Когда на следующее утро перемещаюсь в дом Алана Фостергловера — сперва на диван, в единственную визуально знакомую мне комнату, — слышу где-то неподалёку приглушённое посвистывание.
Всегда завидовала жизнелюбивым людям! Всё-таки, что-то Фостергловерское в этом рыжем однозначно есть. Пусть и не в такой степени, как я боялась. С трудом себе могу представить любителя попоек и шумных компаний, который бежал бы в такую глушь и сознательно выбрал жить затворником в старом доме, в самой бедной и глухой части Саутвинга. Тем более, бежал бы от общества вешающихся на шею девушек.
Наверное, этот парень — исчезающий вид.
Ещё больше убеждаюсь в своём мнении, когда несмело открываю дверь в коридор, и меня едва не сшибает с ног божественный аромат жарящихся блинчиков.
Дальше иду по запаху, как гончая, истекая слюной.
У меня росинки маковой во рту не было с позавчера.
Алан обнаруживается на первом этаже, до которого я добиралась крадучись, тёмной скрипучей лестницей. Дверь приоткрыта, нос меня уверенно ведёт на кухню… Осторожно стучу, чтобы обозначить своё присутствие, и застываю прям на пороге от открывшегося передо мной зрелища.
Даже не знаю, что меня впечатляет больше — гора блинчиков на широком глиняном блюде посреди стола, сколоченного из грубых дубовых досок, или хозяин, который с истинно мужской грацией выпекает всё это роскошество, повязав поверх льняной рубахи с закатанными рукавами белоснежный фартук.
Женский фартук на вот этом вот двухметровом верзиле с широченными плечами и мускулистой спиной, рельеф которой не может скрыть тонкая ткань, да ещё в сочетании с татуировками на руках… это совершенно сногсшибательное зрелище! Пожалуй, понимаю девушек, которые на него вешались.
Правда, решаю, что всё-таки больше прониклась блинчиками.
Не помню, как очутилась за столом. Возможно, даже телепортировалась. И следующие полчаса могу только блаженно жмуриться, поедая очередное кружевное безобразие пополам с клубничным вареньем и чаем, которым меня щедро отпаивают.
Алан тоже ничего не говорит, он вообще, по-моему, не слишком разговорчив, только довольно улыбается и подкладывает мне всё новые, так что гора передо мной и не думает уменьшаться.
Когда я оказываюсь в состоянии хотя бы минимально разговаривать, пусть и с набитым ртом, первое же, что ему заявляю, это:
— Жря ты жениться не хочешь! Иж тебя шикарный муж выйдет!
— Пф-ф-ф… — он фыркает и снова отворачивается к плите. — Мои четверо тётушек и обе бабушки считают так же. Собственно, поэтому я и сбежал.
Я прожёвываю блинчик и тянусь за следующим. У меня ещё сметана не закончилась. Восхитительная, пышная, тающая на губах, как крем, ложка в крынке прямо стоит! Кто-то явно ходит на местный базар и знает, у кого что покупать. Я и говорю, идеальный муж.
— И чем ты тут занимаешься? Почему именно Саутвинг? Если не секрет.
— Не секрет, конечно! Мастерство оттачиваю. — На мой вопросительный взгляд поясняет подробнее. — В Южном крыле разработано несколько специфических техник боя на мечах, очень старых. Сегодня почти утерянных. Я нашёл династию мечников, которая хранит секреты и передаёт от отца к сыну. Уговорил давать мне уроки. Я собираю секреты воинского искусства, редкие приёмы, это моя страсть! Уже выжал всё, что можно, из родного Закатного края, побывал в Восточном, теперь вот в Южном… как закончу здесь, может и до Нордвинга твоего, наконец, доберусь. Ещё пробую силы в кузнечном деле, нашёл тут, в старой столице, целый ворох необычных способов закалки стали в свою коллекцию! Ты знала, например, что если закопать железную заготовку в землю и подождать, пока ржавчина съест все самые слабые части, то из оставшегося после переплавки можно получить отличную сталь?..
Я смотрела на то, как Алан жестикулирует половником, и улыбалась.
— Чёрт, прости, не подумал! Тебе это всё наверняка совершенно не интересно, а я тут разошёлся…
— Во-первых! — я подняла свёрнутый блинчик вверх как указующий перст. — Пока ты рассказываешь, я делом занята и доедаю твои блины. Во-вторых, не забывай, я — сестра одного из самых прославленных мечников Оуленда! Такие вот примерно разговоры слушаю с детства, и давным-давно к ним адаптировалась. Так что можешь продолжать, только новые блинчики жарить не забывай.
Алан вернул мне улыбку.
— Обычно девчонки просят не занудничать и поговорить не о скучных железяках, а о чём-то более интересном. Например, о них самих.
— Обычные девчонки — редкостные зануды, — выдала я резюме своего небогатого опыта общения со сверстницами. Кроме платьев и женихов там в голове как правило ноль целых, ноль десятых.
Рыжий усмехнулся и снова приступил к своему благословенному занятию.
Впрочем, скоро даже его бесконечный запас теста закончился, уж слишком я была голодной.
Алан поставил на стол последнюю порцию, на которую я уже наконец-то могла смотреть не безумным взглядом бродячей собаки, которая месяц питалась по помойкам. А сам снял фартук, аккуратно повесил на гвоздик в стене и приземлился на массивный добротный стул напротив меня.
За столиком сразу стало мало места.
— Ну давай теперь, ты рассказывай.
Сказано было вежливо, но твёрдо. И дружелюбные голубые глаза смотрели в упор, не отвертишься.
Я почувствовала себя достаточно разморённой и сытой, чтобы перейти к неприятной части сегодняшнего визита. И надолго задумалась, с чего бы начать. С нападения на площади? Спросит, как оказалась в Саутвинге. С предупреждения Малены? При мысли о том, с чего начался тот с ней разговор, у меня дрожь по телу и непрошенные воспоминания.
Поднимаю ладонь и потираю шею. Кажется, это и правда стало привычной реакцией тела — напоминать мне о том, кого так сильно хочу забыть.
— Одна колдунья… ты её наверняка знаешь, Малена! Она, правда, отказалась брать фамилию Финбара Фостергловера, но вы с ней теперь всё равно вроде как родственники…
— Естественно, знаю! Историю их с женой знакомства дядька Фин рассказывает на каждых семейных посиделках. Всякий раз украшая новыми деталями и интимными подробностями. Тётушка Малена грозится его когда-нибудь в конце концов прирезать. И заодно всех, кто рискует называть её тётушкой, — усмехается Алан.
Утреннее солнце пускает солнечных зайчиков на рыжую шевелюру через распахнутые окна. Мне хорошо и легко, как давно не было.
Я понимаю, что вышла-таки на безопасный прочный лёд с того тонкого краешка, по которому ходила. Дальше можно уже рассказывать спокойно. Главное было придумать, с чего начать. Так, чтоб не касаться больного.
— Ну так вот, она как-то в одном разговоре предупредила меня, что за мной по пятам идёт тьма. И чтоб я не выходила гулять по вечерам. Честно говоря, мне было велено везде ходить с тобой чуть ли не за ручку.
— Ещё одна сваха среди нашей с тобой родни, так, понятно! Дальше? — голубые глаза лучились улыбкой.
Я вздохнула.
— Ну и я, естественно, совету не последовала.
— Держаться со мной за ручки? — продолжил потешаться Алан, и я пнула его под столом.
— Не выходить по вечерам! Ну и нашла приключений себе на…
— …будем считать, что на голову! — Алан бросил беглый взгляд под стол, в район того места, на которое на самом деле приключения были найдены, за что огрёб повторно.
— А между прочим, я тебя слушала, не перебивая! — заявила я, складывая руки на груди и упираясь в рыжего взглядом начинающего инквизитора.
— Это просто у тебя рот был занят. Я не обольщаюсь и не списываю это на своё мастерство рассказчика. Скорее, на мастерство кулинара, — заявили мне с ослепительной улыбкой.
Я закатила глаза.
В конце концов, с пятого на десятое, историю вчерашнего вечера у меня рассказать получилось.
У Алана даже весёлое настроение улетучилось. Хмурясь и потирая подбородок, он внимательно меня рассматривал. Я даже поёжилась от дискомфорта.
— Ты кому-то перешла дорогу? Насолила?
— Ума не приложу, кому! В жизни мухи не обидела! — честно призналась я.
— Хм. Глядя на тебя, охотно верю. Ты, кстати, вареньем перемазалась, как ребёнок! — он протянул руку и небрежным жестом стёр сладкую каплю с моей щеки.
Я смутилась и отодвинулась подальше. Схватила салфетку из деревянной резной салфетницы и принялась торопливо вытираться. Ну чего он?.. Не обращая внимания на мою реакцию, Алан как ни в чём не бывало продолжил:
— Давай тогда копать дальше. Почему ты вообще решила приехать в Саутвинг? Ты так и не сказала.
А я ещё дала себя обмануть его лёгкому характеру и весёлому нраву. А он вон как ловко, таким обманчиво-невинным тоном, как бы между делом, попал в самый больной вопрос! И смотрит теперь, прищурившись, в упор с таким видом, что ясно — пока не добьётся правдивых ответов, не отцепится.
Я коснулась ладонью шеи.
— Захотела, и приехала.
— Хм. Значит, не хочешь говорить. Видимо, что-то серьёзное. Тебя уже в Нордвинге начали преследовать эти, черноглазые? Почему ты в таком случае брату ничего не сказала?
— Нет, дома такого не было, — тихо возразила я. Всегда придерживалась подхода, что умолчание — это ещё одна разновидность лжи. И вот сейчас я сижу и думаю, как лучше обмануть человека, который хочет мне помочь.
Алан положил оба локтя на столешницу и подался вперёд всем своим массивным телом. Я себя почувствовала совсем крохотной и маленькой. Невольно сжалась под пытливым взглядом. Слишком он какой-то… наблюдательный.
— Тогда от чего ты сбежала? Ты ведь бежишь, я прав? И никакая это не экскурсия по южным морям. Принцесс в экскурсиях сопровождает свита и тонна багажа.
Нервно закусываю нижнюю губу и смотрю на него во все глаза.
Совершенно теряюсь и не успеваю придумать хоть какой-то ответ.
Как он тянет руку ко мне.
— Может быть, от этого?
Отгибает осторожно край моего воротника, и я вижу, как голубые глаза темнеют от гнева.