ОЛИВЕР
Хуже всего страдать с похмелья. И как только приходит осознание, я понимаю, что слишком много выпил прошлой ночью.
В голове стучит. Во рту пересохло. В животе все переворачивается.
У меня не просто похмелье. Такое чувство, что я в шаге от смерти.
Когда я переворачиваюсь, я ожидаю увидеть белые простыни.
Вместо этого все, что я вижу, — это светлые волосы.
Это не первый раз, когда я просыпаюсь в постели с женщиной, но это один из немногих случаев. Мои романтические отношения можно свести к одному слову: быстрые.
И в последнее время все мои сексуальные контакты были лёгкими и незамысловатыми. Где не обмениваются номерами и, желательно, именами тоже. Когда я не просыпаюсь в одной постели с незнакомцем. Нет неловкого утра, когда нужно подбирать с пола скомканную одежду и вести вынужденную светскую беседу.
Исходя из того, какое у меня похмелье, я не удивлен, что был достаточно пьян, чтобы не попросить ее уйти. Если я спросил ее имя, я не могу его вспомнить. Я потираю правый висок в безуспешной попытке унять пульсирующую головную боль. Я не хочу двигаться, но мне слишком неудобно, чтобы снова заснуть.
Пока я обдумываю это затруднительное положение, блондинка рядом со мной шевелится. Она переворачивается на бок, лицом ко мне. Ее лицо все еще частично скрыто волосами, но я вижу, как она зажмуривает глаза, словно пытается прогнать сон.
Наши ноги соприкасаются под одеялом, прикосновение ее мягкой, обнаженной кожи мгновенно воздействует на меня. Независимо от того, сколько я выпил прошлой ночью — и сколько еще осталось в моем организме, — я вполне способен возбудиться.
Я переворачиваюсь на спину, уставившись в оштукатуренный потолок. Мой мозг похож на осадок, мокрый и не желающий сотрудничать. Это мой гостиничный номер. Я понятия не имею, кто эта женщина рядом со мной и что произошло между нами прошлой ночью.
Я пытаюсь вспомнить вчерашний день. Я помню, как вышел из офиса и поехал в аэропорт, чтобы прилететь в Вегас. После этого только беспорядочные вспышки. Разговор с Гарреттом. Стейк. Женщины на качелях. Вспышки, которые ускользают, как вода в сложенных чашечкой ладонях, всякий раз, когда я пытаюсь расширить свою память.
Какую херню я натворил?
Меня отвлекает движение. Простыня соскальзывает с моей груди, когда женщина рядом со мной садится. Она зевает, протирает глаза, а затем заправляет волосы за ухо. Белая простыня обволакивает ее талию, открывая захватывающий вид, которому я не в том положении, чтобы сопротивляться. Буквально. Лежа, пока она сидит, все, что я вижу, — это круглые, задорные сиськи.
Мой член реагирует, напрягаясь еще больше. Как бы я ни злился на себя за то, что так напился, я не могу вспомнить, как я здесь оказался, я также аплодирую себе. Потому что у меня никогда не было определенного типа, когда дело доходит до женщин, но она почему-то именно то, что я бы искал.
Она бросает на меня взгляд и замирает, выглядя такой же шокированной тем, что оказалась со мной в постели, как и я, когда оглянулся и увидел ее. Я не уверен, хорошо это или плохо.
Блондинка прочищает горло, перекидывая свои светлые волосы через плечо.
— Мои глаза здесь.
Я сосредотачиваюсь на ее голубых глазах и говорю первое, что приходит мне в голову.
— Твои сиськи ближе.
Она удивляет меня и смеётся. Поскольку она еще не подняла простыню, я наблюдаю, как ее сиськи подпрыгивают при движении. В этом есть что-то странно завораживающее. Очевидно, я все еще пьян. Она выглядит прекрасно, даже с потекшей тушью под глазами и растрепанными светлыми волосами.
Затем она внезапно встаёт, спотыкаясь о край одеяла, которое небрежно свисает с ее стороны кровати.
— Черт!
— Что не так? — Я сажусь, морщась, когда движение поднимает стук в моей голове на совершенно новый уровень.
— Я должна была быть в аэропорте десять минут назад, — отвечает она, натягивая мятое темно-синее платье, которое выглядит смутно знакомым. Она берет свой телефон и хмуро смотрит на него. — Черт возьми. Разряжен.
Я смотрю, как она бросается к дивану, хватаясь за спинку для равновесия, когда просовывает ноги в туфли.
— Аэропорт? — Спрашиваю я сонным хриплым голосом.
Она оглядывается.
— Я улетаю обратно в Лос-Анджелес этим утром.
— О. — Я странно… разочарован этим откровением.
— Ты все еще пьян?
— Возможно. Я чувствую себя так, как будто меня сбила машина на дороге. Сколько я выпил прошлой ночью?
— Я не знаю. Много?
Я стону, массируя лоб. Несколько секунд спустя я слышу стук каблуков по твердой древесине.
— Держи. — Что-то влажное и холодное касается моей правой руки.
Я поднимаю голову и вижу, что она протягивает мне охлажденную воду из мини-холодильника.
— Спасибо.
Она пожимает плечами.
— Ты заплатил за нее.
Ухмылка приподнимает ее губы. Я смотрю ее улыбку, затем фокусируюсь на остальных чертах ее лица.
Ханна, — внезапно вспоминаю. Ее зовут Ханна.
— Мне нужно…
Она резко замолкает, хватает листок бумаги с прикроватного столика и смотрит на него.
— Что?
Никакого ответа.
— Ханна? Что это?
Она, спотыкаясь, отступает, пока ее спина не упирается в стену.
Я выбираюсь из кровати в ускоренном темпе. Обнаженный, без каких-либо признаков одежды, я срываю с кровати белую простыню и оборачиваю ее вокруг талии.
— Твоя фамилия Кенсингтон?
Я замираю, уловив тон вопроса.
Удивление по поводу моей фамилии не является чем-то новым для женщины. Но презрение — ужас — в голосе Ханны — это что-то новое. Я стою к ней спиной, так что я не могу видеть выражение лица Ханны, чтобы сказать, правильно ли я все понял или это все из-за моей головной боли.
— Да.
— Блядь. Блядь. Блядь. Блядь. — Ханна больше не стоит. Она сползает по стене и садится на пол, ее длинные ноги вытянуты и обнажены, платье задралось до бедер. — Этого не может быть.
— Ты знаешь, большинство женщин приходят в восторг, когда узнают, что я из семьи миллиардеров, — говорю я, делая несколько неуверенных шагов вперед.
И мне никогда не нравилась такая реакция. Она всегда заставляла меня чувствовать себя дешевкой. Но я бы предпочел, чтобы Ханна смотрела на меня со знаками доллара в глазах, а не со страхом.
— Или они спрашивают меня, могу ли я достать им одежду от «Руж».
Ханна закрывает глаза, откидывая голову на стену.
— Скарлетт Кенсингтон скорее подожгла бы одно из своих платьев, чем увидела, как я его ношу.
— Я…
Странный ответ, но это отчасти объясняет ее реакцию. У нее со Скарлетт есть прошлое? Может быть, они вместе ходили в школу?
— Ты знаешь Скарлетт?
Ханна качает головой, ее глаза все еще закрыты.
— Крю.
Его имя падает между нами, как свинцовый груз.
— О.
Я должен быть менее шокирован, чем есть на самом деле.
Ханна сногсшибательна, и Крю провел много времени на вечеринках, прежде чем женился. Я встречался со многими женщинами, с которыми он проводил время, либо когда они тайком выбирались из его комнаты в Кенсингтон-Мэнор, когда мы оба там жили, либо на светских мероприятиях. Некоторые из них флиртовали со мной, особенно когда предполагалось, что я буду следующим генеральным директором.
Ни одна из них не вызвала ни малейшего интереса, большинство из них производили впечатление кротких маникуляторов.
Я никогда не ожидал, что меня заинтересует женщина, которая была с Крю. И, честно говоря, меня беспокоит, что она была с ним. Такое чувство, Крю снова отнял у меня то, что я хочу. Что нелепо; я едва знаю Ханну.
Я прочищаю горло в попытке нарушить долгое молчание.
— Как ты с ним познакомилась?
Ханна играет с краешком бумаги, которую все еще держит в руках. Под таким углом я не могу разобрать, что на ней написано. Может быть, это квитанция? Или счет из отеля? Что-нибудь с моим полным именем.
— В баре в Нью-Йорке. У спортивного агентства там есть офис, и я довольно часто бывала в городе по работе. Какая-то девушка пролила на меня свой напиток, он принес мне салфетки. — Она ерзает, чувствуя себя неловко, и я сомневаюсь, что это как-то связано с деревянным полом. — Это продолжалось несколько месяцев. Случайные ночи, то тут, то там. А потом, я узнала, он женился. Он упомянул Скарлетт, но обставил это так, будто это была договоренность.
— Я думаю, поначалу он именно так у ней и относился.
Ханна кивает.
— Мне было плохо. В основном из-за вещей, которые не имели никакого отношения к Крю, но легче было свалить все на него. Я наговорила ему всякого дерьма — и Скарлетт.
Я сажусь рядом с ней на пол.
— Ты была влюблена в него? — Вопрос, который я не имею права задавать, но который засел у меня в голове с тех пор, как она произнесла его имя.
Она качает головой, и у меня камень с души упал.
— Нет. Я чувствовала, что застряла. Со своей работе. В других отношениях. Крю был убежищем от всего этого. Чем-то другим и захватывающим. Я ненавидела потерю этого отвлечения, намного больше, чем потерю Крю.
— Он никогда не узнает об этом, если это то, о чем ты беспокоишься. У нас с Крю не такие близкие отношения.
Ханна поджимает губы, тревога не покидает ее лица. Это пронзает меня.
— Ты о чем-нибудь сожалеешь, Оливер?
У меня перехватывает дыхание.
— Да. На самом деле, о многом.
— Ты можешь добавить это к списку. — Она протянула мне листок бумаги.
Я взял его, глядя на нее с вопросом в глазах. Ее глаза снова закрываются. Я не могу понять ее поведение. Она не производит на меня впечатления человека, склонного к чрезмерному драматизму.
Но я почти ничего о ней не знаю. Может быть, так оно и есть, и это просто не было очевидно прошлой ночью.
Я бросаю взгляд вниз.
Мой желудок опускается примерно на пятьдесят этажей, когда я зависаю над листком.
Я почти ничего не знаю о Ханне, за исключением того, что у нее был секс с моим братом и что, согласно закону штата Невада, она моя жена.
На несколько секунд мне кажется, что все вокруг меня застыло. Одна часть моего мозга повторяет: блядь, блядь, блядь. Другая часть меня отчаянно листает список всех, кого я знаю, кто мог бы помочь разобраться с этим. А остальная часть меня слишком ошеломлена осознанием того, что я женился в Вегасе, чтобы даже пошевелиться.
Я роняю бумагу и моргаю, глядя на нее. Мои глаза болят от недосыпа и слишком большого количества алкоголя.
— Как, черт возьми, это возможно?
Ханна вздыхает.
— Я никогда раньше не видела свидетельство о браке. Но, на мой взгляд, оно настоящее.
Я прерывисто выдыхаю.
— Я…
Честно говоря, я в полной растерянности, не знаю, что сказать. Брак никогда не казался мне привлекательной перспективой. Это всегда было возможной неизбежностью, находящейся вне моего контроля.
Даже пьяному, я не могу поверить, что эта мысль пришла мне в голову. Очевидно, более чем пришла, судя по бумаге, которую я держу в руках. Простой, непритязательный листок, который сделал меня мужем.
Что.
За.
Черт.
— Мы поженились.
— Очевидно. Я думаю, что «Ни хрена себе» отлично подойдёт для описания данной ситуации.
— Это так. Должно быть, ты была очень убедительна.
Не могу поверить, что я шучу по этому поводу. Я редко шучу по какому-либо поводу.
— Если не считать короткого периода в четвертом классе, когда я сказала совершенно незнакомым людям, что собираюсь сыграть свадьбу в той же церкви, что и мои родители, я никогда не хотела выходить замуж, — сообщает мне Ханна. — Поэтому я сомневаюсь, что была убедительна.
— Я даже на секунду не хотел.
— Разве ты не собирался жениться на Скарлетт?
Когда я не отвечаю, она оглядывается.
— Пьяные жители Нью-Йорка болтливы. Особенно о Кенсингтонах.
— Мой папа решает гораздо больше, чем мой график поездок, — отвечаю я.
Она кивает.
— Как много из прошлой ночи ты помнишь?
— После казино — не так уж много.
— Мы играли в казино?
Ханна смотрит меня.
— Как много ты помнишь?
— Не очень. — Я прочищаю горло, бросая взгляд на разбросанную по полу одежду, а затем снова на нее. — У нас был секс?
— Я так не думаю.
Я поднимаю бровь.
— С чего ты так решила?
— Исходя из размера твоего члена. Были бы… последствия. Мне не больно.
Я улыбаюсь, как только она говорит о последствиях.
— Ты подглядывала.
— Ты пялился на мои сиськи несколько минут, так что, думаю, мы квиты.
— У тебя отличные сиськи.
— Спасибо. Даже к хирургу обращаться не пришлось.
Если бы кто-нибудь сказал мне, что я буду валяться на полу от смеха, узнав, что женился на незнакомке, которая была с моим братом, мой ответ был бы: вы с ума сошли. Но вот я здесь.
Ханна встает.
— Мне нужно идти, или я опоздаю на свой рейс.
Я тоже встаю, морщась, когда моя голова протестует против движения.
— Ты не можешь уехать. Мы…
— Я прекрасно понимаю, что мы в гребаной заднице, Оливер, — говорит она, поднимая трубку телефона. — Но мне нужно ехать. Я должна вернуться в Лос-Анджелес к вечеру. Нам обоим нужно будет нанять адвокатов и придумать, как развестись или аннулировать брак, или просто поджечь эту бумагу и притвориться, что этого никогда не было.
— Прекрасно. — Она права. Мы ничего не можем сделать, чтобы исправить это в ближайшее время. — Дай мне свой номер.
Ханна проводит ладонью по лицу.
— Я его не знаю.
— Что? Как ты можешь не знать свой номер телефона?
— Я только купила новый телефон, и компания облажалась и дала мне ещё и новый номер, а я плохо запоминаю… — Она выдыхает. — Это не имеет значения. Просто дай мне свой номер, и я тебе позвоню.
Я протягиваю руку к ее телефону, и она машет черным экраном у меня перед лицом.
— Мой телефон разрядился. Напиши свой номер на чем-нибудь. — Я бросаю взгляд на листок бумаги, который все еще держу в руке. — Ты не можешь написать на нем свой номер!
— У меня больше ничего нет! — На столе рядом с диваном есть ручка с логотипом отеля, но нет блокнота.
Я нахожу свои брюки на полу и вытаскиваю бумажник, надеясь найти квитанцию.
Выпадает игральная карта с рекламой фокусника. Как только я вижу, как она падает на пол, я вспоминаю, что был на шоу прошлой ночью. Надеюсь, остальные мои воспоминания скоро вернутся. Я ненавижу быть застигнутым врасплох, и это, по сути, все, что произошло сегодня утром.
Я беру игральную карту и записываю на ней свой номер, затем протягиваю ее Ханне.
— Серьезно? — спрашивает она.
— Либо она, либо свидетельство о браке.
Она закатывает глаза и берет карту.
— Я позвоню тебе в понедельник.
— Хорошо. — Я внезапно чувствую себя неловко. Просыпаться рядом с женщиной — само по себе странно. То, что я также юридически связан с ней, ничего не упрощает.
Я засовываю руки в карманы и обнаруживаю, что на мне все еще простыня. Вот тебе и непринужденная поза.
Ханна прикусывает нижнюю губу. Внезапно я вспоминаю, как целовал ее под пальмой. Желание нагревает мое тело, и я не хочу, чтобы она уходила по причинам, совершенно не связанным с нашим неожиданным браком.
— Безопасного полёта.
— Да, спасибо. — Она машет мне картой. — Я тебе позвоню.
Я киваю.
С последней неуверенной улыбкой Ханна выходит.
Я не двигался еще долго после того, как дверь захлопнулась. Я все еще в состоянии шока. Все еще с похмелья и уставший. Все еще…женат.
В конце концов, я отбрасываю белую простыню обратно на кровать и направляюсь в ванную. Под бьющими струями горячей воды я пытаюсь мыслить рационально.
Но мой разум слишком занят, вращаясь по кругу без ответа. Теперь, когда Ханна ушла, и я один в своем номере, я почти могу обмануть себя, думая, что все это был просто сон. Отчасти фантазия, отчасти кошмар.
Но как только я возвращаюсь в спальню и одеваюсь, лист бумаги просто лежит там, насмехаясь надо мной.
Я даже не знаю, как можно пожениться в Лас-Вегасе. Неужели моя пьяная сущность действительно поняла это? Если бы у меня было время, я бы ходил от часовни к часовне, пока не выяснил, где это произошло, и не смог бы потребовать каких-то конкретных ответов.
Хотя времени нет. Через десять минут я должен спуститься вниз на начало второго дня мальчишника Гарретта.
Последнее, чего я хочу, это чтобы кто-нибудь здесь узнал о том, что произошло прошлой ночью. Основываясь только на собственном капитале Кенсингтонов, я считаюсь самым завидным холостяком в стране. Любой таблоид ухватился бы за эту историю, и Гарретт — единственный человек здесь, которому я бы доверил ее.
Я читаю статьи об употреблении алкоголя и памяти на своем телефоне в перерывах между одеванием. Согласно одному исследованию, обильное употребление алкоголя может повлиять на передачу воспоминаний из кратковременной и долговременную память в гиппокампе7. Тем не менее, я не могу понять, как я мог быть в состоянии, чтобы жениться, но достаточно пьян, чтобы забыть все об этом.
Может быть, мой мозг подавляет это, пытаясь притвориться, что ничего не было.
К сожалению, жизнь нельзя повернуть назад.
Есть причина, по которой люди рассматривают брак как серьезное обязательство. Они долго и упорно думают о том, стоит ли делать этот шаг, когда и с кем.
И я просто… Женился.
Я заканчиваю одеваться и выхожу из гостиничного номера, решив отодвинуть лавину проблем подальше, пока у меня не будет времени и средств разобраться с ними. Я делаю глоток воды, которую протянула мне Ханна, пока иду по устланному ковром коридору, а затем нажимаю стрелку вниз, когда подхожу к лифту.
Двери открываются несколько секунд спустя, показывая знакомое лицо.
— Оливер!
Я несколько раз моргаю, ее жизнерадостность сегодня утром раздражает больше, чем вчера в самолете. Все, из-за чего я тогда переживал, кажется незначительным по сравнению с моим нынешним затруднительным положением.
— Доброе утро, Мари.
Мари сияет, когда я захожу с ней в лифт.
— Ты помнишь.
— Я хорошо запоминаю имена. — Я заставляю себя улыбнуться в ответ, когда двери плавно закрываются.
— Ты остановился здесь?
— Да. А ты?
— Э-э, нет. Просто пришла в гости.
Я оглядываю её, запоздало замечая помятое платье и размазанный макияж.
— Ты в порядке?
— Со мной все прекрасно. Разве я не выгляжу великолепно?
Я не знаю, как на это реагировать.
— Да. Просто немного… помятая.
Мари хихикает, затем прислоняется к стене.
— У меня была отличная ночь.
Я киваю.
— Хорошо.
Лифт звонит, затем двери раздвигаются, открывая вестибюль. Мари выходит первой, оглядываясь и подмигивая мне.
— Наслаждайся оставшейся частью своего путешествия, Оливер.
— Ты тоже, — кричу я в ответ.
Я иду в ресторан отеля, сразу же замечая Гарретта. Он склонился над кружкой кофе за столом в центре зала и выглядит примерно так же, как и я.
Когда ножки стула царапают пол и объявляют о моем прибытии, он откидывается назад, потирая глаза ладонями.
— Привет, чувак.
— Привет.
Гарретт оглядывает меня с ног до головы.
— Как прошла твоя ночь?
— Э-э, нормально. А твоя?
— Все еще перевариваю, честно. — Я киваю, потому что, боже, как я его понимаю. Гарретт отпивает немного кофе, затем смотрит на меня. — Извини, что вывалил на тебя все вчера.
— Не извиняйся. Я всегда рад выслушать.
Он отпивает еще кофе.
— Я думаю, что эти выходные были именно тем, что мне было нужно. Так сказать, прийти в себя.
— Ты переспал с ней?
— Да. — Гарретт ввыдыхает. — Думаю, мне нужно было доказать, что я могу. И часть меня чувствует себя виноватым, но, по крайней мере, у меня был хороший секс. У нас с Сиенной давно такого не было… Я забыл, каково трахаться с кем-то новым. — Он прочищает горло. — В любом случае, я чувствую себя лучше. Хотя я думаю, что она украла мои часы, потому что я не могу их найти. По крайней мере, Сиенна со мной не из-за денег. У ее семьи их много, и у нас нерушимый брачный контракт.
Моя рука замирает на полпути к бутылке с водой. Остальные парни начинают присоединяться к нам, стулья скрипят с обеих сторон, большинство из них в солнцезащитных очках и со страдальческим выражением лица.
Я на автопилоте отвечаю на их приветствия.
Всю свою жизнь я опасался, что кто-то захочет выйти за меня из-за моих денег. Я видел этапы переговоров между моим отцом и Хэнсоном Эллсвортом, когда обговаривались детали помолвки Крю и Скарлетт. В газетных сплетнях подробно рассказывалось о том, как мало Кэндис получила после того, как ее брак с моим отцом распался, и как, конечно, Артур Кенсингтон защитил свои активы. Конечно, мало для Кенсингтонов — много для всех остальных. Последнее, что я знаю, Кэндис живёт во Франции, обеспеченная на всю жизнь.
В моем мире брачный контракт важнее, чем количество карат в кольце. Реальность такова, что большинство браков распадаются. Разумно и ответственно готовиться к такому результату, несмотря ни на что.
Умный и ответственный — вот два прилагательных, которые большинство людей использовали бы, описывая меня. Также богатый. Я очень, очень богат.
И что я сделал?
Я женился без брачного контракта.