На извозчике по Парижу

Через пять минут извозчик обернулся к сидевшим в экипаже супругам и сказал:

— Vous êtes etrangers, monsieur? N’est се pas?[12]

— Глаша! Что он говорит? — отнесся к супруге Николай Иванович.

— Да кто ж его знает! Не понимаю.

— Да ведь это же уличные слова, а про уличные слова ты хвасталась, что знаешь отлично.

— Уличных слов много. Да, наконец, может быть, это и не уличные.

— Etes-vous russe, monsieur, anglais, espagnol?

— Рюсс, рюсс, — отвечала Глафира Семеновна и перевела мужу: — Спрашивает, русские мы или англичане.

— Рюсс, брат, рюсс, — прибавил Николай Иванович. — Да погоняй хорошенько. Что, брат, словно по клюкву едешь? Погоняй. На тэ, или, как там у вас, на кофе получишь. Мы, рюсс, любим только поторговаться, а когда нас разуважить, мы за деньгами не постоим.

— Ну, с какой стати ты все это бормочешь? Ведь он все равно по-русски ничего не понимает, — сказала Глафира Семеновна.

— А ты переведи.

— Алле… Алле вит. Ну донон пур буер. Бьен донон.

— Oh, á présent je sais… je connais les russes. Si vous êtes les russes, vous donnez bien pour boire, — отвечал извозчик. — Alors il faut vous montrer quelque chose de remarquable. Voila… c’est l’Opеra[13], — указал он бичом на громадное здание театра.

— Ах, вот Опера-то! Николай Иваныч, это Опера. Смотри, какой любезный извозчик… Мимо чего мы едем, рассказывает, — толкнула мужа Глафира Семеновна и прибавила: — Так вот она, Опера-то. Здесь, должно быть, недалеко и кафе Риш, в котором граф Клермон познакомился с Клементиной. Она была танцовщица из Оперы.

— Какой граф? Какая Клементина? — удивленно спросил Николай Иванович жену.

— Ты не знаешь. Это я из романа… Эта Клементина впоследствии вконец разорила графа, так что у него остался только золотой медальон его матери, и этот медальон…

— Что за вздор ты городишь!

— Это я про себя. Не слушай… Да… Как приятно видеть те места, которые знаешь по книгам.

Извозчик, очевидно, уже ехал не прямо на выставку, а колесил по улицам, и все рассказывал, указывая бичом: — Notre-Dame… Palais de Justice…

— И Нотр-Дам знаю… — подхватила Глафира Семеновна. — Про Нотр-Дам я много читала. Смотри, Николай Иваныч.

— Да что тут смотреть! Нам бы скорей на выставку… — отвечал тот.

Извозчик выехал на бульвары.

— Итальянский бульвар… — рассказывал он по-французски.

— Ах вот он, Итальянский-то бульвар! — восклицала Глафира Семеновна. — Этот бульвар почти в каждом романе встречаешь. Смотри, Коля, сколько здесь народу! Все сидят за столиками на улице, пьют, едят и газеты читают… Как же это полиция-то позволяет? Прямо на улице пьют. Батюшки! Да и извозчики газеты читают. Сидят на козлах и читают. Стало быть, все образованные люди. Николай Иваныч, как ты думаешь?

— Да уж само собой, не нашим рязанским олухам чета! А только, Глаша, ты вот что… Не зови меня теперь Николаем Иванычем, а просто мусье Николя… Париж… ничего не поделаешь. Въехали в такой знаменитый французский город, так надо и самим французиться. С волками жить — по-волчьи выть. Все по-французски. Я даже думаю, потом в каком-нибудь ресторане на французский манер лягушку съесть.

— Тьфу! Тьфу! Да я тогда с тобой и за стол не сяду.

— Ах, брат! Назвался груздем, так полезай в кузов. Уж французиться так французиться. Как лягушка-то по-французски?

— Ни за что не скажу.

— Да не знаешь, оттого и не скажешь.

— Нет, знаю, даже чудесно знаю, а не скажу.

— Ну все равно, я сам в словаре посмотрю. Ты думаешь, что мне приятна будет эта лягушка? А я нарочно… Пускай претит, но я поднатужусь и все-таки хоть лапку да съем, чтобы сказать, что ел лягушку.

— Пожалуйста, об этом не разговаривай. Так вот они какие, бульвары-то! А я их совсем не такими воображала. Бульвар де Капюцин… Вот на этом бульваре Гильом Безюше, переодетый блузником, в наклеенной бороде, скрывался, пил с полицейским комиссаром абсент, и тот никак не мог его узнать.

— Ты все из романов? Да брось, говорят тебе!

— Ах, Николай Иваныч…

— Николя… — перебил Николай Иванович жену.

— Ну, Николя… Ах, Николя, да ведь это приятно. Удивляюсь только, как Гильом мог скрываться, когда столько публики! Вот давеча извозчик упомянул и про Нотр-Дам де-Лорет… Тут жила в своей мансарде Фаншетта.

— Фу-ты, пропасть! Вот бредит-то!

Обвозив супругов по нескольким улицам, извозчик повез их на набережную Сены. Глафира Семеновна увидала издали Эйфелеву башню и воскликнула:

— Выставка!

В экипаж на подножку начали впрыгивать уличные мальчишки, предлагая купить у них билеты для входа на выставку.

— Там купим. На месте купим. Может быть, у вас еще какие-нибудь фальшивые билеты, — отмахивался от мальчишек Николай Иванович.

Извозчик подвозил супругов к выставке со стороны Трокадеро.

Загрузка...