Глава 8

Ника с интересом наблюдала за гостями.

Господин губернатор был в доме Ван Вербумов частым гостем. Хозяйским жестом он отдал шляпу и трость Хенни и только после этого представил госпоже Маргрит и её дочери своего сопровождающего — господина Геррита ван Ромпея, управляющего частным банком в Амстердаме, который держал упакованную в плетёную корзинку-фиаску бутыль и большую, перевязанную алой лентой коробку.

«Ромпей, банкир Ван Ромпей…», — завибрировало в висках Ники острой болью. Почему-то подумала о мерзавце-заимодавце, с документами которого провозилась почти ночь. Нет, не помнила она такого имени. Впрочем, договор займа мог пройти через десяток рук и, в конце концов, попасть из Зволле в Амстердаме к управляющему банком. Что-то же привело пожилого банкира в их город. Впрочем, не станет он заниматься сомнительными делами — не по статусу — мелко, подло, гадко. Такое больше подходит Якобу.

Якубус заметно волновался. Его глаза беспокойно перебегали с сестры на мать, с губернатора на банкира и в обратном порядке, будто он считал и пересчитывал потерявшихся детей.

Господин Геррит ван Ромпей — мужчина пожилой, невысокий, щуплый. С узким лицом и впалыми щеками, с подкрученными кверху на старый манер усами и бородкой клинышком, с тонкими сжатыми губами и большим лбом. Серый, невзрачный, похожий на взъерошенного, потрёпанного временем старого воробья. В такой же серой и безликой одежде, оттенённой белыми манжетами и широким накрахмаленным воротником. На его лице горящими угольками выделялись въедливые карие глаза.

Он передал бутыль хозяйке дома и деликатно пожал ей руку. Остановил настороженный, с подозрительным прищуром взор на Нике, от чего ей стало не по себе.

«Лет этак под семьдесят господину банкиру», — определила она его примерный возраст. Взгляд у него намётанный, профессиональный. От всех и всегда ждёт подвоха. Осторожный, недоверчивый.

«Бдительный дедуля», — поставила она окончательный «диагноз» господину Герриту ван Ромпею. Банковское дело связано с множеством рисков, поэтому от банкиров требуется особая осторожность.

Решив, что дочь хозяйки для него опасности не представляет, господин Геррит протянул ей коробку:

— Сладости. Примите в знак уважения и нашего знакомства, — он скупо улыбнулся, обнажив на миг редкие жёлтые зубы.

— Спасибо, не стоило беспокоиться, — сказала Ника, передавая коробку Хенни. Опустила глаза, стараясь больше не встречаться с ним взглядом.

— Ну как же не стоило, — возразил банкир. — Молоденькие девицы любят сладости.

Зато господин губернатор был ему полной противоположностью — крупный, полный, с густой светлой шевелюрой, с гладко выбритыми щеками, громкоголосый и улыбчивый. Суетливый и шумный. Высокий жёсткий воротничок подпирал его тройной подбородок и не давал опустить голову ниже некоторого предела, и мужчине приходилось при разговоре склоняться, будто в поклоне.

Госпожа Маргрит выглядела весёлой и всем довольной. Улыбалась гостям искренне, с достоинством, голос негромкий, уверенный. Её причёску украшала воздушная чёрная кружевная наколка с бледным розовым камнем. Из того же комплекта были золотые серьги-капли, крупное кольцо и ромбовидная брошь, которая смотрелась богато на платье цвета бордо с белым стоячим воротником.

Ника невольно сравнила госпожу Маргрит со своей матерью. Если бы Илону Витальевну обрядить в такое же платье и увешать дорогущими ювелирными украшениями, то эти мужчины, включая Якубуса, уже через полчаса знакомства с ней, наперебой бы пытались единолично завладеть её вниманием. Ника вздохнула. Как её мать живёт без неё? Скучает ли? Ника скучала.

Она тронула на запястье скромный браслет из мелкого жемчуга с лёгким розовым перламутровым отливом. Такие же серьги выгодно оттеняли бархатистость чистой кожи Руз, не отвлекали внимание от нежного румянца на её щеках, подчёркивали белизну зубов и сочную свежесть алых губ.

Госпожа Маргрит уводила гостей в гостиную.

Ника чуть отстала. Переминаясь с ноги на ногу, поморщилась: «Туфли… чёрт бы их побрал!» С нелепыми огромными синими бантами! Не могла понять, как можно носить такую неудобную обувь? Какой криворукий сапожник её шьёт? То ли они были узкие, то ли коротковаты, но их хотелось сбросить с ног и вновь обуть домашние туфли без задников.

Якубус взял её под руку, направляя за матерью. Наклонившись к её уху, еле слышно сказал:

— Благодарствую, сестра, — улыбнулся подхалимски, елейно, спешно вложив в её ладонь золотую монету.

— Надеюсь, ты помнишь о данном мне слове, — не преминула напомнить Ника.

Якоб поспешно отвернулся, сделал вид, что не слышал слов сестры. Перехватил инициативу у матери, указывая гостям на накрытый стол, приглашая отобедать.

Госпожа Маргрит поравнялась с дочерью, сжала её руку и тихо заговорила:

— Руз, дорогая, постарайся не испортить вечер своим кислым видом. Якобу крайне важна эта встреча.

Она заглянула в лицо дочери. Убедившись, что та внимательно её слушает, продолжила:

— Он хочет взять в банке господина Ван Ромпея большой кредит под возможно малые проценты. Намеревается купить пивоварню в соседнем местечке и вступить в гильдию пивоваров. Кто знает, может быть, с помощью нашего покровителя, — она глянула на господина губернатора, — Якоб в скором времени займёт место главы гильдии. Поспособствуй этому, дорогая. Пусть у господина Ван Ромпея останется самое благоприятное воспоминание об этом вечере. Ты не представляешь, чего мне стоило уговорить господина губернатора зазвать сего гостя к нам. Уж очень господин Ван Ромпей избирателен в знакомствах.

От мамы пахло лёгким ароматом пионов. Без перебора, в меру. Нике нравилось. Она смотрела на губернатора-балагура и банкира-старца, садившихся за стол:

— По-моему, и так всё очень хорошо. Они с вас глаз не сводят и рады провести время в вашем обществе.

— С таким-то угощением, — усмехнулась мама. — Поможешь мне, дорогая?

— Каким образом?

— Займи гостя интересной беседой. Сядь напротив него, — она незаметно подтолкнула дочь к нужному стулу.

— Какой беседой? О чём? — зашипела Ника в замешательстве. — Что я могу ему рассказать интересного? Уж лучше вы…

— Ну как же, дорогая, — перебила её госпожа Маргрит. — Не разочаровывай меня. Тебя же учили в специальной французской школе не только языку, умению шить и вязать. Покойный отец, — она украдкой перекрестилась, — выделил на твоё обучение огромную сумму. Пора показать, что его вложения не были напрасными. Давай, дочка, оправдай ожидания отца, равно как и мои.

Ника не ответила. О том, что Руз знает французский язык, она понятия не имеет. О чём станет говорить с пожилым мужчиной, причём банкиром, не представляет. Вот об искусстве этого времени она знает достаточно и поддержать беседу сможет. При условии, что её собеседник понимает в этом толк.

Она посмотрела на господина Геррита ван Ромпея и столкнулась с его сухим, надменным выражением во взгляде. Сердце ухнуло в желудок. Без сомнения, банкир слышал последние фразы её разговора с госпожой Маргрит.

* * *

Мама ничего не заметила и обратила внимание на господина губернатора.

Сидя рядом со своим спутником, он ел, не забывая нахваливать хозяйку:

— Вы не представляете, насколько отменно готовит госпожа Маргрит, — бегал глазами по заставленному блюдами столу. — Это же утка, томлёная в сливочном масле с сыром? Люблю, — потянулся к блюду, высматривая самый крупный кусок. — Отведайте, господин Геррит, не пожалеете.

Видя, что дочь сидит безмолвным недвижимым изваянием, госпожа Маргрит взяла инициативу в свои руки. Она мило улыбнулась господину Ван Ромпею:

— Позвольте, я поухаживаю за вами. Желаете начать с супа?

На его чинный утвердительный кивок открыла супницу с особым благоговением:

— Гороховый, с копчёным беконом и специями, — подала гостю тарелку с супом.

Ника вздохнула, едва не подавившись слюной, и уставилась на низкую, широкую серебряную вазу со сладостями, которые принёс именитый гость, и которые, будто издеваясь, поставила перед ней Хенни. Выпечка ручной работы выглядела непривычно: маленькие квадраты пирожных с марципаном и сахарной пудрой, тоненькие хрустящие полоски вафель, склеенные между собой сахарным сиропом, несколько видов печенья необычной формы. К чаю или кофе самое то.

Нике от переживания ничего не лезло в горло. От бросаемых на неё нечитаемых взглядов дедули, тело пробирал озноб.

«Неловко вышло», — досадовала она. Почему госпожа Маргрит не поговорила с ней заранее? Ника привыкла бы к этой мысли, подготовилась бы, потренировалась перед зеркалом, подобрала бы подходящий пристойный образ для подобной беседы, определилась бы с темой.

Собираясь отведать сыра и колбасы, искала среди приборов вилку. Обшарила глазами весь стол и не нашла. О вилках забыли? Ножи, ложки, пожалуйста. Вилки? Их не было. Ни одной.

Обратив внимание, как все присутствующие обходятся без нужного прибора, была немало удивлена — нарезку ели, накалывая на острый кончик ножа.

Якубус за всеми наблюдал со снисходительной полуулыбкой. Главное — нужный ему человек находится в его доме, сидит за его столом, ест, пьёт. Смотришь, всё в скором времени сладится и он сможет купить пивоварню, а там… Якоб нетерпеливо заёрзал и взялся за кувшин с пивом, всё же ощущая некоторую скованность из-за присутствия за столом незнакомого и столь важного для него человека.

Зато господин губернатор чувствовал себя вольготно.

— Надо отдать вам должное, госпожа Маргрит, хозяйка вы хлебосольная. Говядина мягкая, во рту тает. Соус в меру кисло-сладкий, как я люблю, — он обтёр большим клетчатым платком то ли вспотевший, то ли в пятнах жира подбородок и открыто улыбнулся хозяйке. Опустил глаза на брошь на её груди. — Еда, приготовленная вашими ручками выше всяких похвал. Вино у кого покупали?

Маму с ответом опередил Якоб:

— У господина Борста на Винной улице, — подвинул к себе приземистую пузатую бутыль, принесённую банкиром. Оценил плетение корзины-фиаски. — Вижу, вино из Кьянти. Верно, господин Ван Ромпей? Двухлетней выдержки, из отборного винограда. Доброе вино, — шумно сглотнул набежавшую слюну.

— Понимаете толк в винах, — ответил гость, налегая на говядину в соусе. — Четыре дня назад доставили в Роттердам кораблём из Генуи.

Господин губернатор закивал:

— Да-да, недурственное вино, но… слабоватое.

Якоб раскраснелся, глаза сделались уже, губы расплылись в добродушной улыбке. Он осмелел:

— Можжевеловки отведать не желаете? Из винокурни Схидама. Она покрепче будет. Вот и селёдочка, копчёное мяско́, колбаска, сыры под неё имеются.

Он сделал нетерпеливый жест рукой в сторону кухни и за приоткрытой дверью раздался топот; мелькнул край юбки Хенни.

Ника не удивилась незримому присутствию служанки — подслушивала. Было бы странно, если бы за дверью её не оказалось.

После дегустации можжевеловки атмосфера разрядилась. Господин губернатор балагурил, его смех раздавался чаще и громче. Ему вторили сдержанный грудной смех хозяйки и хрипловатый — её сына.

Ника выпила вина, как и… госпожа Ма — хозяйка дома и мать Руз в одном лице. Сравнительное определение нашлось неожиданно и очень ей подходило.

Сухое вино с бархатистым вкусом и ягодно-цветочным ароматом осело в желудке приятным теплом; слегка закружилась голова. Пила Руз, а охмелела… Ника? Усмехнулась: чего только не придёт в голову подвыпившей девице?

Она исподтишка подглядывала за господином Ван Ромпеем. Опьяневшим он не казался. Не желал расслабиться и потерять бдительность? Умеет пить? Имеет большой опыт употребления спиртных напитков? Она снисходительно улыбнулась, глядя, как он, не участвуя в беседе, затеянной ради него, с довольным видом ест слоёный пирог со щукой.

Не испытывала к гостю ни симпатии, ни неприязни. Ей было всё равно, что он о ней подумает после услышанного разговора с госпожой Маргрит.

Ника никогда не была двуличной. На её лице всегда отражались истинные чувства, выдавая состояние души. Показные заигрывания, кокетливые ужимки, томные вздохи, робкие взгляды — не для неё.

Она не страдала от недостатка мужского внимания. Да и понравиться сильной половине человечества не старалась. Загнав глубоко в душу естественное женское желание, никогда не добивалась ничьего внимания. Зачем? Чтобы… что? Глядя на себя в зеркало, воздушных замков не строила. Так легче. Проще. Спокойнее.

Ника снова украдкой взглянула на сидевшего напротив неё пожилого мужчину. Подавив вздох, взяла ложку и подвинула к себе тарелку с гороховым супом.

Загрузка...