Хенни собирала господ в дорогу. Насупившись, сердито ворчала себе под нос:
— Вот так всегда… Как убирать за господами, готовить еду, стирать, выносить горшки так Хенни беги сюда, а как взять Хенни в большой город, так она не нужна. Кто в Амстердаме за вами горшки убирать будет, короб с одеждой носить, покупки опять же? Может, тот немочный господин, который сам еле ноги волочит?
Увидев молодую хозяйку в дверях кухни и проигнорировав её появление, она загремела утварью:
— Хм… может, и будет носить. Ему же надо показать, что он ещё крепкотелый, как та репка, и его подвявшая морковка на что-то годна. Хм… — Хенни скосила глаза на застывшую в дверях госпожу. — Конечно, годна. Банкир же. Тяжело не работает, ест сытно и вкусно. Деньги считать — это ж не за скотиной ходить, всякий сможет, — продолжала она вести беседу с собой. — Дайте мне деньги, и я вам тоже их пересчитаю стювер к стюверу не хуже того банкира. Если пожелаете, то каждый гульден натру до блеска мягкой тряпочкой и сложу в шкаП.
— В сейф, — поправила Ника, пройдя в кухню.
— Что? — повернулась к ней Хенни, отставляя в сторону миску с вытертыми насухо варёными яйцами. Отодвинула блюдо с остывшей тушкой зажаренного цыплёнка, смахнула со стола крошки.
Ника сняла с полки заварочный чайник и поставила на стол:
— Деньги в банке складывают в мешочки по сто штук и запирают в большущем сейфе, в самом деле, похожем на шкаф.
— Я и говорю в шкаП. А вы откуда знаете? — следила Хенни за руками госпожи.
— Мимо проходила, видела. Что-то мне зябко, — Ника поёжилась, потирая плечи. — Чаю что ли попить? Ромашкового, с мёдом. В придачу вон с той вкусняшкой, — указала она на тонкий круглый фруктовый пирог, украшенный сверху решёточкой из теста.
— Повечерять желаете? — спросила Хенни. — И правда, чего ждать. Сейчас на стол накрою.
— И обязательно чай сделай, с ромашкой, — напомнила Ника. — Для успокоения нервов и лучшего сна.
За стенами дома неумолимо сгущались сумерки. Стало прохладнее. По ногам лёгким дуновением прокатился сквозняк.
Хенни принесла в гостиную трёхрожковый подсвечник с двумя зажжёнными свечами.
Нике показалось, что в комнате всё же темновато, но просить зажечь третью свечу не стала. Вероятно, госпожа Ма стала экономить на свечах. Услышала её негромкий голос:
— Руз, тебе не пора идти к Ван дер Мееру?
Отозвалась:
— Пусть как следует стемнеет. Соседи могут увидеть.
— И то верно. Адриан вряд ли ляжет спать так рано. И не пойдёт никуда с такой-то ногой, — заметила она расчётливо.
— Все пришли к нему, — усмехнулась Ника. — Он устроил вечеринку в честь своего возвращения и позвал в гости соседей и друзей. Кроме нас. Что мне тогда делать?
Наблюдала, как госпожа Маргрит заёрзала на сиденье кресла. Такой вариант развития событий не приходил ей в голову.
Унылым голосом Ника развивала мысль дальше:
— Вот приду я к соседу, постучу в дверь, а у него полон дом гостей. До утра гулять будут, — подлила масла в огонь. — А потом он быстро соберётся и уедет в Арнем к жене.
Женщина молчала, и Ника отрицательно закачала головой:
— Не-ет, увольте, утром на глазах у всех я в сторону дома Ван дер Меера и шагу не сделаю.
Мама посмотрела за спину дочери и коротко кивнула. Известно кому.
Хлопнула входная дверь.
Госпожа Маргрит тяжело вздохнула:
— Мы сегодня не пошли на воскресную проповедь. Поедим, а потом ты почитаешь мне библию.
— Почитаю, — отозвалась Ника.
Разговор не клеился. Госпоже Ма явно было не до беседы. Коварный замысел её сына мог потерпеть крах. Она перекрестилась и часто взволнованно задышала. С видимым беспокойством поглядывала в сторону коридора.
Долго ждать не пришлось.
Хлопнула входная дверь; в гостиную вбежала Хенни.
— Нет никого. Тихо. В кухне горят свечи. Три. Плохая примета, к смерти, — отчиталась она хозяйке.
Госпожа Маргрит с облегчением кивнула:
— Подавай вечерю.
Ника не могла смириться с невезением. Её начало лихорадить. Руки заметно подрагивали, в горле пересохло.
Не могла молчать. Разговор отвлекал, снимал нарастающее напряжение.
— У Ван дер Меера в гостях новая возлюбленная, — выдала она свежую версию развития событий. — Готовит ему вкусный воскресный ужин. А потом они до утра… — наткнулась на тяжёлый, осуждающий взгляд госпожи Ма и беспечно закончила: — будут читать библию.
— У него есть жена, — вздохнула мама печально. Ей тоже было не по себе. — Ни один мужчина из семейства Ван дер Мееров никогда не был уличён в прелюбодеянии, — вздохнула она вновь. — Все блюли верность своим жёнам. Ван дер Меер-старший так и не взял вторую жену после смерти Майкен. Любил её очень, — перекрестилась.
— Если ходить налево с умом и выбирать неглупых глухонемых любовниц, то никто… ничего… никогда… не узнает, — сказала Ника с расстановкой, сервируя стол.
Госпожа Маргрит озадаченно потёрла щёку:
— Ты это называешь… эмм… ходить налево? Как же это?
— Ну… — задумалась Ника. — Направо — это вести праведный образ жизни, не изменять жене. Налево — наоборот, изменять законной жене, — со стуком положила нож у тарелки мамы.
Госпожа Маргрит вздрогнула и поморщилась:
— А как же седьмая заповедь «Не прелюбы сотвори»? Придётся держать ответ за незаконную, нечистую блудную связь. Мужу и жене Бог запрещает нарушать взаимную верность и любовь.
— Пф-ф, — Ника подняла глаза к потолку. — Бог запрещает и убийство — шестая заповедь «Не убий», верно? Но не все её соблюдают, — и договорила тихо: — Впрочем, как и девять других заповедей. Далеко и ходить не нужно. Криминальная семейка, все как один. Копни поглубже, найдёшь погуще.
Госпожа Маргрит суетливо заворочалась в кресле, забегала глазами по полу, будто в поисках оброненной вещи:
— Руз, где ты всего этого набралась? — остановила на ней недовольный недоумевающий взор. — Никуда не ходишь, с Аделхейт не виделась с тех пор, как ту выдали замуж и увезли во Францию — и слава богу. От кого идут столь крамольные мысли?
— Поумнела после удара головой, — хмыкнула Ника. Аделхейт она не помнила.
— Что-то поясницу ломит, — сказала госпожа Маргрит слезливо, болезненно скривив губы. — Надо сказать Хенни, чтобы натёрла мне спину на ночь. Как доехать до Амстердама и не растрястись? — она перекрестилась и позвала: — Хенни, ты скоро?
В ответ в кухне громыхнуло. Будто со стены сорвалась сидячая ванна-соусник, в которой сегодня купали Неженку.
— Безрукая, — с раздражением бросила госпожа Ма. Собираясь встать, закряхтела.
— Сидите, — остановила её Ника. — Я посмотрю, с кем там воюет Хенни.
Она вошла в кухню.
Прислуга двигала в кладовой бочки, приговаривая:
— Вот куда она запропастилась? Помню, что ставила куда-то сюда. Воняет же.
Нике понадобилось десять секунд, чтобы достать злосчастный коричневый флакончик и влить снотворное в заварочный чайник. Была уверена, что и Хенни не откажется подлечить расшатавшиеся нервы успокоительным напитком.
— Наконец-то попалась! — радостно сообщила служанка, выскочив из кладовой. — Вот! — двумя пальцами держала в вытянутой руке проволочную мышеловку с останками серого грызуна.
— Фу! — отвернулась Ника, морщась. — Нашла время демонстрировать свою находку.
— Я совсем забыла про неё. Если бы не вонь…
— Руки вымой как следует. Проверю.
Ника вернулась в гостиную с тарелкой с нарезанной ветчиной и сыром.
Следом вошла Хенни с продолговатым блюдом. От аппетитной горки тушёной капусты, обложенной копчёными колбасками, поднимался ароматный пар. Запахло жареным луком с морковью и пряными приправами.
Надо отдать Хенни должное — готовила она вкусно.
— Куриный бульон нести? — спросила служанка у хозяйки.
Госпожа Ма пододвинулась к столу:
— Неси.
Ели молча, глядя перед собой и думая о своём.
Чай вышел необычайно душистым и на удивление быстро проявил успокоительный эффект.
Хенни тоже вышла послушать, как молодая госпожа читает библию. Она села на стул у буфета, привалилась плечом к его стенке и сложила руки на коленях. Широко зевнула.
Госпожа Маргрит монотонно кивала в такт произносимым дочерью словам. Ни озабоченной, ни взволнованной больше не казалась.
Ника всматривалась в её лицо и гадала, знает она обо всех преступлениях сына или намеренно предпочитает пребывать в блаженном неведении, не обременяя свою совесть лишними терзаниями, расчётливо оберегая нервы и сердце от потрясений? Её не волнует, что Якубус в очередной раз станет убийцей?
Ника не вникала в суть прочитанного. Слово Божье не находило отклика в её душе.
Через полчаса госпожа Ма сладко зевнула. Её голова наклонилась к плечу, подбородок упёрся в грудь.
Хенни так и заснула, сидя у буфета. Руки съехали с колен, рот приоткрылся.
Ника подавила зевок и встала. Укрыла маму и служанку пледами. Если женщины озябнут, то могут проснуться.
Она забрала подсвечник, зажгла третью свечу и поднялась на чердак в комнату прислуги. Достала из шкафа первое попавшееся простое чёрное платье, отыскала такой же платок.
Шерстяная плотная накидка с капюшоном висела на крючке у двери. Будучи короткой, она оказалась Нике в самый раз, а вот платье ожидаемо было не только широким, но и длинным. Что широкое — так бог с ним, а вот что длинное… тоже поправимо.
В своей комнате Ника с облегчением избавилась от корсета и переоделась в одежду Хенни, пахнувшую дешёвыми духами, больше похожими на аромат цветочного мыла. Подтянула длинное платье под туго затянутый пояс, убрала волосы под платок. Стала похожа на одну из многих служанок, виденных ею на рынке — серую, безликую, такую, как в данном случае и надо.
Убрала из шкатулки «паспорт» и серьги, вернула их под подушку. Ей нужны только гульдены — все сорок восемь.