(не) Обручённые (СИ)

17.2

Когда толпа на площади услышала о том, что Королю-без-Короны возвращают его меч, и даже дарят венец Наместника, то взревела от ликования. Люди помнили Бастиана. Люди его любили. Я увидела потрясение на его лице, когда тысячи шапок, чепцов и букетов взлетели в воздух. Но оно быстро сменилось сосредоточенной решимостью, с которой он сжал пальцы на рукояти своего меча. И поднял его в воздух, тем самым принося людям Полуденного крыла свою собственную клятву.

А потом вперед выступил служитель Совиного бога.

Это был тот самый, которого я встретила однажды в архивах — он, бедный, ещё переживал, что в Саутвинге больше почти не играют свадеб. Я сама разыскала его специально и пригласила проводить обряд. Мне кажется, он счастлив был в этот день чуть ли не больше нас с Бастианом. Раскрыл здоровенную потрёпанную книгу на пюпитре и принялся торжественным голосом зачитывать длинную-длинную вступительную формулу, которая была разработана специально для бракосочетаний знатных особ королевского рода много веков назад. Люди на площади слегка приуныли и приготовились ждать долго.

Моё же волнение подскочило до зашкаливающих отметок. Чтобы немного отвлечься — а то что-то мутить снова начинало, нехорошо будет, если невесту вывернет наизнанку прямо в такой момент — я принялась разглядывать гостей.

Было чувство, что площадь трещит по швам, что на ней сейчас собрался не то что весь город, а половина Оуленда.

Ближе всего к помосту в несколько рядов были поставлены кресла для самых знатных особ. Здесь были лорды Закатного и Восходного крыла и их многочисленные родственники. Феррен невозмутимо улыбался в бороду и перебирал жемчужные чётки унизанными перстнями пухлыми пальцами — ему объемистое кресло, кажется, принесли персонально из резиденции наместника. Все члены королевского Совета, разумеется, и главные чины городского магистрата.

С немалым удивлением я увидела колдунью Милисенту в серебристом платье с толстой молочно-белой косой на плече. Она улыбнулась, встретив мой взгляд. Значит, в Школе колдуний тоже всё хорошо. Надо бы навестить…

Малена с мужем и выводком рыжеволосых детей. Рыжих голов в том месте было особенно много… и все как один Фостергловеры, и к гадалке не ходи… лишь одно пустое место.

И тут у меня сжалось сердце.

Алана нет.

Наверное, решил не приходить. Вряд ли он не слышал о событии, о котором на каждом углу уже месяц трещит каждая сорока…

А потом я его увидела.

Он шёл через площадь, и толпа расступалась перед высоким лордом с зачехленной секирой за спиной. На нём был плотный тёмный плащ с воротником из волчьего меха. Это походная одежда. Не для юга такая. Он готовится уйти через портал сразу после церемонии.

Алан дошёл до самого помоста и остановился. Он не стал занимать своё место. А просто стоял и смотрел на меня.

Ну, здравствуй, мой дорогой друг.

Прости за то, что совсем не думала о тебе всё это время. И за моё счастье. За то, с какой теплотой смотрят на меня сейчас твои глаза — и за ту неизлечимую боль, которую я вижу на дне.

В тот миг на одну — очень крохотную! — секунду я вдруг подумала.

Что, если бы я не встретила Бастиана? Если бы сделала другой выбор там, у черной двери?

Мы бы познакомились с тобой рано или поздно.

И быть может, полюбили бы друг друга.

Это была бы совершенно другая любовь. Не сжигающее дотла тёмное пламя. А ровный, согревающий огонь.

Мы бы стали с тобою одной из тех пар, которые никогда не ссорятся.

Которые понимают друг друга с полувзгляда, полуслова.

На нас все смотрели бы и радовались, что бывает в мире ещё такая любовь. Особенно когда мы стали бы с тобой старичками, а ты продолжал бы держать меня за руку и смотреть вот так, как смотришь сейчас.

У нас было бы много детей. И ещё больше внуков и правнуков. И все были бы рыжими, как ты. Моё неслучившееся счастье.

Но ты — сильный. Ты сможешь выжить без меня.

А он… он тоже сильный. Но он бы не смог.

И я без него бы умерла внутри.

И никогда бы не узнала, как высоко может взметнуться моё пламя.

Поэтому… прости меня, мой не-любимый. За то, что не смогла тебе дать. За нашу неслучившуюся любовь. За нашу непрожитую жизнь.

За детей, которых я рожу не тебе.

А потом…

— Подождите, — говорит Бастиан.

И под ропот удивлённой толпы решительно тащит меня за руку обратно в шатёр.

Я смотрю на него во все глаза и не знаю, что сказать.

Он всё видел.

Он всё понял.

— Мэг. Я скажу тебе только один раз. Даже для этого мне потребуется сейчас собрать все силы, что только есть. Но я скажу. Не думаю, что смогу когда-либо повторить снова, так что слушай внимательно, — он проглатывает комок в горле, и я вижу, как ходит кадык у него на шее. — Подумай… ещё раз. Подумай как следует. Возможно… ты влюбилась в меня только потому, что пожалела. Мы встретились в драматичной обстановке. Ты добрая. Мы помолвлены были ещё в твоем детстве, романтичные девочки вроде тебя считают такие вещи знаком судьбы. Да и я… слишком настойчиво тебя соблазнял. А в твоем возрасте легко спутать первое пробуждение желаний тела с настоящим чувством. Поэтому…

Он осёкся и смертельно побледнел.

— Если… твоё решение обусловлено только жалостью… или ты думаешь, что счастливее будешь с этим… рыцарем… иди к нему. Не важно, что собралась толпа народу, не важно, что скажет твой брат, не важно больше ничего.

Он снова замолчал, собираясь с мыслями, чтобы закончить.

— Я… хочу знать, что ты счастлива. Если для этого мне надо будет тебя отпустить… я отпущу.

И он выпустил мою руку.

И сделал шаг назад.

А я не хотела оскорблять весь подвиг того, что он сейчас делал для меня слишком поспешным и невзвешенным ответом. Но чем больше я молчала, тем сильнее бледнел Бастиан. А шум толпы уже не могла скрыть плотная ткань шатра.

Сделав шаг, я снова сократила расстояние между нами. Запрокинула голову и заглянула ему в глаза.

— Я познакомилась с Аланом Фостергловером после того, как ушла от тебя тогда… помнишь? Я отправилась путешествовать и неожиданно для самой себя захотела увидеть Саутвинг. Он… спас меня от непонятного зла, которым становились одержимы прохожие на улицах города рядом со мной. Прости, что не рассказывала раньше.

Взгляд Бастиана потемнел и стал страшным. Я осеклась и на секунду мне захотелось отодвинуться, но я взяла себя в руки и продолжила.

— Мы подружились. А потом… я сама не поняла, как и почему, но Алан… влюбился в меня. И однажды даже… попытался поцеловать, — я с трудом заставила себя выдавить эти слова. Но так надо было.

Бастиан весь как будто окаменел. Сжатый кулак до побелевших костяшек, плотно сомкнутые губы, чёрные бездны глаз. И он молчал. И ждал моих дальнейших слов — как ждут смертники вынесения приговора.

Собравшись с силами, я продолжила.

— Вот именно в тот самый момент я и поняла. Что есть только один мужчина, которого я когда-либо любила, люблю и буду любить всегда.

Я подошла вплотную и встала на цыпочки.

— Ты понимаешь, о чём я говорю? Этот мужчина — ты. Так всегда было. И так всегда будет.

Бастиан прикрыл на мгновение глаза. А потом обеими ладонями нырнул мне в волосы, совершенно испортив свадебную причёску, сжал мою голову, и приник лбом ко лбу.

Мы замолчали.

— Никогда. Никогда в жизни мне не было так страшно. Даже когда меня бросили во тьму на пожизненное заключение. Как в те несколько минут, что ты молчала и думала.

Я вздохнула.

— Вот же глупый! Я не думала. Я с мыслями собиралась, как объяснить. Как ты мог даже на секунду допустить, что я могу от тебя отказаться… Ведь ты — моя жизнь!

Я осторожно выпуталась из рук Бастиана и потянулась к его уху.

— Да и вообще… Хотела тебе сказать после свадьбы… но раз уж ты снова забил себе голову какими-то глупостями, придется сейчас. У меня для тебя новости.

И я прошептала ему на ухо несколько слов.

Он отстранил меня и воззрился с неописуемым выражением лица.

Я заалела и схватила его за руку. Потащила к выходу.

— Идём уже! А то гости заждались. Могу представить, чего они там все обсуждают.

Бедный мой жених шёл как во сне, и по-моему даже не совсем понимал, куда мы идём. Даже споткнулся о край какого-то ковра.

— Да, и если тебе интересно — будет мальчик!

Бастиан споткнулся ещё раз.

А потом мы вышли на помост, крепко держась за руки, и толпа взревела снова, ликуя.

Служитель Совиного культа продолжил бубнить свой длиннющий текст, а я уже не видела ни его, ни гостей, ничего вообще вокруг. Мы с Бастианом смотрели только друг на друга. Я отражалась в его чёрных как ночь глазах.

Мой возлюбленный.

Моя жизнь.

Мой выбор.

Когда мы произнесли положенные клятвы, Бастиан впился в меня таким поцелуем, что толпа на площади сбилась со счёта, хором скандируя числа… А когда муж оторвался, наконец-то от моих губ, и я смогла воспринимать реальность и обвела глазами ряды гостей — увидела снова пустое место среди лордов Закатного крыла.

Я вздохнула тихонько про себя.

Надеюсь, он найдет ещё свою настоящую судьбу.

Близкие и друзья по очереди подходили обнять и пожелать нам с Бастианом счастья.

Данвин кружил совой над площадью, а потом кинулся об помост и снова стал мальчиком. Толпа ахнула. Да уж… сегодняшний день даст пищу для разговоров на годы вперёд.

Когда все начали расходиться, я заметила застывшую на краю помоста худенькую хрупкую фигурку. Это была малышка Дэмирен, моя десятилетняя племянница. В белом платье в пол и изящном золотом венце на голове, она нерешительно мялась всё это время и пережидала толпу. Смотрела куда-то вниз, на площадь, которая постепенно пустела. Нарядно одетые люди уходили по домам, оживлённо обсуждая увиденное. На выходе из площади слуги короля каждому дарили золотую монету с профилем короля Роверта и печатный пряник в честь свадьбы принцессы.

Я извинилась перед мужем и оставила его принимать чрезвычайно искренние поздравления хохочущего Феррена и его маленькой, сухонькой как печёное яблочко довольной супруги.

А сама подошла к Дэми.

— О чем задумалась, малышка?

Она обернулась через плечо и посмотрела на меня своими удивительными зелеными глазами, которые унаследовала от матери.

— Так жалко, что на таком красивом празднике радовались не все! Там был один очень-очень грустный лорд. Не знаешь, почему он грустил? И ушёл так быстро… Я бы догнала и сама спросила, но мне нельзя, я принцесса. Меня не пустят.

Я улыбнулась. И подумала — бедная девочка. Если уж меня так опекал Дункан, представляю, каково ей достанется, когда войдёт в возраст невесты.

Погладила племяшку по тёмной головке и повела прочь от края.

— Не переживай! Когда-нибудь ты вырастешь. И расправишь крылья. Сможешь сама лететь туда, куда подскажет собственное сердце.

Шок в глазах девочки был мне ответом.

— Тётя, вы откуда знаете? Я даже маме с папой не говорю, стесняюсь.

И тут до меня дошло.

Я оглянулась на Данвина, который, нахохлившись, ходил по другому краю помоста и готовился к обороту.

Потом ещё раз на племянницу.

— Дэми, ты тоже?!..

Девочка приложила указательный палец к губам, и на секунду её глаза сверкнули совиным золотом.

Город расцветал и становился всё более многолюдным под мудрым правлением Себастиана. В гавань приходили всё новые корабли, в старые дома возвращались жильцы, и впервые за много-много лет стали строиться новые. На восстановление дворца съехались каменщики, скульпторы и столяры со всего Оуленда, и постепенно это чудесное место восставало из пепла в новом блеске и величии.

Одновременно с этим не по дням, а по часам рос мой живот.

Роды начались в срок, и врачебная помощь на них требовалась, честно говоря, больше молодому папочке, который не отходил ни на шаг от меня все десять часов, пока длился процесс.

Наш сын родился крепким и сильным, мы назвали его Дамиан.

Бастиан стал самым нежным, самым любящим отцом на свете. С самого рождения не выпускал малыша из рук. Иногда, когда Бас думает, я сплю, он встаёт, подходит к колыбельке, которая стоит в нашей комнате совсем рядом, и долго-долго смотрит на сына.

Одно только меня беспокоит — его головные боли. Бастиан пытается скрывать, но я же вижу, что у него снова начала болеть голова. Наверное, последствия долгого заточения сказываются. К лекарям мой глупый муж идти ни в какую не хочет. Но я не теряю надежды, что моя любовь и забота, а ещё свежий воздух и любовно приготовленная моими руками еда помогут ему, наконец, восстановить полностью здоровье.

И ещё одна мелочь меня немного расстраивает — но это совсем уж ерунда какая-то, конечно.

Сам Бастиан так ни разу и не признавался мне в любви.