Наследница Ильи Муромца

Глава 15. Заговор под угрозой

— Султан определённо что-то заподозрил, — недовольно сказал король воров, отпивая вина из кубка. Мне он не предложил.

— Он тебя убьёт, и вся кампания просто развалится на куски. А деньги? Кто даст мне деньги на то, чтобы содержать эту банду безмозглых нахлебников и попрошаек? — с грустью продолжил Артур, явно намекая, что я должна сейчас покаяться в том, что составила идиотский план, на который выманила денег и людей у самого короля воров, облапошила уважаемых людей и поставила под угрозу само гнездо. Ведь если султан начнёт пытать, скажем, Сэрва — он молчать не будет. Выложит всё, что знает, и ещё сверху приврёт.

— Отдай хотя бы перстень. Я его продам, и возмещу часть ущерба, — Артур алчно смотрел на изумруд в серебряной оправе, который еле держался у меня на мизинце. Как ни крути, а пальцы у султана были явно потолще.

— Зря так волнуешься, — сказала я. — Перстень я тебе не отдам, поскольку он — пропуск к золотой руке, которая даст тебе финансовую свободу. Скажи честно, король, ты же хочешь все деньги заграбастать себе, бросить свою шайку, сбежать в другое государство и там стать честным торговцем или, например, учителем танцев?

— Тихо ты! — Артур зажал мне рот. — Если бы ты не была мне нужна, уже давно получила бы кинжал в сердце. Да. Да. Именно так я и хочу сделать, но если ты кому скажешь — убью, и никто не узнает, где и как. Твоё дело было маленькое: украсть руку, принести мне и взять на себя всю тяжесть обвинения.

— Вор у вора дубинку украл, — усмехнулась я, отдирая липкую ладонь Артура от лица. — Всё, так уже не будет. Да и мне деньги нужны не меньше, чем тебе. Может, обнести султанскую казну, и этого хватит? Там же больше сокровищ, чем тебе нужно.

— Их надо сбыть! И если тебя поймают хотя бы с колечком из султанской сокровищницы, умирать будешь долго и болезненно. А на руку уже есть покупатель, он же — заказчик. Ты всё испортила, тебе и исправлять. Если султан тебя казнит, а скорее — отравит, то я плакать не буду, — Артур был раздражён до предела: такой надёжный, как швейцарские часы, план сорвался. И почему? Потому что он доверился чужеземцам. А почему он доверился чужеземцам? Потому что их привели крысюки. Верить крысам — себя не уважать…

Такие примерно мысли проносились в голове короля Артура, и я читала их на его лбу, как неоновую строчку в витрине магазина.

— Перестань нервничать, о король, — я встала, похлопала Артура по плечу и самостоятельно нацедила себе вина из хрустального бочонка. — Всё идёт как надо. Почти. И не забывай, я всё же дочь Ильи Муромца, половина батюшкиной силы во мне точно есть. Разнесу я всю деревню до последнего венца… — я сделала глоток.

— А дальше?

— … не пой, сын, военных песен, не расстраивай отца. В смысле, не гунди, ваше величество. Давай лучше поразмыслим, какие варианты могут быть. Позовём твоих пленников?

— На кой-нам три султанские бабы и пацан, у которого материнское молоко на губах ещё не обсохло?

— Не торопись, ваше величество. Одна из «баб» жила во дворце довольно долго, пацан — быстр, ловок и смекалист, одна из девиц владеет оружием, а та, что постарше — поумнее тебя будет.

Артур фыркнул. Сама мысль о женщине, умнее него, короля воров бесила. Хотя я бы на его месте присмотрелась: кажется, только ленивый не мог надурить Артура, при всем его пафосе и надменности. А, может, именно благодаря им. Его величество думал недолго: высунулся в залу, щёлкнул пальцами, и в комнату впихнули последовательно: Алладина, Ануш, Фатиму и Будур. Будур щеголяла отсутствием чадры и фингалом под глазом.

— Кто это её так? — ощетинилась я.

— Кого это ОНА так, — поправил король воров. — Двоих так приложила, что до сих пор с опухшими мордами ходят.

А после Будур в комнатку впихнули ещё одну личность, которую я не опознала. Здоровенный мужик синего цвета и зверообразной наружности.

— Это не мой! — заранее открестилась я.

— Ясно дело, не твой, — весело подтвердил Артур. — Это джинн. Только лишённый всех своих сил. Видишь ли, гули, которых ты покромсала в развалинах, — его какие-то дальние родственники. Вот он и прилетел осведомиться об их здоровье. А твоя подружка Фатима заманила его в кувшин и запечатала пробкой с печатью царя Соломона. Бог весть, откуда у неё такая редкость.

— А потом — выпустила, — добавила Ануш. Ей было жуть, как весело.

— Да, о принц Дауд ибн Джамиль, всё так и было, как говорят эти достойные женщины, — влез Алладин, а у Артура округлились глаза. «Принц?!» — прошептал он одними губами.

— Только мне теперь служить двести лет, — мрачно сказал джинн. — Сам дурак.

— Такого курса освобождения джиннов я ещё не видела… не видел, — сказала я, подмигивая Артуру, чтобы тот не проговорился ненароком. — Обычно одно желание, или там — три. Но не двести лет!

— Госпожа умеет торговаться, — всё так же мрачно проговорил джинн, кланяясь Фатиме.

— Она поджаривала кувшин на костре! — хихикая, проговорила мне на ушко Ануш. — Когда запахло шашлыком, джинн согласился.

— А что будет, когда пройдёт двести лет? — осторожно спросила я.

— О, принц, тогда джинн начнёт мстить. Но меня, к счастью, уже не будет в живых, — спокойно ответила Фатима. — Это будут уже не мои проблемы.

Голова у меня пошла кругом. Кажется, это мой дар — притягивать всяких странных людей, и он мне не нравится. В любом месте этого мира я начинаю обрастать спутниками, и чуть только стряхиваю часть из них, как ко мне тут же липнут сумасшедшие, беглецы, отщепенцы и криминалитет. Я отозвала Артура в сторону:

— Слушай, ваше величество, ты хочешь эту руку?

— Само собой.

— Тогда запри их всех тут, я возьму с собой только Алладина. Ну, парня с мерзкими усишками. Не позволяй никому покидать эту комнату. И не говори, что я девушка. И пусть твои сюда не суются, а то обязательно кто-нибудь проговорится.

— У них есть джинн, и они могут выбраться куда хотят в любую минуту. Просто пока не догадались. И он им подсказывать не горит желанием. Без толку запирать!

Меня осенило. Я схватила свечку, накапала на пол, каждую стену и даже потолок, благо он был низкий.

— Видишь, что это? — я повертела перстнем с изумрудом перед глазами Артура.

— Вижу. Сунна.

— Именно! На серебре — гравировка: имя пророка Муххамеда и имя царя Соломона, да будь благословенны их имена.

И я приложила перстень к воску. Он моментально застыл, стал будто бы металлическим, и если бы я попыталась ковырять его кинжалом, только кинжал бы попортила.

— Тут сидите, и никуда — ни ногой! — приказала я, выпихнула из комнаты Алладина и Артура, залила замочную скважину воском и снова запечатала перстнем.

— Готово дело! Осталось только поставить человеческую охрану, а со сверхъестественным я справила… справился.

— О, могучий принц! Сколь велика твоя мудрость! — рассыпался в цветистых похвалах Алладин, а Артур сдерживался из последних сил, чтобы не рассмеяться.

— Смеркается, — не стала я лезть на рожон, — пора ехать. Будешь тем, кто ты и есть — моим оруженосцем.

Алладин просиял, и мы выехали во дворец султана Боруха, лишь наспех почистившись и взяв очень хороших лошадей из воровской конюшни, выгодно обменяв и с доплатой на ворованных арабских скакунов.

Солнце упало за горизонт, как фальшивая монета в ведро с водой: быстро и тихо. Мы с Алладином, который для такого случая наконец-то умылся и переоделся в чистое, подъехали ко дворцу султана.

— Кто едет? — заорал стражник не протокольно, а от души. Видимо, уже успели казнить лучников-ротозеев, и у остальных повысилась мотивация. Я пихнула в бок Алладина, который раззявил рот на факелы, горящие в глубине дворца.

— Великий и могущественный принц Библиарии Дауд ибн Джамиль! — заорал Алладин. Хорошо, что не «Гудвин, Великий и Ужасный». Хотя надо было похохмить, и назваться Гудвином. Но всё равно бы не оценили: что Фрэнк Баум, что Александр Волков ещё не родились, и не факт, что вообще появятся в этом чокнутом мире.

— По какому делу и зачем? — заорал ещё громче стражник. «Здесь все орут, — подумалось мне, — хотя на слух никто ещё не жаловался».

— По личному приглашению султана Боруха, — надменно ответила я и выставила вперед правую руку с надетым на мизинец перстнем.

— О-о! — задохнулся от восторга стражник. — Вас давно уже ожидают, высокородный принц!

И бухнулся на колени. Алладин тайком плюнул ему на спину, и я в очередной раз подивилась, как сильно отличается Алладин из сказки от настоящего. Этот был натуральным гопником, бабником и трусом. И что в нём нашла Будур?

Мы въехали в дворцовые ворота, которые были… одни. Я этот момент отметила ещё в саду. Одна стена, одни ворота. Чудовищное пренебрежение безопасностью. На стене густо торчали лучники, их силуэты выглядели мишенями на фоне неба, поскольку свет от дворца превращал их в тёмные статуи и контурной подсветкой. Внутри к нам тут же подбежали рабы — белые, чёрные и жёлтые, в одних набедренных повязках. Одни встали как живые скамейки нам под ноги, другие — помогли спешиться, третьи — увели коней купаться и ужинать. А нас взяли под охрану четыре янычара с копьями и саблями, а рядом семенил евнух, забегая то справа, то слева:

— Какие прекрасные юноши посетили дворец нашего Повелителя! — щебетал он, глядя масляными глазками то на меня, то на Алладина. Не знаю, что он там себе надумал, но пока мы шли, я видела, как он тайком погладил руку моего оруженосца — раза три. Тот, как человек Востока, сообразил — возмущаться бесполезно, надо дипломатично соскользнуть с темы. Но долго раздумывать нам не пришлось: драгоман довёл нас до входа в сам дворец и растворился в темноте, огорчённо вздыхая. Остались снаружи и стражники, зато внутри нас встретили два зверообразных эфиопа в фесках и золотых шароварах, которые носили сабли без ножен прямо за кушаками. Коснись чего, и нам отчикают голову за секунду. Вместо евнуха дорогу в дворцовом лабиринте нам показывал теперь высокий худой старик в синем халате, из-под которого торчал зелёный халат, следующий был красный, и, кажется, белый. Чалма у старика была высоченная и белая, с спереди скреплялась каким-то подобием печати. Бороду он отрастил длинную, не меньше метра, но была она узкая, тонкая и полупрозрачная.

Старик показывал рукой на достопримечательности дворца и что-то рассказывал дребезжащим тенором, а мы с Алладином вертели головами как сойки:

— Здесь великий султан Борух повесил оправленные в золото черепа своих врагов — более сотни! На противоположной стене — великолепный гобелен с жизнеописанием великого султана Боруха. Если вы обратите внимание на потолок, то увидите, что в него вправлено неисчислимое количество несверленных жемчужин, символизирующих прекрасных гурий, ожидающих нашего Повелителя в Раю.

Алладин фыркнул, но сделал вид, что закашлялся. Я внимала.

— Здесь мы видим поставцы с расписанным Кораном — более двадцати, над которыми великий султан трудился в минуты духовного совершенствования. Немного далее — под охраной двух стражников, чьи матери были совращены маридами…

— Что? — невежливо перебила я старца.

— О пытливый юноша! — сверкнула глазами старик, который порвал бы меня в клочья за то, что я перебила его речь. — О жаждущий знания! Внемли же: эти недостойные дети земных женщин и проклятых ифритов, изгнанных из Рая огненных духов, очень свирепы и жестоки. Они не могут, как их отцы, принимать облик крохотного жука или огромного слона, но зато не боятся огня. Эти нечистые приняли ислам, и теперь служат Повелителю, отвергая просьбы и мольбы гнусных муртадов.

— А о чем просят и молят эти самые муртады? — я что-то там припоминала в этот момент про вероотступников, вроде колдунов из Магриба, но мысли были смутные. Да и золото дворца меня слепило. Сквозь резные решётки слоновой кости в окна лился одуряющий запах роз — очень, очень сильный, будто весь дворец облили розовой водой. К нему примешивался запах бараньего плова, дыма и почему-то отхожего места.

— Муртады! — вспылил старец, уже мечтающий меня придушить: мы уже прошли по дворцу километр, а шума пира даже не было слышно. Дед просто устал и мечтал добраться побыстрее. Потомки маридов и эфиопы-охранники ненавидели друг друга молча и яростно.

— Муртады! Муртады хотят выкрасть вот это! — старик показал на странный кинжал с двумя лезвиями. Одно — чёрное, будто из обсидиана. Второе — дамасская сталь. Ручка из кости, неизвестно, чьей. В целом — просто большущая вилка.

— Это, да будет тебе известно, о принц, ступающий по розам и лилиям моей души, что этот клинок может убивать и смертных, и бессмертных. Его боятся ифриты Мумин, Хадаг и Фалаим, сильнейшие в войске Кафира аль-Аджды, Иблиса, тысячекратно проклятого! Вот, что это за клинок.

— Понятно, всё понятно, — постаралась я унять бьющееся в груди сердце. И тут из-за окна донеслось пение. Нежный голосок выводил что-то про птичек на розовых кустах, которые должны успеть напиться росы, чтобы жарким днём не погибнуть от жажды. И это было как нельзя кстати, потому что от новости о клинке я разволновалась и покраснела. Но внимательный дед, к счастью, подумал, что моё волнение связано с песней.

— О, прекрасный Дауд ибн Джамиль! Закрой свои уши, ибо я вижу, что дух твой смутился. Это поёт старшая дочь нашего Повелителя, Лейла. Ты не должен слушать её голос, — старик мерзко хихикнул. — Но, вижу, уже поздно: ты потерял покой и твоё сердце разбито! Надо доложить великому султану!

И усвистал, шурша тапочками по мраморному полу. Дальше мы последовали быстро, без лекций, и буквально через полчаса быстрого хода дошли по местным лабиринтам до титанического помещения с большим низким столом, состоящим из трёх частей. В нижней, самой низкой, сидели на полу купцы и торговцы, судя по их виду. Глаза их масляно блестели, так что кормили их сносно. Большая часть торговцев щеголяла ярко-рыжими и даже красными бородами, что смотрелось диковато. В средней части на подушках размещались вельможи — их пальцы унизывали перстни, уши — серьги, глаза были подведены. В верхней части стола на пуфиках сидел сам султан, при котором находилось штук десять стариков-советников, один злобного вида дядька, видимо, визирь, несколько военачальников, в основном — пузатых дураков, но один был настоящим военным — поджарым, строгим, с орлиным взглядом чёрных глаз. Распорядитель проводил меня к почётнейшему месту — через одно от султана по правую руку. И моим соседом справа как раз оказался тот самый вояка, а слева — скрюченный старик в кривом колпаке и с крючковатым носом, который непрестанно этим носом шмыгал и что-то бормотал. Военный косился на него с отвращением.

Алладину места не предложили — он сел за моей спиной. Зал находился, по-видимому, на крыше: его длинные стороны представляли ряд арок и колонн, густо увитых зеленью. В каждой арке стоял стражник — такой же остроглазый, как и мой сосед. За спиной самого султана, к моей радости, сидел кийну. Он и глазом не моргнул при моём появлении. Сэрва не было, как не было и Бабы Яги. Про последнюю было понятно: старуха сейчас сидела на женской половине и собирала слухи.

— Садись, о принц Дауд ибн Джамиль! Сегодня ты спас отраду моего сердца, сына и наследника Баязида, и через то сам стал моим сыном. Сыном старшим, и потому, пока Баязид не вошел в возраст царствования, и буде со мной что-то случится, ты будешь править Аграбой и всеми землями вокруг неё!

Присутствовавшие начали обмениваться недоуменными репликами. Визирь закусил губу до крови. Кажется, султан решил выманить на меня, как на живца, всех недовольных: я видела, как неслышной тенью скользит вдоль рядов кийну, запоминая всё дословно.

— О Повелитель! — бухнулась я в ноги Боруху. — Я недостоин такой чести.

— Если я говорю, значит — достоин, — султан в нарушение всех чопорных восточных правил приподнял меня за плечи и заставил сесть. — Не спорь со мной.

— Не смею, Повелитель, — кажется, дело табак. Борух решил быстро сплавить меня и успеть поужинать. Милые порядки.

К моему уху наклонился военный:

— Не знаю, кто ты на самом деле, принц, но ты не замышляешь зла, — его губы почти прижимались к моему уху, и я уж не знаю, что думали сотрапезники напротив. Но улыбались они мерзенько.

— А раз ты не замышляешь зла против султана, тогда не пей и не ешь ничего, что подаст тебе сосед слева.

— Кто он? — теперь уже я шептала на ухо офицеру, и улыбки гостей стали язвительнее.

— Он — колдун по имени Мутабор. Штатный отравитель визиря.

— Понял, — сказала я и слегка отстранилась, потому что мой доброжелатель и вправду слишком тесно прижался ко мне, да ещё обнял меня за талию. Руку его мне стряхнуть не удалось. Здесь все какие-то эмоционально-тактильные и романтично настроенные! Чересчур. Если бы посадили за стол женщин, это бы ещё как-то можно было оправдать, но сейчас… И тут я заметила давешнего деда в пяти халатах и в чалме ходжи. Он, выставя вверх сухие потрескавшиеся пятки, стоя на коленях, быстро что-то докладывал султану. Борух улыбнулся.

— До меня дошли слухи, о принц, что вы были очарованы голосом моей старшей дочери Лейлы? — султан и вправду не любит тянуть кота за хвост.

— Слухи не солгали, — сказала я, с ужасом чувствуя, как вторая рука офицера легла мне на колено.

— Что ж, всякой птице приходит пора вить гнездо, всякая степная лисица роет нору, так и человек ищет себе пару под стать. Союз наших государств мил мне, а храбрый и верный зять — опора трона…

— Безо всякого сомнения, — вякнул визирь, но Борух даже ухом не повёл.

— Вот и ещё одна причина, чтобы возблагодарить Всевышнего за ещё один день на земле! — султан поднял чашу, все последовали его примеру. И я — тоже. Из-за спины ко мне протянулась рука с кубком. Я посмотрела — колдун сидел, и будто молился с закрытыми глазами: ага, значит, можно. Но только я прикоснулась к кубку, как сосед, будто случайно, сшиб его на пол.

— Я же говорил, принц!

— Но колдун ничего не делал…

Офицер прыснул от смеха, и протянул мне свой кубок, предварительно из него отпив:

— Ты разве не заметил, что у руки, протягивавшей тебе вино, не было тела? Вот это пить безопасно. И меня, кстати, зовут Маариф аль-Сафиф, я — генерал гвардии Повелителя.

— Дауд ибн…

— Не рассказывай мне сказки, — отрезал Маариф, — для этого будет целая ночь.

На ночь у меня были совершенно другие планы, но рассказывать об этом генералу мне не хотелось. Тем более, что начался пир — чудовищный по своему размаху. Блюда сменяли одно другое, кто-то уже спал лицом в халву, но пятеро сидели как вкопанные: султан, визирь, колдун, генерал и я. Мы все зорко наблюдали друг за другом, да за нашими спинами шнырял кийну. Наконец, султан хлопнул в ладоши, и это послужило завершением застолья. Маариф помог мне подняться, потому как пятичасовое сидение на пуфике — не для слабаков.

— Вижу, седло привычнее вам, принц, чем место на пиру, — съязвил он. Я не ответила. Мне нужно было, чтобы и вояка, и колдун, который ходил за мной, как приклеенный, отстали. До времени встречи с лазутчиками в султанском дворце оставалось минут пятнадцать. Оставалось только одно:

— Маариф, у меня есть дело во дворце, мне нужно, чтобы ты задержал колдуна.

В глазах офицера мелькнуло понимание. Клянусь, он посчитал, что я хочу увидеть любой ценой прекрасную Лейлу, которая захватила мой ум. Это он оценил. И тут же принялся уговаривать колдуна выпить с ним и спеть какую-то песню о луне, прекрасной, как лик любимой. Колдун отнекивался и отбивался, а я, дернув за рукав кийну, быстро сбежала в ту часть дворца, в которой ещё не была, но представляла по рассказам Ануш. Кийну тоже знал дорогу. Наконец, мы спустились к темницам: все стражники, которых мы видели, мирно дрыхли. У решётки, рассчитанной на дракона, стояли Сэрв — уже в своём подлинном обличье и Яга. Мы обнялись.

— Все в сборе, — прошептала я. — Никого не отравили, не утопили и не казнили. Где наша золоторукая узница?

— Тут, — из темноты выступила девушка с длинной косой и рукой, обмотанной тряпками. — Я хочу пойти с вами.

— Нет, — покачала головой Яга, — руку отрубим — и разойдёмся.

— Мне есть, что вам предложить, — сказала девушка.

— И что же? — Сэрв уже расковырял замок и смазывал петли решётки, чтобы они не скрипели.

— Только я могу достать Двойной Клинок, а он вам пригодится, — пообещала девушка.

— И как же ты это сделаешь? — Яга была язвительна как никогда.

— Я попрошу, — спокойно ответила узница. — Мариды — мои родные братья.