(не) Обручённые (СИ)

Глава 14 (Мэг)

Медленно-медленно выплываю из забытья.

Безумно не хочется. Поэтому всеми силами стараюсь задержаться где-то на границе сна и бодрствования.

Вокруг — непроницаемая тьма. Под моей щекой размеренно и гулко бьётся чужое сердце.

В сильных руках держащего меня мужчины мне спокойно, будто в колыбели.

По его дыханию угадываю, что не спит. Почему-то кажется, что вообще сегодня так и не спал. Чтобы не терять ни единой драгоценной минуты вместе.

А я…

Впервые в жизни я понимаю, что совершенно потерялась во времени.

— М-м-м-м… Бас… уже утро скоро? Или пока глубокая ночь?

— А ты как думаешь?

Даже в темноте чувствую, что он улыбается. А у меня внутри светит собственное солнце — моё огромное, всепоглощающее счастье. Поэтому мне хочется улыбаться тоже.

— Ну, не зна-а-а-аю… ты меня столько раз будил за ночь, что мой внутренний будильник совсем сбился!

— Прости, — усмехается Бастиан. И не слышно, чтоб раскаивался хоть на каплю.

Потягиваюсь кошечкой, изгибаюсь…царапаю грудью твёрдую мужскую… и тут очень ярко и наглядно ощущаю, что нарываюсь на четвёртый заход.

Задумываюсь ровно на секунду. А потом…

— Мур-р-р!..

Льну снова и потираюсь щекой об его плечо.

Бастиан вздыхает.

— Сокровище моё, уже почти рассвет. Нельзя рисковать. Не то голову потеряем с тобой, и только представь тогда…

— Хорошо-хорошо, я поняла! Встаю, — тоже вздыхаю я и усаживаюсь вертикально. Чтобы тут же охнуть и плюхнуться обратно.

— Что такое? — обеспокоенно переспрашивает Бас.

— Сидеть… как-то… не очень… — смутившись до ужаса, я ныряю с головой под колкое шерстяное одеяло.

Между ног ноет и тянет так, что пожалуй, если вдуматься, то и лежать мне тоже не очень.

— Прости, — снова повторяет Бастиан. И ровно с таким же процентом раскаяния.

А потом ныряет ко мне под одеяло.

— Ай-яй! — взвизгиваю, потому что его отросшая щетина царапает мне щекотно живот.

— Не дёргайся. Раны положено зализывать.

— Бас, нет… о, мой бог… но…

— Полчаса до рассвета у нас ещё есть.

Как странно течёт время.

Иногда годы пролетают в один миг.

Но иногда полчаса растягиваются в целую вечность.

А потом я кое-как на дрожащих ногах добираюсь до стола и зажигаю последний огарок свечи.

А потом Бастиан, едва прикрытый краешком одеяла, подперев рукой голову и щурясь, словно довольный кот, рассматривает меня, пока я судорожно пытаюсь впрыгнуть поскорее в платье.

А потом он встаёт меня провожать, и до нас доходит, что мы забыли об одной немаловажной детали, которая может погубить всю нашу конспирацию на корню — простыни!!! Мы переглядываемся, и я краснею до корней волос. Если кто-то увидит у него в камеретакиепростыни, решит, что тут ночью как минимум кого-то прирезали.

Поэтому я кое-как сгребаю их в узел и забираю с собой. А заодно подхватываю с пола испорченную напрочь белую рубашку Бастиана, которую он ночью мочил водой из кувшина, чтобы вытереть меня. Сама я и пальцем не могла пошевелить.

Потом — ещё один прыжок обратно в камеру, я притаскиваю ему свою простыню, наскоро сдёрнутую с собственной постели. Я-то ничего, своим служанкам навру, что лунные дни невовремя пришли.

Потом мы с ним целуемся до тех пор, пока не потрескаются губы.

— Мэг, пора.

Я всхлипываю и висну у него на шее.

Шаги где-то далеко. Я их уже слышу.

— Мэг…

Пытается отодрать меня от себя, но я только крепче сжимаю руки у него на шее и отчаянно качаю головой.

— Мэгги, сердце моё, счастье моё, это же ненадолго! Малышка моя, девочка моя, так надо, ты должна! На один всего день, ты же вернёшься следующей ночью, ну потерпи, ну всё, всё…

Он врёт.

Он мне врёт.

Я же слышу.

Он не верит сам в то, что сейчас говорит! И мне хочется реветь навзрыд, как маленькому ребёнку, которому очень и очень страшно. А в этот самый момент мне становится так страшно, что почва уходит из-под ног.

В конце концов, голос предаёт его и срывается. Бастиан обречённо умолкает.

Я не знаю, где нашла силы оставить его и уйти. В двери уже звенели ключи. Мне подумалось — пусть бы увидели! Ничего не могло быть для меня в тот миг страшнее, чем разжать руки.