Наследница Ильи Муромца

Глава 19. В гробу я видала эту вашу рыбу!

— И какого рожна ты взбесилась? — разбудил меня язвительный голос над ухом. По ощущениям, я ехала куда-то в тряской телеге.: голова болела, всё тело ломило, руки и ноги отнялись, как после большой пьянки. И глаза открывать тоже не хотелось.

— Так ты мне ответишь, или нет? — продолжал занудствовать голос.

— Отстань, бабка, — сказала я. Или не сказала, потому что губы у меня тоже, вроде как, не шевелились. Да и ладно.

— Я не бабка.

— А кто, дедка?

— Я поляница, дочь Ильи Муромца. Это в моём теле ты сейчас сидишь и калечишь его почём зря.

— А-а, психологическая травма… Чувство вины. Разговариваю, значит, сама с собой.

— Да с какой собой! — вспылил голос. — Говорю же тебе — я Полина-поляница! Мы с тобой уже говорили: помнишь, когда я тебе подсказала в избе Бабы Яги, где меч взять? Это я. И когда ты в медвежьей шкуре обреталась — тоже помогала. И все те случаи, когда ты думала, что в тебе говорит голос разума, — это была я.

— Почему это?

— Да потому что у тебя самой мозгов нет! — поляница расхохоталась так, что у меня голова затрещала.

— Я вообще-то библиотекарь, и знаю побольше твоего! — мне стало обидно, что какая-то деревенская девчонка из средневековья, ещё и мёртвая, меня поучает.

— Да ну? А как коня оседлать знаешь? Нет, это я твоими руками вожу. Ездить верхами, может, умеешь? Нет. Мечом владеть… ну ладно, тут у тебя рука набита, это видно. Ни траву целебную найти, ни похлёбку сварить, ни костёр развести, ни из лука стрелять… Библиотекарь. Да ты с голоду помрёшь, или тебя зайцы в лесу насмерть загрызут умную такую!

— Знания ещё никому не мешали!

— Так то знания, а то ерунда какая-то. Я у тебя в памяти порылась: что такое «сельдерейный смузи с киви и мятой» хотела узнать. Узнала, и даже картинки увидела и вкус почувствовала, он у тебя в памяти остался. Как только не стошнило?! И так во всём. Ты вот книгу читала «Пятьдесят оттенков серого», помнишь сюжет?

— Смутно, — ответила я, потому что книга-то средняя, нудная и оторванная от реальности больше, чем любой томик серии «Шотландская принцесса в объятьях пирата».

— Ага, смутно! Твоя память хранит все страницы этой книги, каждую строчку и запятую. Я аж вспотела, пока читала, — голос поляницы был одновременно смущённым и возмущённым.

— Не надо было и читать, чего мучилась? — нестерпимо зачесался левый бок, мне захотелось перевернуться, но конечности не случались по-прежнему, и глаза не открывались.

— Соседка, — обратилась я к своей тёзке, — раз уж мы с тобой в одном теле, и я, кажется, заработала себе паралич, может, ты мне ответишь на несколько вопросов?

— Могу и ответить, с готовностью согласилась Полина-поляница. — Только насчёт паралича ты ошибаешься. Понимаю, что ты имеешь в виду: отец мой, Илья, был в таком состоянии — расслабленный называется — тридцать лет и три года, три месяца да три дня. Мне ли не знать? Все уши прожужжал. У тебя не то совсем.

— А что? — испугалась я. — Я в коме? И в своём мире в коме, и в твоём? Выбила двойное комбо, называется…

— Нет, и не кома. Просто когда ты камень-то подняла в помрачении рассудка, тебя Путята сзади по голове суком древесным, апельсиновым, ударил. Чтобы себя не поранила, да и никого больше. Ты камень-то сронила, и сана упала как подкошенная. Бабка тебя сразу зельем каким-то напоила, чтобы, значит, ты себя недвижимо вела, как бревно. А Сэрв морок навёл, так что едет сейчас вместо тебя в телеге гроб с телом старичка одного, который от лихоманки да трясучки как бы помер. Или от огнёвки, но всё равно заразно и близко никто не подойдёт. Остальные играют роль твоих убитых горем родственников.

— А куда мы едем-то?

— Как, «куда»? С того момента, как кони вас бросили, и чтобы султанская стража маридов вас не догнала, вы как возможно быстро направляетесь в город колдунов Магриб. Всадников Боруха на время задержит река, но он вот-вот узнает, что был украден Двойной Клинок, и пошлёт за вами других охотников — львов пустыни, сарацинов, возглавляемых самым жестоким из них — Макрухом.

— Погоди, но сарацины же это просто кочевники, бедуины….

— Пусть бедуины. Но им нет равных в выслеживании беглецов. Макрух может увидеть след змеи, проползшей по песку три часа назад, определить её пол, возраст и размер. У него глаз сокола и лапа тигра. Поэтому попадаться Макруху вы не должны ни в коем случае. Последнему беглецу, укравшему всего-навсего динар из сокровищницы султана, Макрух сделал браслеты и воротник из его собственной кожи…

— Макруха?

— Я сказала «своей»? Я сказала — «его». Из кожи беглеца.

— Это как?

— Тебе лучше не знать.

— Хорошо, оставим в покое вопросы таксидермии. Что за трясучка и лихоманка, которыми я, якобы, болею?

— Обычные болезни такие… — Полине-полянице явно не нравился этот разговор, но у меня было преимущество: как ни крути, а Ильинична сидела в той же голове, что и моё сознание, но при этом телом-то управляла я! Да, это было по факту её тело, но я же не просилась порулить этой тачкой типа «УАЗ-буханка».

— Так расскажи!

— Ну что… Сначала у человека открывается лютый понос. Потом ссыхается кожа, нутро, не хватает воды даже на слёзы, а кровь становится густой и вязкой как малиновое варенье. Мясо начинает рваться само по себе…

— Какое мясо?

— Ну «мышцы» по-твоему… Просто сами по себе рвутся мышцы по всему телу, и это очень больно. Пара-тройка часов, и человек становится трупом, наподобие этого вашего Путяты.

— А что, Путята умер от лихоманки? — с испугом спросила я, представив, что всё это время мы таскали с собой носителя холерного вибриона.

— Да нет! — рассмеялась поляница, и махнула бы рукой, но рук у неё сейчас и не было. — Его копьём сзади проткнули. Лучший друг, Васята. Только Путята об этом даже не подозревает. И мечтает вернуться домой к жене, да только тот же Васята на ней женился, силком почти: вдову уговорили замуж за новой выйти — мать, да три сестры-нахлебницы. Васята, чай, богат, а эти любят вкусно есть, да сладко пить…

— Откуда ты это всё знаешь то?! Ой! — телегу тряхануло на кочке, и я, хоть и говорила мысленно, язык прикусила по-настоящему.

— Так я дух. С другими духами общаюсь, весточки из родных земель иногда приносят. В общем, Путяту так просто убили, из зависти. А дед, которого везут в Магриб, — ты, то есть, — заразился, якобы, в мангровых лесах Сундарбана.

— Это где? — разговор с самой собой мне порядком надоел, но что вы прикажете делать, если руки-ноги свело судорогой, ни рот не открыть, ни пальцем не пошевелить?

— Сундарбан-то? Это в Индийском царстве, правит которым царевич Иоасаф. Представь — на берегу океана лежит бескрайнее болото, всё укутанное туманами, и на нём растут огромные деревья с тысячей стволом-корней… Жарко, влажно…

— Спасибо, я смотрела «В мире животных» выпуск про этих, как их… Обезьян-носачей. Очень смешные звери, у них вместо носа — хвост бобра.

— При чём тут хвост бобра! Там в тумане ходят страшные болезни, и ты, то есть дед, который ты, оттуда эту болезнь и привёз. Но важно другое: чтобы вас не убили в Магрибе на входе, а встретили ласково и дали пожить хотя бы неделю, мы пустили с помощью джинна слух, что дед — то есть ты, нашёл в Сундарбане огромный клад, в котором было несколько волшебных вещей из сокровищницы царя Соломона. Только при тебе их нет.

— И толку им? Дед-то, якобы, умер.

Поляница явственно вздохнула у меня в голове, где-то в районе правого виска:

— И как ты дожила до своих лет? Магриб — город колдунов. Там поднимут любого мёртвого, расспросят и обратно уложат. Даже такого, как ты.

— В смысле, «как я»?

— Уши повисли! Твои спутники положили тебе в гроб куски рыбы, так что воняешь ты натурально и отвратно: даже Путята идёт в трёх шагах, а у ж он-то и сам труп, — Полина захихикала и внезапно пропала.

— Эй, алё! Поля! Стой, я хотела ещё про Илью Муромца поговорить…

Поляница вернулась как проблеск молнии:

— Не время сейчас, — и снова исчезла. Почему? Капризная девчонка! Но ухо уже улавливало какой-то внешний сумбур, кто-то бранился и орал, и я прислушалась: если уж Полина решила замолчать, то дело, видать, серьёзное.

-…твою распротак! — ругалась бабка на кого-то. — Не видишь, супружника моего волокём хоронить на родину предков, в Магриб.

— Так он серый, не чёрный, — увещевал старую бархатный баритон. — Отродясь не было на нашей земле светлокожих людей, кроме нас берберов-туарегов. Остальные - чернокожи: мавры, абиссинцы, да нубийцы. На севере, правда, есть длинноносые и бледные жители Сардинии и Сицилии, но что они против нас? А арабов тут не водится. Мы не лезем в дела Аграбы, она не лезет к нам.

— Но муж дал обет вашему эмиру Осейла, что привезёт сокровища Соломона!

— А тебе, старуха, какое дело до обетов твоего мужа? Ты не жительница Магриба.

— И слава Перуну, — проворчала Баба Яга в сторону, — вот ещё: добровольно жить в стране чернокнижников и чародеев!

— Что ты говоришь, женщина?

— Ничего. Жалею, что не жила в Магрибе.

— Я так и понял, — смягчился голос. — Ладно, кто с тобой?

— Это вот мой сын, — сказала бабка. «Кийну, — сделала я зарубку на память».

— Телохранитель моего покойного супруга, его слуга, поднятый из мёртвых, да пленный воин-кочевник, которому муж отрезал язык. Он служит у нас конюхом.

«Стало быть, Маариф, Путята и Алтынбек, — посчитала я. — А как же джинн? Его, наверное, загнали в бутылку или лампу, как обычно делается в восточных сказках. То остаётся ещё цыган…»

К такому же выводу, посчитав караван по головам, пришёл и настырный бархатный голос:

— А это кто?

— Брат моего мужа… Отец его поздно завёл ребёнка от юной наложницы, вот он и родился с таким горбом, колченогий и неуклюжий. Поклонись, Али!

«Ага, вот и Сэрв! Но почему горбатый и хромой?» Образ горбуна из Норт-Дама так и заплясал перед моими глазами. В таком составе мы действительно не представляли никакой опасности для магрибских колдунов: пацан, два трупа, один из которых — живой, раб, калека, старуха и единственная боевая единица — Маариф. Но не сомневаюсь, что и его подправили: например, нарастили пузо или состарили. К такому же выводу пришёл и пограничник.

— Ладно. Я чувствую, что за вами погоня, а раз эмир Осейла желает получить сокровища, а вы желаете его отдать, то не вижу причин делиться с чужаками. Думаю, что эмир даст вам возможность мирно дожить свои дни на задворках эмирского дворца, получая объедки с кухни и обноски из гарема.

— И это очень щедро! — польстила Баба Яга.

— Тогда поторопитесь, — в баритоне зазвенели стальные нотки. — Минут через двадцать-тридцать моему отряду придётся вступить в бой со львами пустыни — я чую запах их ярости. Бегите!

— Чего не сделает человек ради золотишка, — съязвил Сэрв, оказавшийся рядом. — Фу, ну ты и воняешь, старый хрыч! Кхе!

И ушёл, оставив меня в полном одиночестве. Телега затряслась сильнее — мы спешили убраться с поля боя.

— Хочешь, покажу тебе картинку сражения? — поляница снова возникла у меня в голове. — Я подсмотрела штуку, которая называется «телевизор». Могу так же. Ах, как я люблю звон мечей, крики, кровь, горячку битвы!

— Кровожадная ты, подруга, — внутренне ухмыльнулась я. — Но против кинишка не возражаю.

И сразу, без предупреждения, передо мной развернулась страшная картина жестокой бойни: львы пустыни окружили того самого обладателя бархатного голоса и четверых его спутников. Силы были не равны — один к трём в пользу убийц из гвардии султана Боруха. Мне стало страшно.