Не жалея ни о чем

ГЛАВА 24

ОЛИВЕР

Ханна не смотрит на меня.

И я не могу перестать пялиться на нее.

Я в двадцатый раз проворачиваю запонку в отверстии над запястьем, нуждаясь в каком-то выходе для всей нервной энергии, бурлящей внутри меня.

Предполагалось, что это будет особенный вечер. Свадьба человека, которого я считаю настоящим другом, рядом с женщиной, которой я, кажется, не могу насытиться.

Но с тех пор, как Ханна вернулась из магазинов, она ведет себя так, будто мое присутствие доставляет неудобства, и я не уверен, как с этим справиться. Что это значит. Все, что я знаю, это то, что я ненавижу ее внезапное безразличие. Я чувствую себя ребенком, который дуется, потому что мне уделяют меньше внимания.

Я всегда чувствовал, что Ханна была либо подстрекательницей, либо добровольной участницей в том, что произошло между нами. Мы женаты, но мы никогда не были парой. Мы в процессе развода, но в настоящее время живем вместе.

Мой большой палец трется о шероховатую поверхность моей запонки. Это моя любимая пара, один из немногих подарков от моего отца, которые мне действительно нравятся. В центре изображен Юлий Цезарь, по краю которого нарисованы veni, vidi, vici.

Пришёл, увидел, победил.

Они кажутся неподходящими. В данный момент я скорее побежден, чем одержал победу.

Я украдкой бросаю еще один взгляд на Ханну. Она смотрит в окно, совершенно неподвижно, аккуратно сложив руки на коленях.

С этого ракурса вырез ее платья немного приоткрывается. Я вижу изгиб ее левой груди. Мой член подергивается в моих обтягивающих штанах, когда я вспоминаю, как она выглядела, стоя в коридоре с обнаженной грудью. Алый румянец, пробежавший по ее коже, когда она поняла, что я смотрю.

Ранее я слишком долго стоял перед комнатой для гостей, слушая, как вода журчит по трубам, и уставившись на закрытую дверь. Чувствуя себя незваным гостем в собственном доме. Разрываюсь между тем, чтобы почтить очевидное желание Ханны, чтобы ее оставили в покое, и колотить в дверь, требуя, чтобы она сказала мне, что изменилось за те несколько часов, что ее не было.

В итоге я уставился на нее, пытаясь прогнать клубок страха, который появился, как только я понял, что она предпочла собираться в одной из гостевых комнат вместо моей. Свинцовая тяжесть сидит у меня в животе.

Если она будет спать там сегодня ночью…

Это не должно меня беспокоить. Но беспокоит, раздражает. Есть миллион других вещей, на которых я должен сосредоточиться и о которых должен думать. Но все, что я могу видеть, это она одетая в сине-зеленое платье, которое прикрывает все, но при этом является самой сексуальной вещью, которую я когда-либо видел.

— Что-то не так? — Это облегчение — наконец произнести нужные слова, после того как ты постоянно их обдумываешь.

— Нет. — Она по-прежнему не смотрит на меня. И эта боль ноет, как удар по реальному синяку. Я бы предпочел, чтобы она кричала, чем игнорировала меня. По крайней мере, я бы имел некоторое представление, о чем она думает.

— Один.

Наконец, она поворачивается ко мне лицом. Зрительный контакт застает меня врасплох.

Мне больше всего нравится смотреть на Ханну, когда она обнаженная, со спутанными волнами на лице, в моей постели. Но сегодня вечером она выглядит потрясающе, душераздирающе красивой, и я должен был сказать ей об этом раньше.

— Что? — спрашивает она.

— Я подсчитываю количество лжи, которую ты мне наговорила.

Если она и врала мне раньше, то не была такой очевидной.

Ее глаза сужаются, но синий цвет по-прежнему интенсивный и поглощающий. Подавляющий. И изменчивый. Они напоминают мне небо, где всегда можно увидеть что-то разное. Облако, или буря, или радуга.

Машина останавливается. Я бросаю взгляд на каменного льва, который охраняет вход в библиотеку. Тысячи свечей были расставлены на ступеньках, ведущих от тротуара к дверям, мерцая в угасающем свете. Как только полностью стемнеет, это будет ослепительное зрелище.

Я открываю дверь лимузина и выхожу, делая глубокий вдох, пока в последний раз поправляю свои запонки. С этого момента я не буду проявлять никаких нервозных привычек. Я уже чувствую, как внимание переключается в нашу сторону, мои плечи напрягаются, когда я приклеиваю на лицо фальшивую улыбку.

Я подхожу к другой двери, качая головой водителю, когда он тянется к ручке. Он мгновенно отступает назад, слегка склоняя голову.

Ханна не ожидала, что именно я открою ей дверь. Я наблюдаю, как ее изящная шея напрягается, прежде чем она берет себя в руки и хватает меня за руку, шелк ее платья обнажает икры, прежде чем он падают свободным водопадом.

— Спасибо, — говорит она.

— Не за что.

Ханна берет меня за локоть, когда мы поднимаемся по лестнице, ее равновесие шатко на неровном камне.

Я ничего не могу с собой поделать.

— Может, тебе стоило надеть балетки.

— Может быть, тебе стоит перестать критиковать мой наряд, — парирует она.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы скрыть улыбку.

Сотни людей толпятся в огромном вестибюле.

Первая пара, которую я вижу, — это мои брат и невестка.

И поскольку мы Кенсингтоны, все пялятся.

Мышцы моих плеч напрягаются под сшитыми на заказ швами моего смокинга.

— Ты в порядке? — Шепчу я Ханне.

— Прекрасно.

— Оливер!

Я поворачиваюсь и вижу приближающегося Чейза Андерсона с широкой улыбкой на лице, когда он пожимает мне руку, а затем хлопает по плечу. Его жизнерадостность заразительна, она немного смягчает мою напряженную позу.

— Как ты, черт возьми, поживаешь, чувак?

— Неплохо, — отвечаю я. — Я видел, как вы вышли в плей-офф, поздравляю.

— Спасибо. Мне нужно успеть на обратный рейс в Детройт сегодня вечером, но я не мог пропустить свадьбу Гарретта. — Он бросает взгляд на Ханну. — Привет, красотка. Я не думаю, что нас когда-либо представляли.

Я смотрю на него, моя рука автоматически находит поясницу Ханны. Жар ее кожи обжигает мои пальцы, разделенные лишь тонким слоем кружев, которые я застегнул ранее.

— Мы не знакомы. Но я помогала вести переговоры о переводе Конора Харта, так что, поскольку именно он забил гол в овертайме в ворота «Чикаго», мы рады предоставить вам шанс побороться за Кубок.

Чейз моргает, глядя на Ханну, нехарактерно потеряв дар речи.

— Ты агент? — наконец он спрашивает.

— Не совсем. Я просто работаю в спортивном агентстве.

— В каком?

— Спортивное агентство «Гарнер».

— Черт. — Чейз присвистывает, выглядя впечатленным.

— Чейз! — Появляется женщина средних лет, в которой я узнаю миссис Андерсон, ее браслеты позвякивают, когда она размахивает руками. — Предполагается, что ты помогаешь своему брату собираться.

— Он взрослый мужчина, мама. Что я должен делать?

Она качает головой.

— Не быть здесь, пить и общаться. Уходи!

Чейз осушает стакан с тем, что, как я предполагал, было водой, но теперь догадываюсь, что это водка, затем поднимает его в приветственном жесте.

— Приятно было повидаться, Оливер. Приятно познакомиться с тобой, Блондиночка.

Мать Гарретта сжимает мою руку, улыбается Ханне, а затем следует за своим своенравным сыном.

Я бросаю взгляд туда, где раньше стояли Крю и Скарлетт. Они все еще на том же месте, напряженно разговаривают. Спорят, зная их.

В переполненном вестибюле им отводят широкий круг, все бросают на них благоговейные взгляды исподтишка, но не осмеливаются приблизиться к паре, считающейся королем и королевой Нью-Йорка.

Крю поднимает голову и встречается со мной взглядом, кивая в знак приветствия, прежде чем его глаза скользят к женщине, стоящей рядом со мной. Скарлетт следит за его взглядом, и затем мы все смотрим друг на друга.

— Мы должны поздороваться.

— Мы должны, — соглашается Ханна.

Моя рука остается на пояснице Ханны, пока мы прокладываем себе путь сквозь толпу к моим брату и невестке.

Крю одет в смокинг, как и я. Скарлетт одета в яркое красное платье, которое облегает ее, а затем резко расширяется в талии.

Я открываю рот. Но неожиданно первой заговаривает Скарлетт, обращаясь ко мне.

— Ты хорошо выглядишь, Оливер.

— Ты тоже. — Я убираю руку со спины Ханны, чтобы наклониться и поцеловать ее в щеку, затем пожать руку Крю.

— Рад тебя видеть, Ханна, — говорит он, целуя ее в щеку так же, как я приветствовал Скарлетт.

Наблюдая за их взаимодействием, я испытываю чувство облегчения и привязанности. Я не знаю, как бы я отреагировал, если бы Крю пришел на мероприятие с женщиной, с которой у меня была история. Это неудобная ситуация для всех, и я ценю, что мой брат ведет себя так, будто это не так.

— Я тоже рада тебя видеть, — отвечает Ханна. Я наблюдаю, как она делает глубокий вдох, затем смотрит на Скарлетт. — Привет, Скарлетт.

Скарлетт наклоняет голову, ее глаза перебегают с Ханны на меня, как будто мы головоломка, которую она пытается разгадать, или карта, по которой она пытается следовать.

— Привет, Ханна.

Я редко беру с собой пару на подобные мероприятия. Обычно я рассматриваю их как возможность общения, которое большинству женщин надоедает или вызывает неприязнь. Так что сегодня вечером другая динамика, которая не имеет ничего общего с Ханной. Крю и Скарлетт никогда не общались с женщиной, с которой я встречался.

Вестибюль начинает пустеть, другие гости проходят в центральный зал, где должна состояться церемония.

Я хватаю Ханну за руку, сжимая ее в молчаливом знаке поддержки.

— Мы должны пойти занять наши места. Увидимся, ребята, на приеме?

Я ловлю кивок Крю, прежде чем мы отворачиваемся, следуя за толпой в круглое помещение, украшенное сотнями цветов. Алтарь установлен в самом центре, его окружают ряды кресел. Это далеко не так экстравагантно, как свадьба Крю и Скарлетт. Но их бракосочетания были намеренно спланированы так, чтобы их невозможно было превзойти. Никто не занимается регентством так, как члены королевской семьи.

Множество людей приветствуют меня по имени, когда мы проходим мимо, бросая на Ханну любопытные взгляды. Она держит себя в руках, пока мы идем по среднему ряду, болтая с Дженнифер Робинсон, когда та садится с другой стороны от нее.

Я просматриваю программку, которая была оставлена на моем месте. Поскольку ни у Сиенны, ни у Гарретта не было свадебных торжеств, это просто описание церемонии. Короткое, поскольку церемония без венчания.

Вся окружающая болтовня стихает, когда знакомое звучание канона Пахельбеля заполняет огромное пространство. Гарретт ступает на алтарь, глядя на построенный проход.

Почти все оборачиваются, чтобы посмотреть, как Сиенна идет к нему. Но я сосредотачиваюсь на Гарретте, близком друге, который собирается взять на себя обязательство, которое, технически, я уже взял.

Какой бы алкоголь или наркотики я ни употреблял в Вегасе, они полностью стерли мои воспоминания о женитьбе. Или, может быть, я просто не хочу вспоминать. Может быть, проще притвориться, что это решение принял кто-то другой, совершенно отдельный от меня.

Но я смотрю на Ханну и могу представить это идеально. Могу представить, как она идет ко мне, одетая в белое, так отчетливо, что я задаюсь вопросом, воспоминание это или что-то менее существенное. Какое-то туманное, мечтательное состояние.

Сиенна сияет, когда подходит к Гарретту. Я не замечаю никаких деталей относительно ее платья или вуали, но внимательно изучаю выражение ее лица. Стану свидетелем счастья, которое кажется неподдельным. Интересно, о чем она сожалеет. Если сожалеет вообще.

У меня длинный список, но Ханны в нем нет. Не могу сказать, что я бы ничего не изменил. Весь стресс и неуверенность последних нескольких недель, с тех пор как я проснулся женатым на незнакомке, были нежеланными. Но благодаря им я оказался здесь. По-моему, не слишком высокая цена.

Как только церемония заканчивается и молодожены вместе идут по проходу, все встают, чтобы направиться в зал для приемов. Это длинное прямоугольное помещение с множеством столов, протянувшихся от одной стены до другой, с танцполом и сценой, установленной у самого входа.

Официанты в униформе бесшумно передвигаются по залу с закусками, а во всех четырех углах установлены бары.

— Хочешь выпить? — Я спрашиваю Ханну, это первые слова, которыми мы обменялись после окончания церемонии.

— Конечно, — отвечает она, оглядывая похожее на пещеру пространство. Потолки высокие, на них нанесены узоры из цветного стекла.

Я понимаю, что она смотрит не на цветы или другие украшения. Она изучает архитектуру.

Это нежелательное, но необходимое напоминание. Ханну многое ждет впереди. Впереди расстилается совершенно новое будущее. В то время как моя жизнь останется прежней, я буду работать в офисе, который я люблю, но также понимаю, что испытываю к нему сильную неприязнь.

Я боюсь сказать отцу, что не приму его предложение. Как только я это сделаю, я понятия не имею, как он отреагирует. Это, без сомнения, будет воспринято как личное оскорбление. Я отвергну то, что он, вероятно, сочтет великодушной уступкой со стороны моего отца и моего босса.

Впервые я всерьез подумываю об уходе из «Кенсингтон Консолидейтед». Эта мысль время от времени приходила мне в голову. Она стала более настойчивой после того, как стало известно о Кэндис. Но всегда что-то останавливало меня, и это все еще останавливает. Это часть меня. Часть, которую было бы больно потерять. Для меня это больше, чем зарплата, так же, как и для моего отца.

Но есть и другие зарплаты. Другие должности генерального директора.

И я думаю, глядя на Ханну, когда она заказывает коктейль у бармена, некоторые из них можно найти в Калифорнии.

— Наконец-то покинул «Кенсингтон Консолидейтед», Оливер?

Я поворачиваюсь лицом к Кэмдену Крейну.

Он титулованный придурок, которого я стараюсь избегать, насколько это возможно. Но мое презрение ничто по сравнению с презрением Крю, который, предположительно, ударил его пару лет назад. Я слышал только о последствиях, так как это было еще тогда, когда мой отец доверился мне. Он был в ярости от того, что Крю поставил под угрозу наши деловые отношения, и еще больше разозлился из-за Скарлетт. Крю не признала бы, что это было так, но ничто другое не заставило бы его выйти из себя.

— Ты хотя бы знаешь, где находятся офисы «Крейн Энтерпрайзиз», Камден?

Он смеется, как будто это была шутка. Это не так. Себастьян Крейн придерживался совершенно иного подхода к участию своего сына в семейном бизнесе, чем мой отец. Камден с радостью забирает часть прибыли, чтобы иметь возможность веселиться и выпивать по всему миру.

— Жизнь слишком коротка, чтобы проводить ее в кабинке.

— Я уверен, что ваши акционеры согласились бы, — отвечаю я.

Камден снова хихикает. Он всегда пытался вести себя со мной по-дружески, вероятно, в попытке позлить Крю. И обычно я терпел это, потому что «Крейн Энтерпрайзиз» — конкурент «Кенсингтон Консолидейтед», и здесь есть что сказать в поддержку поговорки держи врагов ближе.

Но сейчас я не такой сговорчивый, отчасти потому, что Крю заслуживает моей лояльности больше, чем компания, а отчасти потому, что Камден заметил Ханну. У него похотливое выражение лица, когда он наблюдает, как она берет бокал с мартини, и я полностью понимаю стремление Крю изменить выражение своего лица.

— Я возьму виски, чистый, — говорю я бармену, когда он поворачивается ко мне.

— Я не думаю, что мы имели удовольствие быть представленными, — говорит Камден, протягивая ей руку. — Я Кэмден Крейн.

— Ханна Гарнер. — Она пожимает ему руку.

— Вы двое…

— Да. — Мой тон короткий и отрывистый.

Кэмдена это не останавливает.

— Ты живешь в Нью-Йорке, Ханна?

Она играет оливками в своем мартини и качает головой.

— В Лос-Анджелесе.

— Отличный город. Если тебе понадобится гид во время твоего визита, я, вероятно, буду свободен. У Оливера репутация очень занятого человека.

— Я предпочитаю встречаться с мужчинами, придерживающимися трудовой этики, Кэмден. А теперь, если ты нас извинишь… — Ханна уходит прежде, чем у Кэмдена появляется шанс ответить.

Я улыбаюсь ошеломленному выражению лица Камдена.

— Рад тебя видеть.

Затем я следую за Ханной к нашему столику.