Наши за границей

Винная лавка мадам Баволе

Ресторанчик, в который вошли супруги, был самый невзрачный ресторанчик. Его скорее можно было назвать винной лавкой, где, впрочем, кроме вина, продавались хлеб, яйца, редиска и редька, которые и лежали на мраморном прилавке вместе с жестяными воронками, служащими для наливания вина в бутылки. За прилавком стояла сильно расползшаяся толстая пожилая женщина в высокой гребенке с жемчужными бусами в волосах. Женщина была громадного роста, брюнетка, с дугообразными черными бровями, очевидно подкрашенными, и с маленькими усиками над верхней губой. Мясистые руки ее с жирными пальцами в дешевых кольцах едва сходились на животе. Затянутая в корсет грудь представляла целую гору. Женщина была одета в черное шерстяное платье.

У прилавка стояли два тощих французика в потертых пиджаках — один с тараканьими усами, другой с козлиной бородкой — и любезничали с женщиной.

Ресторанчик состоял всего только из одной комнаты с грязным полом, на котором валялись объедки редиски, яичная скорлупа. На стенах висели плохие литографии в старых, засиженных мухами деревянных рамах и даже были просто на гвоздях дешевенькие народные картинки в ярких красках, изображающие расстреливание слона во время осады Парижа, карту Европы в лицах, где на месте России лежит громадный медведь, а на месте Германии прусская каска со штыком и тому подобное. Пахло вином. Столиков в ресторанчике было несколько, но посетители сидели только за двумя столами. За одним два француза, сняв сюртуки, играли в домино, за другим — одинокий посетитель в высокой французской фуражке, имея перед собою бутылку с вином, внимательно читал Petit Journal. Из прислуги была всего только одна девушка, очень молоденькая, в клеенчатом переднике и с сумочкой у пояса.

Войдя в ресторанчик, Глафира Семеновна даже попятилась.

— Кабак какой-то… Уж входить ли! — проговорила она, косясь на сидящих без сюртуков французов, дымящих за игрой в домино тоненькими папиросами «капораль».

— Ну, так что за беда? Кто нас здесь знает? Зато увидим француженку, говорящую по-русски, — отвечал Николай Иванович. — Садись вот к столику.

Когда супруги уселись, к ним подскочила прислуживавшая девушка и остановилась в вопросительной позе.

— Ну-с, кто у вас здесь говорит по-русски? Вы, мамзель, что ли? — обратился к ней Николай Иванович.

— Comprends pas, monsieur… — отвечала та.

— Как не компран? Нам сказали, что здесь говорят по-русски.

— Ну сом рюсс, е коше ну за ди, ке иси парль рюсс.

— Ah, oui… — улыбнулась девушка и, обратясь к толстой женщине, стоявшей за прилавком, крикнула: — Madame Bavolet! Voilà des personnes russes, qui désirent vous voir[32].

Толстая женщина улыбнулась и, выплыв из-за прилавка, подошла к столу.

— Ah, que j’aime les russes! Monsieur et madame sont de Pétersbourg ou de Moscou?[33] Я была в Петербурге и в Москве и до сих пор сохраняю самые хорошие воспоминания о русских, — продолжала она по-французски.

— Постойте, постойте, мадам, — перебил ее Николай Иванович. — Да вы говорите по-русски?

— Да, я говорю по-русски, mais à prеsent c’est très difficile pour moi. Madame parle français? — обратилась толстая женщина к Глафире Семеновне.

— Вуй, мадам, эн пе… — неохотно дала та ответ.

— Да скажи ты ей, чтоб она присела-то… — сказал жене Николай Иванович.

— Пренэ пляс, мадам.

Женщина взяла стул и подсела к супругам.

— Я — артистка, — заговорила она по-французски. — Ах, месье, ежели бы вы знали, какой я имела голос! Но простудилась, заболела и потеряла мой капитал. Я певица… Я имела ангажемент и приезжала петь в Петербург. Я была и в Москве. Vous devez savoir Egareff? Jardin de Demidoff? Диемидоф сад, — вставила она два слова по-русски. — Вот была моя арена. Ах, месье, русские умеют ценить таланты, умеют ценить артистов!

— Да вы умеете говорить по-русски-то?.. — перебил ее Николай Иванович.

— Oh, oui, monsieur. Je me souviens de quelques mots… Isvostschik… Vino… Vodka… Botvigne… О, какое это вкусное русское блюдо — ботвинья! Botvigne avec lossosine…

— Да ведь это все слова, слова, а говорить-то вы не умеете? Парле рюсс… Не компренэ?

— Да, да… Я говорила по-русски, — продолжала толстая женщина по-французски, — но за недостатком практики я забыла. Здесь есть русские студенты, они заходят ко мне, и мы часто, часто вспоминаем о России. Moujik, Boulka… na tschai… tri roubli na tschai… C’est pour boire…

— Немного же вы знаете, мадам, по-русски. Пе рюсс, пе, пе.

— Oui, oui, monsieur. A présent j’ai oublié… Mais votre madame vous traduit…[34] Et troika! Ax, что за прелесть эта тройка! Troika, iamtshik — c’est ravissant.

— Глаша! Да что она такое рассказывает?

Глафира Семеновна, как могла, перевела мужу.

— Ах, так она актриса! То-то она о Егареве и о Демидовом саде упоминает! — воскликнул Николай Иванович. — Очень приятно, мадам, — протянул он толстой женщине руку. — Как «приятно» по-французски? — обратился он к жене.

— Шарман.

— Шарман, шарман, мадам, что вы актриса.

Толстая женщина оживилась и в свою очередь потрясла его руку.

— Да, я была артистка… И какая артистка! Меня засыпали цветами! — продолжала она по-французски и прибавила, понизив тон: — А вот теперь приходится быть в такой обстановке. Вот я держу бювет, un petit cabaret… Это мой бювет… Он мне принадлежит, и я, слава богу, довольна.

— Пес ее знает, что она бормочет! Ну, да наплевать! — махнул рукой Николай Иванович и сказал: — Мадам! By — артист, а ну — маршанд… Бювон!

— Qu’est ce que vous voulez prendre, monsieur?

— Вен руж и на закуску виноград. Резань, резань… Но бьян вен…

— Du bon vin? Il faut chercher, monsieur. Mademoiselle Marie! — обратилась толстая женщина к девушке и, передав ей большой ключ, стала ей говорить что-то по-фран цузски. — Tout de suite, monsieur… Vous recevez, — кивнула она Николаю Ивановичу и опять отдалась воспоминаниям о русских и Петербурге, вставляя русские слова вроде: «Gostinoi dvor, pirogue russe, kvass, sterliat, tshelovek, kosak».

Через пять минут девушка принесла откуда-то бутылку вина и поставила ее на стол вместе со стаканами.

— Voyons, monsieur, c’est quelque chose d’extra ordi naire… — проговорила толстая женщина, щелкнув пальцами по бутылке, и принялась разливать вино в стаканы.