Наши за границей

Русский напиток спирт

Еще и одиннадцати часов не было, а спектакль в театре «Эдем» кончился. Супруги отправились домой. Они хотели ехать, но у подъезда, к немалому их удивлению, не оказалось извозчиков, и вследствие этого пришлось отправиться пешком. Расстояние от театра до их квартиры было, впрочем, невелико. На этот раз Глафира Семеновна вела уже своего мужа домой с уверенностью в дороге. Вчерашнее ночное отыскивание гостиницы ознакомило ее с улицами, ведущими к этой гостинице. Площадь Большой Оперы была знакома, прилегающая к ней улица Лафайет была знакома, переулки, выводящие из улицы Лафайет к гостинице, были также узнаны ею. Вот и посудная лавка на углу переулка. Она не была еще закрыта. Супруги вспомнили, что они хотели купить себе спиртовой таган и жестяные чайники для заварки чая, зашли в лавку и купили. Зашли также в съестную лавку и купили себе колбасы и сыру. В съестной лавке оказался и хлеб, который также был приобретен ими. Домой они возвращались с ужином, но вот беда — у них не было спирту для тагана, на котором они могли заварить чай. Где купить спирт — они не знали, не знали даже, как он называется по-французски, чтобы спросить его.

— Делать нечего, придется опять без чаю спать ложиться, — сказал Николай Иванович и, тяжело вздохнув, прибавил: — Эх, жизнь парижская! А говорят еще, цивилизованная.

Подъезд гостиницы, как и вчера, был уже заперт. Они позвонили. Отворил им опять сам хозяин без сюртука, в одном жилете и в ночных туфлях. На площадке около лестницы стояли две складные кровати, и на каждой из них из-под одеяла торчало по голове в белых спальных колпаках. В одной из голов супруги, при свете привернутого, еле мерцающего рожка газа, узнали голову слуги, прислуживавшего им в номере.

— А что, вен руж можно а презан получить? Он пе? — спросил Николай Иванович хозяина.

Тот поморщился, но все-таки ответил, что можно.

Очевидно, всякая жизнь в этой маленькой гостинице совсем уже кончалась к одиннадцати часам вечера, и постояльцы и прислуга после этого времени спали.

Когда они проходили мимо кровати слуги, тот поднял на своем ложе голову, подобно сфинксу, и произнес:

— La bougie et les allumettes sont près de la porte.

— Что он такое бормочет нам? — спросил жену Николай Иванович.

— Что-то про свечку и про спички, — отвечала та.

Поднявшись по слабоосвещенной лестнице к себе наверх, они действительно нашли на полу около двери медный подсвечник с огарком и груду спичек, зажгли свечку и вошли в свою комнату. Вскоре явилось и вино. Его принес сам хозяин, поставил на стол и наставительно произнес:

— Je dois vous dire, monsieur, qu’à onze heures nous finissons déjà notre travail. Il faut se reposer. Bonsoir, monsieur et madame[23], — раскланялся он и ушел.

— Что он сказал? — опять обратился к жене Николай Иванович.

— Решительно ничего не поняла, — отвечала та.

— Ах, француженка, француженка! Чему только вас в пансионе учили!

— Учили, но не этим словам. И наконец, в пансионе, когда мы переводили что-нибудь с французского, всегда со словарем.

Утром, когда супруги проснулись, первая мысль была о чае.

— Глаша! Как бы чайку-то заварить, — начал Николай Иванович, потягиваясь в постели. — Ведь ни разу еще за границей мы настоящим манером чаю не пили. Не знаю, как у тебя, но у меня просто тоска по чаю. Привык я по десять стаканов в день охолащивать, — и вдруг такое умаление, что ни одного! Сейчас мы позовем коридорного, и растолкуй ты ему, бога ради, чтобы он нам купил бутылку спирту для спиртовой лампы к тагану.

— А вот я сейчас в словаре посмотрю, как спирт по-французски, — сказала Глафира Семеновна, заглянула в книгу и отвечала: — Спирт — эспри… эспри де вен…

Супруги оделись и позвонили слуге, который и явился в своем неизменном колпаке из писчей бумаги и в войлочных туфлях.

— Plait-il, monsieur, — остановился он в выжидательной позе и глупо улыбаясь.

— Пуве ву зашете пур ву эн бутель эспри де вен? — задала ему вопрос Глафира Семеновна.

Тот улыбнулся еще глупее и ответил:

— L’esprit de vin… C’est la boisson russe?.. Oui, madame…[24]

Он побежал вниз и через четверть часа, весь запыхавшийся, вернулся с бутылкой спирту и двумя рюмками на подносе.

— Смотри, Николай Иваныч, он воображает, что этот спирт мы пить будем, — улыбаясь, заметила Глафира Семеновна мужу. — Пуркуа ле вер? Иль не фо на ле вер, — обратилась она к слуге.

Тот опять глупо ухмыльнулся и спросил:

— Mais comment est-ce due vous prendrez, madame, sans verre?

— Вот дурак-то! — вырвалось у Глафиры Семеновны. — Да это разве пить? Разве это пур буар? Се не па пур буар.

— Comment donс pas boire? Et j’ai lu, madame, que les russes prennent tout ce avec grand plaisir. C’est l’eau de vin russe…[25]

— Да это идиот какой-то! Алле, алле… Положительно он думает, что мы будем пить этот спирт… Се пур фер тэ… Компренэ ву? Пур тэ. Вот.

И в доказательство Глафира Семеновна показала коридорному купленные ею накануне два жестяных чайника и таган.

— Ah! — ухмыльнулся коридорный, но не уходил. — Il faut voir, comment vous ferez le thé, madame![26] — Алле, алле…

Но он стоял и продолжал улыбаться.

— Pardon, madame, il faut voir…

Глафира Семеновна налила спирту в лампочку тагана, зажгла светильню, вылила графин воды в чайник и поставила его кипятиться на тагане.

Коридорный покачивал головой и твердил:

— C’est curieux, c’est curieux… Le thé a la russe… C’est curieux…[27] А правда, мадам, что в Петербурге ходят по улицам медведи и никогда лета не бывает, а всегда снег? — спросил он по-французски, но Глафира Семеновна не поняла его вопроса и сказала:

— Разбери, что он бормочет, Николай Иваныч! Да выгони ты его, бога ради. Я говорю — алле, алле, а он стоит и бормочет.

— Гарсон! Вон! Проваливай! — крикнул Николай Иванович и энергически указал на дверь.

Шаг за шагом, оглядываясь и покачивая головой, коридорный вышел за двери.

— Дикие, совсем дикие здесь люди, — сказала Глафира Семеновна. — А еще Париж! Про Париж-то ведь у нас говорят, что это высшая образованность.

Вскоре вода в тоненьком жестяном чайнике закипела, и Глафира Семеновна, насыпав чай в другой чайник, принялась его заваривать. Через минуту супруги наслаждались чаепитием.

— Соленого-то с вечера поевши, так на утро куда как хорошо основательно чайком побаловаться, — говорил Николай Иванович, выпив стакан чаю и принимаясь за второй.

— Конечно, уж во сто раз лучше, чем кофейное хлебово из суповых чашек суповыми ложками хлебать.

Пили они чай из стаканов, находившихся в их комнате при графинах с водой, без блюдечек и при одной чайной ложечке, захваченной для дороги из Петербурга. Дабы не распалять еще раз любопытство коридорного относительно питья спирта и приготовления чая, они не звали его вторично и не требовали чайной посуды.