зануда, который так выглядел.

— Доверься мне. Ты не хотела бы. — Я достаю из сумочки банкноту и оставляю ее на столе.

Дежона вскакивает на ноги. — Позволь мне взять твою сдачу.

— Оставь себе. — Я улыбаюсь ей. — Спасибо, что музыка помогает отдохнуть. Это успокаивает. Не так сильно, как чай, но…

— Рада, что смогла помочь.

Я беру свой чай и баюкаю его на сгибе локтя. Глубоко вздохнув, я выхожу из кафе. Громко звенят колокольчики, сигнализируя о моем выходе.

Хадин бросает на меня ленивый взгляд, когда я топаю к нему. Он даже не потрудился выпрямиться, чтобы поприветствовать меня. Как он может выглядеть таким спокойным, услышав, что я беременна?

О, я знаю почему.

Потому что он не из тех, кто будет страдать от перепадов настроения, изменений в теле или от того, что его половые органы растянутся так далеко, что все человеческое существо сможет выпрыгнуть из этого.

— Я же говорила тебе, что хочу побыть одна, — огрызаюсь я.

— Разве не так?

— Ты следил за мной.

— Ты даже не знала.

— Разве от этого все становится менее жутким?

Он качает головой. — Я не виноват, что ты неосторожна. Тебе действительно следует лучше осознавать свое окружение, Ван. — Он цыкает на меня.

Все спокойствие, которое я испытывала, потягивая чай и болтая с Дежоной, улетучивается в одно мгновение.

— Ты всегда был таким раздражающим или это что-то новенькое?

— Ты всегда была такой колючей, — парирует он, — или у меня просто был иммунитет к этому?

Я прищуриваю глаза.

Мы снова смотрим друг на друга. Воздух наполнен напряжением.

Я прерываю его первым. — Уходи, Хадин.

— Я так и сделаю. Как только доставлю тебя домой в целости и сохранности.

— Смотри. — Я подбегаю к нему, размахивая руками. — Спасибо за чай, умные комментарии и сперму. Но твое лицо — это, пожалуй, последнее, что я хочу видеть прямо сейчас, поэтому будет лучше, если ты сядешь в свою машину и вернешься к беззаботной холостяцкой жизни, которая у тебя была до того, как все полетело к чертям этим утром.

— Я никуда не уйду, Ван.

Я наношу удар.

Он обхватывает большими пальцами мое запястье и притягивает меня к себе. — “Ваня Бекфорд замахивается на невинного прохожего”. Теперь я вижу заголовки газет.

Я прижимаюсь к нему, ненавидя то, что находиться в его объятиях странно успокаивает. Он как будто привязывает меня к себе. И мне это нужно. Особенно сейчас, когда мир продолжает выходить из-под моего контроля.

Хадин протягивает руку и убирает волосы с моего лица.

Я пытаюсь оттолкнуть его руку и увеличить расстояние между нами, чтобы я могла подумать, но он прижимает меня крепче.

— Послушай, Ван. Я не знаю, должен ли я поблагодарить тебя или извиниться перед тобой. Прямо сейчас я ни в чем не уверен, кроме того, что у нас обоих был долгий день, и я чувствовал бы себя намного лучше, если бы видел, как ты благополучно входишь в свой дом. Так что я не собираюсь ничего говорить по дороге. Ты можешь обращаться со мной как с такси. Я собираюсь подбросить тебя домой, и все. Понятно?

Я раздумываю, стоит ли мне стоять на своем, просто чтобы преподать ему урок. Но общение с Хадином теперь стало частью моей новой реальности. Больше нельзя уходить. Больше никаких криков и свирепых взглядов. Совместное воспитание детей вполне может с чего-то начаться.

Он немного выжидает, прежде чем убрать руки и проводить меня к машине. Я сажусь на заднее сиденье, а он садится со стороны водителя.

Хадин смотрит прямо перед собой за рулем, его плечи напряжены, а челюстные мышцы напряжены. Если он будет продолжать в том же духе, то сотрет зубы в порошок.

Мы собираемся стать родителями. Большинство людей кричали бы от радости, позвали бы всех своих друзей и устроили вечеринку. Но для нас это огромный перелом в нашей жизни. Новая ответственность, о которой никто из нас не просил. Я нахожу это будущее ужасающим. И Хадин тоже. Вероятно. Он профессиональный ловелас. Я слышала, что плачущие младенцы могут испортить настроение в спальне, и он не может тащить малыша из одного клуба в другой.

Это при условии, что он вообще захочет быть в жизни этого ребенка. Может быть, он бросит его. Отправится в очередную поездку в Европу, чтобы "найти себя”. Все возможно.

Кабриолет притормаживает перед моим многоквартирным домом. Фредди стоит у двери, где он всегда. Он машет нам, узнав машину Хадина.

Хадин кивает швейцару головой в ответ.

Я расстегиваю ремень безопасности.

Когда я кладу руку на дверь, Хадин говорит: — Не думай делать это без меня.

У меня поднимаются брови.

— Я никуда не уйду, Ваня.

— Ты обещал, что оставишь меня за дверью, Хадин.

— Ты знаешь, что я имею в виду. — Он оборачивается и пронзает меня очень решительным взглядом. — Что бы ни случилось дальше, я буду рядом с тобой. Ради тебя… — Его пристальный взгляд опускается на мой живот. — И моего ребенка.

Это слишком странно.

И так… финал.

Я не привыкла, чтобы Хадин выглядел серьезным. Или казался ответственным. Или вел себя как взрослый.

У меня от этого кружится голова.

Его взгляд обращен ко мне. — Ты слышишь меня, Ван?

— Да, — прохрипела я. Затем, как последняя трусиха, я выбираюсь из машины со своим чаем и звоню Джуниперу.

— Ты нужен мне, — кричу я, стуча каблуками по кафелю вестибюля.

— Ни слова больше. Я уже в пути.

Я несусь к лифту в оцепенении.

В этот момент у меня загорается телефон.

Это Дон.

— Привет, — слабо говорю я.

— Привет, Ваня. Предупреждаю о нашей завтрашней встрече. Санни и Кения позвонили, чтобы сказать, что они тоже заедут. Бет хочет сделать презентацию по автомеханике для своего проекта, и мальчики настояли на том, чтобы присоединиться. Будет полный зал, и у нас не будет много уединения.

Я быстро моргаю. Дети, о которых она говорит, — Бет, Бейли и Майкл. Бет — блестящая дочь Доун. Мальчики, Бейли и Майкл, — дети Санни и Даррела Хастингов.

— Ваня? — Зовет Дон. — Ты здесь?

— Да. Да, я здесь.

— Ты в порядке?

Сегодня меня об этом спрашивают уже в сотый раз.

Возможно, это потому, что у меня сейчас приступ паники, но я больше не хочу лгать.

— Я беременна, — выпаливаю я.

На другом конце провода полная тишина.

Лифт открывается со звоном, но у меня нет сил выйти. У меня даже нет сил встать.

Я медленно опускаюсь на корточки.

Мои пальцы впиваются в телефон.

— Дон, — мой голос срывается, — я беременна.

— Где ты? Я приеду и заберу тебя.

— Нет, все в порядке. — Я с трудом дышу. — Скоро приедет мой менеджер. Он позаботится обо мне.

— В такие моменты тебе нужны друзья.

— Друзья?

У меня нет друзей. В модельной индустрии все являются твоими конкурентами, и самые близкие люди могут заменить тебя в секунду. Трудно установить настоящую связь.

Мое ближайшее доверенное лицо — мой менеджер.

И Макс с Хадином. Я знаю этих парней всегда, но одна половина этого дуэта помолвлена, а другая оплодотворила меня. В любом случае, я бы не стала обращаться к парням за утешением, но…

Я действительно доверяю Дон.

Она женщина, которая растопила ледяное сердце Макса Стинтона. Она также мать. Возможно, она сможет помочь мне разобраться во всем, что со мной вот-вот произойдет.

— Я примерно в десяти минутах езды от твоего дома, — говорит Дон.

— Тогда я подожду снаружи. — Я подползаю к кнопкам лифта и нажимаю на ту, которая вызывает первый этаж.

Затем я пишу Джуниперу, чтобы сообщить ему, что буду с Дон и что поговорю с ним позже.

Он отвечает срочным сообщением с просьбой позвонить ему, когда у меня будет время.

Я собираюсь отправить ему ответное сообщение, когда красный автомобиль с откидным верхом с визгом останавливается передо мной.

Дон выскакивает из машины и спешит обогнуть капот. Ее лицо создано для того, чтобы быть в центре внимания. Тонкие скулы подчеркивают кожу, блестящую, как коричневый сахар и грецкие орехи. Ее брови идеально выгибаются над темно-карими глазами, которые озабоченно прищурены. Чрезмерная грязь составляет интересный контраст с ее тонким, нежным лицом.

Несмотря на то, что я возвышаюсь над ней, Дон цепляется за мою руку и смотрит на меня так, словно готова нести меня на спине, как солдата в зоне боевых действий. — Тебе плохо?

— Было сегодня утром, но после двух чашек чая я вернулась к нормальной жизни.

Она искоса смотрит на меня. — Ты и эта одержимость чаем.

— У всех нас есть свои пороки, — слабо шучу я.

Дон подталкивает меня к пассажирскому сиденью. Не могу поверить, что она за рулем Красной Красотки, винтажной машины, которая раньше стояла в гараже Макса. Раньше он никогда не пускал эту машину в дорогу, не говоря уже о том, чтобы позволять кому-то другому водить ее. Это еще один признак того, что Дон обвела его вокруг пальца.

Дон еще раз окидывает меня беглым взглядом, заводя машину. Ее беспокойство усиливается в десять раз, когда она видит мое лицо вблизи.

Я поднимаю солнцезащитный козырек и ахаю, увидев свое отражение. Ветер растрепал мои волосы и оставил неопрятные развевающиеся под странными углами ветви. На моем лице отразилось напряжение от того, что меня дважды вырвало, а затем я бегала как сумасшедшая по больнице.

Жаль, что я не нашла времени умыться и снять парик перед тем, как встретиться с компанией. Дон, наверное, думает, что я выгляжу как невменяемый, выжидающий зомби.

Роюсь в сумочке, беру салфетку для снятия макияжа и наношу на лицо. — Куда мы идем? — Спрашиваю я.

Дон бросает на меня взгляд. — Я отвезу тебя на ферму.

— Фермерский дом Даррела Хастингса? Почему?

— Вот увидишь. — Она загадочно улыбается мне и жмет на газ.

В тот момент, когда я переступаю порог фермерского дома, меня окутывает пара пухлых загорелых рук, аромат манго и карибского бриза. Музыкальный вест-индский акцент напевает мне в ухо: — Ну, разве ты не просто прекрасна?

— Мама, ты лишаешь ее жизни, — произносит страстный голос.

— Не каждый день мне удается встретиться со знаменитостью, Санни. — Женщина с музыкальным акцентом еще раз сжимает меня в объятиях, прежде чем отпустить.

Я встречаю пару ярких карих глаз, окруженных гусиными лапками. Две серо-черные косички спадают на плечи женщины. На ней вышитая блузка и длинная юбка, напоминающие женщин майя, которых я видела во время своих деловых поездок в Мексику.

В то время я делала фотосессию возле храма майя, но что-то подсказывает мне, что мне, вероятно, не стоит упоминать об этом этой женщине. Никогда.

— Привет, — я протягиваю руку, чтобы представиться, — я…

— Ваня Бекфорд, также известный как таинственный автор кулинарных книг Vanya Scott. Я знаю.

— Она прочитала все статьи, которые выходили о тебе. — Высокая женщина с длинными изящными конечностями, прямыми черными волосами и смуглой кожей с красноватым оттенком опускает руку на плечо пожилой женщины.

— Ты, должно быть, Санни. — Я улыбаюсь.

Санни улыбается в ответ. Блеск в ее глазах затмевает только блеск ее обручального кольца с огромным бриллиантом.

— Я Кения. — В комнату входит потрясающая женщина со смуглой кожей и проницательными карими глазами. На ней белая блузка с оборками и черные брюки, сшитые на заказ.

— Мне нравится все, что на тебе надето. — Я жестикулирую вверх-вниз.

Она смеется, сверкая ровными белыми зубами. Как и Санни, она носит кольцо с огромным бриллиантом, которое изо всех сил пытается телепортировать пришельцев из космоса.

Что происходит с этими миллиардерами, которые заваливают своих женщин драгоценностями?

Я смотрю на Дон и замечаю, что ее руки обнажены. Она уже упоминала, что не носит обручальное кольцо, когда работает в гараже, и я не виню ее за это. Зная Макса, он постарался бы превзойти Холланда Алистера и Даррела Хастингса в борьбе за самый отвратительный бриллиант в мире.

— Это мама Мойра. — Дон обнимает женщину за талию. — Технически, она мать Санни, но мы все решили “чур”, так что теперь Санни должна поделиться.

— Ты можешь оставить ее себе, — бросает Санни через плечо.

Мама Мойра хватает с дивана подушку и делает вид, что бросает ее. — Дети такие неблагодарные. Говорю вам. Не имейте их, мисс Бекфорд.

Я напрягаюсь.

Глаза Дон широко раскрываются.

Кения внимательно следит за этим. С задумчивой улыбкой она указывает на маму Мойру. — Я думала, ты позвала нас сюда, чтобы замесить тесто для горячих жаренных джеов. Не пора ли нам приступить к работе до прихода детей?

— Ты права. — Мама Мойра спешит на кухню.

Санни возвращается в гостиную и протягивает мне фартук. — Держи. Я не хочу, чтобы ты испачкала свое платье. Оно слишком сногсшибательное для этого.

— Спасибо за фартук. — Я принимаю его от нее. — И комплимент.

Санни пристально смотрит на меня. — Это правда, что тебя взяли с улицы?

Я хихикаю. — Не совсем. В одном из магазинов по соседству со мной проводился показ мод на открытом воздухе, и модель больших размеров сказала, что заболела. Они искали кого-то на ее место и выбрали меня. Это был не модельный контракт и не агентство. Это было всего лишь одно шоу.

Я тереблю фартук, пытаясь разобраться в длинных завязках.

— Давай я помогу. — Входит Кения. Она изящно собирает галстуки в руке и отвешивает поклон мне в спину.

Дон появляется в дверях кухни, надевая собственный фартук. — Но я слышала, что именно тогда началась твоя карьера модели.

— Вы все проверяли мою биографию?

— Когда ты "вышла" в роли Вани Скотт, чтобы прикрыть скандал с Максом и Дон, мы провели небольшое исследование, — объясняет Кения.

Санни выдвигает стул из-за стола и жестом приглашает меня сесть.

Мне нравятся все запахи и достопримечательности на кухне. Это светлое открытое пространство с множеством окон, приборами из нержавеющей стали и островной стойкой, такой большой, что на ней, вероятно, могли бы разместиться двенадцать барных стульев.

Мама Мойра усердно раскатывает тесто. Она поднимает глаза, когда слышит имя ‘Ваня Скотт’. — О, мне просто нравятся ваши рецепты. Я годами пыталась приучить своего мужа к более здоровому питанию, но ничто не могло сравниться с нашими белизскими приправами. Все было таким безвкусным. Было таким облегчением найти ваши книги.

Я рада это слышать. — Я объездила весь мир и пробовала блюда всех культур, какие только можно себе представить. Я взяла блюда из своих путешествий и адаптировала их к своему рациону, заменив ингредиенты или заменив жареные блюда на приготовленные на гриле, чтобы они были полезнее. Некоторые из моих подруг-моделей попробовали блюда и сошли с ума. Они настояли на том, чтобы достать рецепты. Именно тогда я решила написать книгу.

— Это невероятно, — бормочет Кения.

— На самом деле это не так. — Я качаю головой, чувствуя себя застенчивой.

В воздухе витает атмосфера сестринства, семьи и единения. И я не совсем уверена, что с этим делать.

— Что ж, — объявляет мама Мойра, — для нас большая честь, что ты присоединилась к нам сегодня, Ваня. И я надеюсь, ты не против испортить свои красивые ноготки, — подмигивает она, — потому что пора приниматься за работу.

На кухне воцаряется комфортная тишина, пока другие женщины сосредотачиваются на своих задачах. Кажется, все они знают, что делать, в то время как я неловко ковыряюсь в тесте, стоящем передо мной, совершенно потерянная.

— Тебе подойдет вот это, — говорит Санни, снова привлекая мой взгляд к себе. Она берет горку теста, отщипывает кусочек и скатывает его в шарик.

Я беру муку и подражаю ей, но эффектно терплю неудачу.

Дон хихикает. — Кажется, я наконец-то нашла кого-то, кто лепит тесто для жаренных джеков хуже меня.

— Не волнуйся. — Санни похлопывает меня по руке. — У нас впереди еще около тысячи. Ты освоишься.

— Тысяча?

— Элизабет и Бейли пришла в голову идея продавать жареные джеки на школьной распродаже выпечки. Посмотрим, готова ли модная частная школа для детей к блюдам белизской кухни. — Санни закатывает глаза с мастерством человека, который делал это веками.

— Конечно это так, — воркует мама Мойра. — Они влюбятся после одного укуса.

— Если нет, мы окружим их и запихнем это им в глотки, пока они не будут молить о пощаде, — мрачно говорит Кения.

Громкий взрыв смеха эхом разносится по комнате. Мне требуется секунда, прежде чем я понимаю, что звук исходит от меня.

Женщины даже глазом не моргнули на мой громкий и противный смех. Они продолжают болтать, готовя тесто для жаркого и игриво поджаривая друг друга на гриле.

В середине я ловлю взгляд Дон.

Симпатичная женщина-механик смотрит на меня с довольной улыбкой на губах.

Я наклоняю к ней подбородок и одними губами произношу: — Спасибо.

Она самоуверенно пожимает плечами, как будто знает, что это хорошая идея.

Позже, после того как мама Мойра подала белизские жареные оладьи с фасолью, тертым цыпленком и сыром, я почувствовала райский вкус и поняла, что это была не просто хорошая идея.

Это был отличная идея.