Наследница Ильи Муромца

Глава 7. Освободить демона? Да раз плюнуть!

Толпа замолкла с нашим последним «звеньк»: торговцы перестали нахваливать баранки, свечи из сала мертвеца и колья для убийства вампиров, покупатели — ругаться из-за украденного кошелька. Вороны и то перестали каркать на возах с мясом. И в этот миг тишины раздался лёгкий шелест: это высокородный Давиул стал на своём столбе во весь рост, и золотая парча его одеяния противно зашуршала. Давиул огляделся вокруг, как если был зрячим, и кинулся вниз. Я ахнула, представив, как разбивается у подножия столба его тело: в кровавые капли, мелкие костяные осколки и обрывки золотой ткани.

— Вззуии! — это запел ветер в перьях широких золотых крыльев, которые раскинул царь Давиул. Нет, он не разбился — он спланировал вниз, подобно орлу, и крепко ударил о землю подошвами своих сандалий, тоже, казалось, сделанных из чистого золота. Ростом Давиул оказался метра два с половиной, не меньше. Полметра добавляла золотая же шапка, словно скленная из треугольных монет. Окладистая чёрная бородища, абсолютно белые глаза без зрачков, толстые пальцы, покрытые чёрными волосами, — все в перстнях с драгоценными камнями. Одежда Давиула тоже была не средней: что-то вроде младенческой распашонки сверху, а снизу — широкая юбка колоколом и передник до земли. И всё из золотой парчи. Как у Давиула ничего не чесалось от этой ткани, — непонятно. Крылья его не были полностью золотыми: те перья, что побольше, на кончиках будто кто окунул в чёрные чернила, а те, что помельче, были присыпаны серым пеплом. На одежде Давиула красовались несколько треугольных чёрных пятен, будто он гладил свои роскошные одежды, да забыл утюг, — вот и остались подпалины. Но величия Давила это не портило: он внушал почтение, ужас, страх и неясное желание попросить прибавку к зарплате. Все, кто был на площади, бухнулись на колени. Кроме нас.

Царь молчал и смотрел куда-то вдаль. И тут начальник стражи, сержант Фетюк, доложил:

— Ваше высокородие, в город вошёл вот этот балаган, а в нём…

— А я и сам знаю. Воняет лошадьми, коровой, козлом да медведем — это понятно. Бабка старая тут есть, лекарка, потому как несёт травами. Воняет цыганом: сапоги, дёгтем чищенные, конский пот и лукавство. Кочевник один, а то и двое. Полукровка… Оборотень, что ли? Вот и вся компания. Правда, ещё что-то чую, но понять не могу. Детский дух, вроде, а детей нет. Поройтесь-ка в их колымаге!

Орон было вскрикнула, до Сэрв зажал ей рот рукой.

— Аа-а, бабий крик… Ищите лучше, — приказал Давиул и ощерил зубы, тоже оказавшиеся золотыми.

— Нету ту ничего особого, — доложился Фетюк. — Три идола домашних, старых уже. Тряпки всякие. Меха, на вид — дорогие. Ещё сундучок с украшениями.

— Сюда неси! — приказал Давиул.

Орон обмякла, успокоилась. А Сэрв наоборот — встревожился: никакого сундучка он в кибитке не видел.

— Вот, ваше высокородие, — Фетюк поставил на землю перед царём невеликий коробок из липы, что ли, почерневший уже весь, с обломанными завитками украшений: то ли виноград, то ли просто листья.

— Открывай! — сержант начал выкладывать на землю то, что доставал. Было в сундучке две нити дешёвого речного жемчуга, монисто из бронзовых лепестков, горсти две браслетов из тонкой проволоки, колечки латунные да серебряные, подвески в уши и на лоб, тоже цены невеликой. А в конце достал перстень, явно на мужской палец: толстый, из чёрного оникса с фиолетовым отливом и буквой невиданного алфавита. Вырезанной прямо в камне.

— Печатка на мужской палец, золотой, камень чёрный да синий, с узором глубоким, — возгласил Фетюк.

— А ну, дай-ка сюда, — и Давиул протянул руку, ногти на которой были прикрыты золотыми пластинами так, что напоминали орлиные когти. — Давай, давай, бестолочь!

Едва пальцы Давиула коснулись перстня, он вздрогнул, а потом, повернувшись к нам, заорал:

— Откуда ЭТО у вас?

«Заорал» — это слабо сказано. Это я заорать могут, а давиуловы слова сначала взлетали в небо, а потом многопудовыми глыбами падали на землю, от чего произошло несколько землетрясений. Мы не удержались на ногах и попадали. Да и те, что стояли на коленях — тоже. Оторвалось от столба и упало в пыль одно из бронзовых колец на центральном столбе, а у пары ярмарочных палаток просели деревянные крыши.

— Не знаем мы, — слабо прошептала Орон. А кому было отвечать? В её кибитке нашли перстень-то.

— Забрал бы я его своей властью, да не могу! — продолжал грохотать Давиул. — Что хочешь за него?

— Проси, чтобы отпустил он нас из Города Грехов целыми, невредимыми, со всем скарбом, скотом и спутниками, да прямо сейчас, — зашептала бабка.

— Отпусти нас, великий, со всеми спутниками и скотом прямо сейчас, да невредимыми, — повторила Орон.

— Да будет так! — прогрохотал Давиул, и всплеснул крылами. — Невелика цена за перстень Соломона, что все печати открывает и все пути! Кончилось моё заточение в Городе Грехов, пора возвращаться в Град Серебряный!

Нас ударило ветром такой силы, что не устоял никто: закувыркались мы, покатились кубарем, а ветер всё поддувал, и поддувал. В итоге я не могла рассмотреть ничего, кроме собственных чёрных медвежьих пяток, клубов пыли и ярких полосок лент, мелькавших то тут, то там. Когда всё кончилось, сказать было решительно невозможно: час, два, пять минут, три года? Я огляделась вокруг: опа, и где это мы? Вокруг простиралась пустыня, покрытая белым мелким песком, без единого деревца. Небо, выцветшее и почти такое же белое, было залито солнечным светом практически равномерно. Лёгкий ветерок шевелил верхушки барханов, сдувая песок, который тут же укладывался на соседний бархан. Мои спутники в разного рода позах валялись неподалёку, включая корову. А вот кибитки не было. Не было ни сёдел, ни оружия, ни верхней одежды: все были в исподнем, исключая разве что Бабу Ягу — на её тряпки не польстился великий Давиул.

— Понятно, на чём он сколотил состояние и в золотишко приоделся, — кряхтя, сказала Баба Яга. Кряхтя, потому что пыталась подняться самостоятельно, но песок был так мелок и текуч, что её всё никак не удавалось опереться на него. Вытащил Ягу Алтынбек, на котором из всех шмоток остались только кожаные штаны. Кийну, видимо, не удалось сохранить и этого, потому как срам он прикрывал одним из бархатных флажков, ранее болтавшихся на кибитке.

— Вот ворюга высокородный, — продолжала бубнить Яга, пока чёрт приводил Орон в чувство. — Я-то сразу поняла, кто он такой! Давиул, ага, как же!

— А кто же он? — спросил Сэрв.

— Почти наверняка — Принц Ада из иудейского пантеона, один из Семи, тех, кто пошёл за Падшим. Великий учёный, если можно так сказать. Был им, пока Ад не изменил его полностью, и не превратил в демона. Его давно заточили в Городе Грехов, несколько тысяч лет тому назад…

— А за что?

— Он был настолько самонадеян, что создал две вещи, могущие изменить ход времени и истории, — пояснила Баба Яга, а я навострила уши: ход времени и истории! Найти это вещи, и можно вернуться домой безо всяких условий и квестов, которые мне наверняка приготовила судьба в этом мире. А я вот не хочу выполнять задания и шляться по задворками Руси в шкуре медведя. Пристрелят и пустят на жаркое, к бабке не ходи! Так, что там Яга ещё говорит-то?

— Давиул этот наш, а настоящее имя его — Мамьюн, придумал и с другом своим Мальсибером создал Десницу Судьбы и Двойной Клинок. Двойной Клинок штука, на самом деле, простая: с одной стороны у него — дамасская сталь, которая убивает всякого смертного, а с другой — сталь небесная, с добавлением крови бога, слёз архангела и пепла из костей ангела. Надо сказать, что по легенде Мамьюн для этой цели ранил отца, якобы случайно, растрогал Михаила-архангела и отрубил ногу одному из ангелов Святого Легиона с его же согласия — тот потом присоединился к войску Ада. Эта сталь убивает всякого бессмертного. Говорят, даже наши боги — Велес, Даждьбог, да и прочие, — клинка этого опасаются. Но его никто не видел, так что вряд ли он существует.

— А Десница Судьбы?

— Это вот совсем другое дело. Она существует, и её я и сама видела. Это золотая рука, прикосновение которой полностью меняет твою жизнь и судьбу, но никогда не знаешь — к добру или к худу. Всё зависит от того, что ты чувствуешь в этот момент, и о чём думаешь. Так вот один из величайших колдунов нашего мира, Светомир, прикоснулся к этой руке, да и превратился в мышь!

— И чего? — встрял голый кийну. Умудрился задать вопрос одним мычанием и помахивая левой, не занятой, рукой.

— А ничего. Помер через полтора года в клетке у меня в горнице сидючи. Мышь — она мышь и есть.

— Так, а выглядит эта Десница Судьбы как? — не унимался Сэрв. Я пыталась вычесать песок из ушей, а Орон так и валялась в обмороке.

— Как… как десница и выглядит, рука, то есть. Была там одна девица распутная, Эль, сохла всё по Мамьюну. Он ей — раз она такая вся влюблённая и к самопожертвованию готовая — руку отрубил, а вместо нее приделал золотую. Но не учёл одного — случая. Девица первым делом этой рукой поправила причёску, жизнь её стремительно изменилась, и она от Мамьюна сбежала. Потому что, во-первых, разлюбила его, а, во-вторых, забыла кто он такой вообще. А вот рука болела, и почему она болела — она тоже помнила. Сколько уж потом раз она касалась себя и других Десницей Судьбы, никто не знает. И Мамьюн не знает. Сначала-то бы он Эль эту нашёл, да его за преступления заперли в Город Грехов этот. А теперь, спустя тысячелетия, пойди, отыщи след… Но что он искать будет и Клинок, и Руку — это точно.

— А как он их искать будет, он же заперт в городе? — встрял Алтынбек.

— Эх, морда твоя басурманская! Мы ж ему ключик принесли на блюдечке серебряном: перстень царя Соломона, что все двери открывает. Будьте уверены, Давиул уже смазал лыжи и теперь отмечает в Небесном граде своё освобождение. Сегодня ещё поотмечают, а завтра он искать помчиться. И если мы хотим Давиула, то есть, Мамьюна, злокозненного опередить, то надо торопиться… Кстати, а где это мы?

— Вовремя вопрос задала, мудрая старуха! — Алтынбек показал на сложную конструкцию из каких-то палочек (и где нашёл?!) и ремешков. — Далеко мы от Руси-матушки…

— Матушки? — фыркнула старуха. — Орда тебе матушка, батюшка!

— Одно есть. Не будем спорить, — сказал Алтынбек. — Слыхал я, что там, где мы сейчас, находится чудная земля Аравия, а в Аравии есть город Магриб. Вот примерно в трёх днях пути по пустыне мы и есть.

— Да ты с ума съехал?! — вскипела бабка. — Какие три дня? У нас воды нет, еды нет, корова, вон, до сих пор встать не может, наверное, ногу сломала. Хорошо, лошади есть, да они в таком песке по бабки тонут! Три дня! Легче сразу лечь, да помереть…

Я засмеялась. Уж больно смешно прыгала Яга вокруг сухого, невысокого, бледного Алтынбека: оказалось, что это только лицо у него загорело до черноты, да руки. А тело век не знало не только бани, но и солнца.

— Чего ржёшь, бесстыжая! Хоть прикрылась бы, поляница!

— В смысле? — спросила я. И — ой! — вернулся мой человеческий голос.

— В коромысле. Голая на песке сидишь, ежели кепки и платочка на шее не считать…

И вправду: песчаная волшебная буря, которую поднял Давиул, сдула с меня не только надежду на возвращение домой, но и медвежью шкуру. Бабка сжалилась: сняла с себя опять платье в дырку и дала мне. К счастью, дырки приходились не на стратегически важные места, и я стала выглядеть весьма пристойно. Правда, солнце жалило в прорехи, но лучше уж прорехи, чем по пустыне голышом разгуливать. Главное, что плечи и спина прикрыты.

— А где мы? — раздался слабый девичий голос. Это очнулась Орон. Сэрв даже чмокнул её в лоб от избытка чувств.

— Идём в город Магриб! — сказала Баба Яга, подавая нам знаки, мол, так и было задумано, и в Магрибе нас чуть ли не ждут.

— Хорошо, — прошептала Орон слабым голосом. Она подёргала рукава нового платья, которое ей спроворил чёрт: белого с голубыми полосками. Иллюзия, конечно, но лучше, чем ничего.

— Пить хочется… — бабка развела руками. А потом разверзлись глубины ада:

— Где мои девочки-дочки? — спросила Орон.

Мы переглянулись. И тут Орон закричала.