Наши за границей

Не возражать!

На другой день поутру, когда Николай Иванович, проснувшись, потянулся и открыл глаза, Глафира Семеновна была уже вставши. Она стояла в юбке и ночной кофточке перед зеркалом, вглядывалась в свое лицо и пудрилась. Увидев, что муж проснулся, она обернулась к нему и проговорила:

— Мерзавка дикая-то в трех местах мне лицо исцарапала. Подлая тварь! Ну, да ей тоже от меня зонтиком досталось. Кажется, я ей губу рассекла и глаз подправила. Жаль только, что зонтик-то сломался. А на тебя, Николай Иванович, я просто удивляюсь…

— В чем, в чем, душечка?

— А в том, что каждая юбка для тебя милее жены.

— Но чем же я виноват, что она сама ко мне лезла? Ты видела, что, как только мы вошли, она сейчас же схватила меня за руки.

— Врешь, врешь! Ты сам был рад. Иначе бы ты должен был сразу ударить ее по зубам и тащить к городовому.

— Здравствуйте! Ты благодари Бога, что городовогото около не было, а то после драки не миновать бы нам полицейского участка.

— За что?

— За нарушение общественного спокойствия и оскорбление тишины.

— Так ведь она первая начала. Как она смеет трогать общественное спокойствие законной жены? Это и есть нарушение оскорбления…

— За ласку не наказывают, а ведь в драку-то ты первая полезла. Ты ее первая зонтиком.

— Ну, довольно, довольно. Все-таки я в этом поганом Париже, где на каждом шагу дикие, оставаться больше не намерена. Сейчас зайдем в Луврский магазин, попросим, чтобы платья мои были готовы сегодня вечером или завтра утром, — и вон из Парижа.

— Ну, душечка, мы еще самого Парижа-то не видали.

— Сегодня возьмем извозчика и объездим Париж. На выставку, где дикий на диком едет и диким погоняет, я ни ногой. Так ты и знай! Прежде всего я хочу посмотреть Латинский квартал, что это за Латинский квартал такой. А то во французских романах читаю про Латинский квартал, и вдруг его не видала. Вот это интересно. Там и Агнесса-цветочница жила, там и…

Николай Иванович что-то хотел возражать, но Глафира Семеновна перебила его:

— Молчи, молчи. Всякий бы на твоем месте после вчерашнего скандала молчал поджавши хвост, а ты…

— Но ведь скандал сделала ты, а не я…

— Довольно! — И Глафира Семеновна не дала говорить мужу.

Приготовив дома чай и напившись чаю, они часу в двенадцатом вышли из гостиницы. Было воскресенье. Париж праздничал. Лавки и магазины были наполовину закрыты. На улицах совсем было не видать блузников, не видать было и свободных извозчиков, хотя с седоками они двигались целыми вереницами. Омнибусы были переполнены публикой и тащили народ в пестрых праздничных одеждах. Глафира Семеновна, все еще раздраженная, бежала вперед, Николай Иванович шел за ней сзади. Так они пробежали две-три улицы.

— Удивительно, что ни одного извозчика! — сердито проговорила Глафира Семеновна.

— Праздник. Все разобраны. Видишь, народ гуляет, — отвечал Николай Иванович. — Я думаю, что Луврский-то магазин сегодня заперт.

— Врешь, врешь! Это ты нарочно, чтобы нам подольше в Париже остаться. Но заперт он или не заперт, — мы все равно в него поедем.

На углу какого-то переулка был ресторанчик. Несколько столиков со стульями стояли около этого ресторанчика, на тротуаре и за столиками сидела немудреная публика: черные сюртуки с коротенькими трубками в зубах, пестро одетые, очевидно в праздничные одежды, женщины. Некоторые женщины были с букетами живых цветов на груди. Публика эта пила кофе, красное вино, закусывала сэндвичами — маленькими булками, разрезанными вдоль и с вложенными внутрь тоненькими ломтиками мяса и сыра. Тут же, около ресторана, стояла извозчичья колясочка. Извозчик, пожилой толстый человек с гладко бритым, необыкновенно добродушным полным лицом, подвязывал к морде лошади торбу с кормом.

— Коше! By зет лир? — спросила Глафира Семеновна извозчика.

Извозчик галантно снял шляпу и отвечал по-французски:

— Да, мадам, я не занят, но нужно завтракать, il faut que je prenne mon café. Если вы хотите подождать, пока я позавтракаю, то я к вашим услугам. C’est seulement un quart d’heure… Присядьте здесь, спросите себе что-нибудь и подождите меня. Я сейчас.

Отойдя от лошади, извозчик даже стул подвинул Глафире Семеновне. Такая галантность поразила ее, и она, улыбнувшись, сказала: «Мерси».

— Удивительно смешной извозчик, — обратилась она к мужу. — Просит подождать, покуда он позавтракает. И как учтиво! Вот бы нашим извозчикам поучиться. Ты видишь, он даже и стул подвинул мне. Делать нечего, надо будет подождать его, потому что извозчиков свободных нет, а пешком я бегать не намерена. Садись. Кстати, спросим себе что-нибудь перекусить. Я тоже есть хочу.

Николай Иванович и Глафира Семеновна поместились за столиком около двери в ресторанчик. Извозчик, войдя в ресторанчик и вернувшись оттуда, что-то смакуя жирными крупными губами, поместился за другим столиком, невдалеке от супругов.

— Il fait beau temps, madame. N’est-ce pas? — обратился он к Глафире Семеновне с улыбкою.

Та ничего не ответила и толкнула ногой мужа.

— Боже мой, он не только сел около нас, но даже заговаривает с нами о погоде, — сказала она.

— Пожалуйста, только не делай скандала, сделай одолжение, без скандала…

— Зачем же тут скандал? Он очень учтиво… Но я не знаю, право, отвечать ему или не отвечать, ежели еще заговорит. Все-таки извозчик.

— Ответь, ежели слова знаешь. Тебя не убудет.

Женщина в белом чепце, переднике и с букетом на груди принесла на столик извозчику кусок хлеба, несколько редисок и кусочек масла на тарелочке. Извозчик принялся закусывать.