Супруги ехали почти шагом. Извозчик поминутно оборачивался к седокам и, указывая на какое-либо здание, бормотал без умолку. Лицо его то улыбалось, то принимало серьезное выражение, говорил он то с восторгом, то с грустью, то прищелкивал языком, кивал. Очевидно, он и сам восхищался Парижем.
— Говорит красно, а поди разбери, что он такое бормочет! — сказал Николай Иванович жене. — Понимаешь что-нибудь, Глаша?
— В том-то и дело, что мало. А очень жаль. То есть названия церквей-то и улиц я понимаю. Вот сейчас проезжали мимо биржи, на которой проигрался маркиз де Клермон.
— Какой такой маркиз Клермон?
— А это из одного романа. Помнишь, я тебе читала?
— Тьфу ты, пропасть! А я думал, какой-нибудь настоящий.
— Он проигрался и потом сделался чистильщиком сапог. Да ведь ты и сам, кажется, читал?
— Могу ли я все упомнить? Ты знаешь мое чтение. Лягу на диван, раскрою книгу, а через минуту уж и сплю. Для меня читать — так это все равно что сонные капли.
— Ну а я все помню, что читала. Потому-то вот все улицы Парижа для меня и интересны, что они во французских романах описываются. Из-за того-то я и в Латинский квартал еду, что по романам все тамошние места наизусть знаю.
Въезжали в Латинский квартал. Извозчик обернулся и сказал по-французски:
— Вот что называется Латинским кварталом.
— Да, да… Вот и на улицах уж не так много народу, как в центре города, — проговорила Глафира Семеновна, с любопытством смотря направо и налево. — Мерси, коше, мерси… Здесь ведь студенты, гризетки, разные работницы, цветочницы живут, — обратилась она к Николаю Ивановичу.
— Гм… Так… — Николай Иванович зевнул.
— Неужели тебя это не интересует, Николя? А мне так это во сто раз интереснее выставки.
— Boulevard St.-Michel! — возгласил извозчик, когда они въехали на широкую улицу.
— Ах вот он, бульвар-то Сен-Мишель! — воскликнула Глафира Семеновна. — Ну, я его таким и воображала. Совсем Большой проспект на Васильевском острове. Ведь о бульваре Сен-Мишель сколько пишут. Страсть! Вот тут белошвейка Клотильда познакомилась с медиком Малине. И наверное, где-нибудь тут есть тот ресторанчик, где они в первый раз завтракали. Тетка Пате этот ресторанчик держит. Видишь, я все помню.
— Бредишь ты, кажется!
— Да нет же, нет… Там даже подробное описание было. У входа висели часы, а над часами оленьи рога… Вот ежели бы зайти, то я сейчас узнала бы этот ресторанчик по описанию.
Николай Иванович встрепенулся.
— Что ж, давай зайдем… Красного вина я выпью с удовольствием. Извозчику можно также поднести.
— Да погоди, нужно сначала разыскать этот ресторан. Коше! By сане у э ресторан де тант Пате? — спросила Глафира Семеновна извозчика.
— Quel numéro, madame? — обратился тот к ней в свою очередь.
— Нумер дома спрашивает… Почем я знаю! Же не се па. — Alors il faut chercher. C’est un restaurant russe?
— Как рюсс? Франсе. Эта тетка Пате описана как самая добрая женщина. Когда с Клотильдой случился грех и она родила ребенка, то Пате призрела этого ребенка и вскормила на козьем молоке. А Клотильда была больна и лежала в клинике. Видишь, я все помню.
— Boulevard St.-Germain! — указал бичом извозчик.
— И бульвар Сен-Жермен отлично помню. Тут жил в мансарде этот самый…
— Да брось…
— Нет, зачем же бросать! Это приятно вспоминать. Он был в аптеке приказчиком.
— La гuе des Ecoles. La rue St.-Jacques, — показывал извозчик.
— Все, все помню… Все места знакомые.
— C’est la Sorbonne.
— Ах, Сорбонна! Вот она, Сорбонна-то! Николай Иваныч, смотри Сорбонну. Тут и Жозеф, тут и Лазарь учились. Вот, вот… Здесь-то у букиниста и нашли они рукопись шестнадцатого столетия, по которой Жозеф оказался потомком герцога Овре и полным наследником всех его миллионов.
— Гм… Гм… Так. А только это, душечка, совсем неинтересно.
— Да как же неинтересно-то, ежели кто читал.
— А я не читал. Да и вообще в романах все враки.
— Враки? А вот посмотри, у железной решетки разложены книги и букинист стоит. Так и в романе стояло. Стало быть, это правда, а не враки. Видишь букиниста?
— Ну ладно, ладно. Ты вот ресторанчик-то хотела разыскать, так давай разыскивать.
— Ах, тебе только бы до ресторана-то дорваться. И какой ты ненасытный!
— Дура, да ведь я для тебя же. Ты хотела.
— Collège de France… — указал извозчик на здание.
— И коллеж де Франс отлично помню. Вот тут должна быть тоже одна таверна под названием «Рог изобилия». Вот, вот… Наверное, эта, — оживилась Глафира Семеновна, указывая на грязненький ресторан, около которого стояли двое в серых блузах и черных шляпах.
— Так зайдем. Что ж ты так-то, — сказал Николай Иванович.
— И зашла бы, потому что здесь резчик Каро проиграл в кости свою жену художнику Брюле, но я не знаю, та ли эта таверна.
— Так спроси. Спроси у извозчика.
— И спросила бы, но не знаю, как по-французски «рог изобилия». Коше! Коше! Коман он ном сет таверн? — обратилась Глафира Семеновна к извозчику.
— Connais pas, madame… Mais si vous voulez visiter un restaurant où il у a une dame, qui parle russe, alors, voilà. — Извозчик указал на ресторанчик на другой стороне улицы. — Что он говорит? — спросил жену Николай Иванович.
— Да вот указывает на ресторан, где есть какая-то дама, которая говорит по-русски.
— Непременно надо зайти. Что же ты не велишь остановиться? Француженка эта дама?
— Коше! Сет юнь дам франсе, ки парль рюсс? — спросила Глафира Семеновна.
— Oui, oui, madame… Elle a été a St.-Pétersbourg…
— Да, да, француженка, но бывала в Петербурге.
— Отлично. Коше! Стой! Стой!
— Коше! Арете! Иль фо вуар сет дам.
Извозчик стегнул бичом лошадь и подъехал к невзрачному ресторанчику.