(не) Обручённые (СИ)

9.11

— Тебя по спинке постучать? — участливо поинтересовался Алан. На невозмутимой физиономии глаза горели лукавыми огнями. Таким я его ещё не видела, и это сбивало с толку.

— Н-не надо!

Я кое-как прожевала и проглотила кусок, жадно и долго пила воду из глиняной кружки… в общем, тянула время и лихорадочно пыталась придумать, как выпутаться из этой смущающей ситуации. А то молчание уже преступно затягивалось. А гадкий Фостергловер и не думал помогать. Только смотрел. И в тягучем, глубоком взгляде одна за другой истаивали легкомысленные огни — до тех пор, пока там не осталось что-то серьёзное, настоящее и пугающее меня своей определённостью.

Не бывает у таких людей «просто так».

Ни слов, ни взглядов, ни… чувств.

А я… что могу дать, кроме растерзанного сердца? Кого могу пустить в дом, в котором живёт призрак? И наверное, никогда оттуда не уйдет уже.

— Ты же говорил, тебе надоели девушки!.. — я всё-таки предприняла попытку перевести всё в шутку.

— Только те, что вешаются. Ты же не вешаешься? Впрочем, можешь и попробовать, я не против, — на его губах мелькнула и тут же пропала улыбка. С неподвижностью каменной глыбы он ждал — и совсем другого ответа. Серьёзного.

Того, которого я дать не могла.

А потому продолжала трусливо молчать, вцепившись в кружку, будто что-то могло меня спасти о того, чтобы заглянуть в собственную душу и принять очевидную правду.

Я не могу полюбить Алана.

Просто потому, что уже люблю другого — и эта горькая, как полынь, любовь, проросла в сердце, пустила такие глубокие корни, что их не вырвать уже, не убив меня.

Я люблю.

И буду любить, пока дышу.

Алан сузил взгляд.

— Я подожду… пока заживёт, — кивнул на мою шею. Но мы оба понимали, что он совсем не об этих ранах.

А я опустила глаза и снова ничего не ответила.

Раньше я тоже думала, что всё пройдёт когда-нибудь. Кажется, только что поняла окончательно суровую правду. Зажить может ожог. Но клеймо никогда не заживёт.

То самое, которое Бастиан оставил на моём теле своими руками и губами, своими отчаянно-грубыми прикосновениями.

То самое, которое он оставил на моей душе своей сжигающей дотла жаждой.

То самое, которым вычертил в моей судьбе своё имя, будто письменами чернильной тьмы по коже.

Осторожно отставляю кружку, поднимаю глаза.

— Мне пора. Спасибо… за всё.

— Звучит так, будто прощаешься. Учти, я такое прощание не принимаю! Так что пусть это будет «до следующей встречи». Жду тебя обратно, как только отдохнёшь, наведёшь порядок в своей голове и поймёшь, что прошлое всегда остаётся в прошлом. Да и настоящего не существует, это пустая абстракция. Стоит моргнуть — и оно тоже становится прошлым.

— Что же остаётся? — спросила я тихо.

— Будущее. Это единственное, на что человек может влиять.

Я осторожно встала, как будто боялась неосторожным движением ранить что-то у себя глубоко внутри, там, где осколки моих воспоминаний никак не желали становиться прошлым, а ранили снова и снова.

Даже так я была ненамного выше Алана.

— А чтобы ты с гарантией вернулась и не думала теперь от меня бегать и прятаться, пожалуй, заинтригую тебя. Придумал кое-что, что может помочь разобраться с загадкой нападения.

— Что? — невольно сорвалось с моих губ.

— А вот это расскажу, когда вернёшься, — невозмутимо сообщил хитрый Фостергловер, изо всех сил стараясь не улыбаться.

Да уж. Из меня сейчас то ещё зрелище, наверное. Наверняка я сейчас похожа на растерянного котёнка, который оказался один на улице в холодной осенней луже и не понимает, как же его сюда занесло, и что делать дальше.

По крайней мере, именно так я себя сейчас ощущала.

Так и не придумав подходящего ответа, я просто-напросто переместилась прямиком в постель Бастиана в старом дворце.

Скинула обувь, перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку, пахнущую сухими розами.

— Ну почему… почему я не встретила его раньше, чем тебя?

Вопрос был риторический.

Если бы портрет мог разговаривать со мной, я знаю, что бы он мне сейчас ответил.

«Потому что это иллюзия — что люди могут влиять на своё будущее. Стоя перед той дверью, ты тешила себя мыслью, что у тебя есть выбор. На самом деле выбора не было.

Ты была предназначена судьбой мне.

Ты моя.

Всегда была. И всегда будешь».

Я закрыла уши ладонями, чтобы не слышать, но его грустный голос все равно звучал в моей голове.