Нежное создание (СИ)

Глава 33

Она отсиживалась в комнате.

Не бездельничала. Чтобы занять мысли и руки, рисовала эскизы интерьера кофейни. Фантазия буксовала — узкое, тёмное, вытянутое в длину помещение мыльной лавки блокировало полёт мысли.

Возможно, дело было в дурном настроении. В ожидании наказания Ника вздрагивала от малейшего шороха или стука за дверью. Казалось, войдёт госпожа Маргрит и… дальше мысли капитулировали и дохлыми мухами падали под стол.

Ника злилась на себя, но ничего поделать не могла. Тело Руз знало, что такое боль и ждало наказания: подрагивали руки, сжимаясь в кулаки, сердце то замирало, то билось в ускоренном темпе, дыхание сбивалось, перед глазами размытым пятном темнело искажённое злобой лицо госпожи Маргрит, слышался звонкий звук пощёчины.

Ника потёрла шею, коснулась шишки на затылке и прижала ладони к груди. Сегодня болело именно здесь — синяк сходил медленно.

Она знала, что стерпит физическую боль, как и знала, что после побоев уйти из дома не сможет. За душой ни гроша, в кармане дыра. Скоро к ним добавится «ни кола ни двора».

Шло время, а госпожа Маргрит не приходила. Дом будто увяз в непроницаемой могильной тишине, от которой было не по себе. Если бы не звуки боя часов на главных воротах города, Ника потеряла бы счёт времени. Не выдержав томительного ожидания, она бесшумно спустилась на первый этаж. Воровато осматриваясь, прошла в кухню.

Хенни заканчивала приготовления к обеду: протирала сквозь сито варёные картофель, капусту, лук, шпинат, морковь и репу.

Нике нравилось пюре из овощей. Она верила, что служанка оправдает её ожидания, и блюдо, которое уже вкусно пахло, получится с нежной консистенцией и ярким вкусом.

Бросив на молодую госпожу долгий озадаченный взгляд, Хенни сказала:

— Есть будете с господином Питером. Хозяйка снова ушли наверх и велели её не беспокоить, — тяжело вздохнула и замолчала в ожидании вопросов.

Ника смотрела на её руки и думала о своём: если госпожа Маргрит после разговора с кузеном не пришла к ней — значит пока всё неопределённо, нет серьёзной причины учить её уму-разуму.

— Жалованье не получила, — сообщила Хенни жалобно. — Матери послать нечего. Уж и не знаю, как быть. Сколько стоит тот графин, не знаете? — спросила со скорбным вздохом.

— Какой графин? — встрепенулась Ника.

— Который я разбила, будь он трижды неладен.

Ника встала и подступила к служанке:

— Говори, — произнесла грозным шёпотом.

— Что говорить? — пятясь, округлила та испуганные глаза.

— Тише, — шикнула на неё Ника, оглядываясь на открытую дверь. — О чём говорили кузен и хозяйка? Только не смей лгать, что не знаешь, не слышала и всё в таком духе.

Хенни облизнула губы:

— Говорили новый хозяин. Тихо говорили, не всё расслышала. Да и этот, — она кивнула за свою спину, — Корнелис-шмарнелис… всё высматривает да вынюхивает, ходит сзади за мной, шагу ступить не даёт. Щиплется, — морщась, потёрла ягодицу. — В следующий раз огрею его сковородкой. Пусть…

— Короче, — Ника нетерпеливо передёрнула плечами.

— Съехать вам надо через месяц. Это если вы…

Ника перебила:

— Госпожа Маргрит содержание получит в случае моего отказа?

— Не знаю. Хозяйка после разговора велели постелить господину Питеру на её ложе и сами ушли наверх. Велели перенести её любимые подушки, — понизила голос до еле слышного шёпота.

— Когда он уедет, не знаешь?

— Будут дожидаться господина банкира.

Ника хмыкнула: мама и кузен надеются на согласие Руз. Им выгода, а ей… Интересно, как бы поступила Руз?

— Руз, иди сюда, — услышала она непривычно высокий голос Питера из гостиной.

В коридоре мелькнула тень его слуги. Подслушивал?

Кузен перекладывал бумаги в раскрытой папке.

— Сядь, — указал Нике на место напротив себя.

Она послушно села, чинно расправила складки на чёрном платье, поправила манжеты и сложила руки на коленях.

— Ты не кажешься мне глупой девицей и должна знать, что честь и благополучие семьи превыше всего, — начал Питер пафосно.

Ника смотрела сквозь него в мутные стёкла окна, наполовину закрытого ставнями. Не перечила, не протестовала. Слушала вполуха.

Вздыхала.

На неё оказывается моральное давление, проводится психологическая обработка, цель которой — заставить подчиниться требованиям госпожи Маргрит.

Питер пытается одержать победу там, где женщина потерпела неудачу: настойчиво взывает к совести кузины, обязывает пожертвовать собой ради блага семьи, мол, Руз не первая и не последняя, кто с честью исполнит свой долг.

Мужчина встал. Заложив руки за спину и чуть наклонившись вперёд, стал ходить по гостиной: от стола к камину и назад, снова от стола к камину… Его монотонный, приглушённый, то удалявшийся, то приближавшийся голос убаюкивал.

Ника отвлеклась, задавая себе в очередной раз вопрос: во имя чего или кого она должна пожертвовать собой? Жить в покое и достатке важно для кого? Кто заплатит за блага, какова их цена и кто останется в выигрыше?

— Благородный человек всегда и безоговорочно готов исполнить свой долг, — прорвался в её сознание приблизившийся голос кузена.

Ника подняла удивлённые глаза:

— Зачем вы вводите меня в заблуждение? Почему говорите о благородстве, высокой нравственности, душевной чистоте и умалчиваете о выгоде предложения господина Ван Ромпея? Разве не это является для вас первостепенным?

У Питера заблестели глаза.

— Является для нас, всех нас, — поправил он поучительно. — Безмерно рад, что ты поняла это, — вздохнул с видимым облегчением, собирая бумаги в папку. — Исключительная выгодность предложения делает его бесценным.

— А какой человек всегда и во всём ищет лишь выгоду? — потёрла Ника зудящий кончик носа. Либо ей предложат выпить бокал вина, либо дадут по носу.

— Что? — Питер сел, отклонился к спинке стула и положил ногу на ногу.

Из кухни послышался грохот. С тех пор, как там появился чужой человек в лице Корнелиса, кастрюли гремели чаще и громче.

— Руз, к чему твой вопрос? — прищурившись, спросил мужчина.

— Можете ответить? — сделала она наивные глаза. — Вопрос для меня крайне важный, но недостаточность жизненного опыта не позволяет мне ответить на него самостоятельно.

Питер расправил плечи, приосанился:

— Малый жизненный опыт не позволяет тебе видеть, что полезную выгоду в деле ищет не иначе как разумный и практичный человек.

— Угу, практичный, — сделала задумчивый вид Ника. Неспешно рассуждала: — Практичный человек в каждом деле ищет для себя выгоду, то есть ищет источник личных доходов, обогащения. Получается, им движут алчность и корысть. Он пользуется доброжелательностью окружающих, тем самым нанося им вред. Выходит, это плохой человек. Низкий и безнравственный, — сделала вывод.

Питер в раздумье потёр переносицу:

— Весьма опрометчиво с твоей стороны определить практичного человека как низкого. Руз, не пойму, к чему ты клонишь? — заёрзал он на сиденье.

— Увы, дорогой кузен, в брачном союзе с господином Ван Ромпеем я не вижу для себя никакой выгоды, — скромно улыбнулась она. — Хоть я и благородных кровей, но безоговорочно исполнить свой долг и пожертвовать собой ради благополучия других не готова. Как говорится, своя рубашка ближе к телу. Хенни! — позвала Ника, прислушиваясь к неразборчивому гудению недовольных голосов из кухни. — Подавай обед. И вина принеси.

На молчаливо и недовольно взиравшего на неё Питера не смотрела. Она дождётся приезда господина Ван Ромпея и поговорит с ним по душам. При любом раскладе к его возвращению у неё должен быть готов путь отхода.

Ника поднималась на второй этаж, размышляя, под каким убедительным предлогом можно ненадолго выйти из дома. Как назло, ничего подходящего на ум не приходило. В надежде, что во время разговора на нужную мысль её подтолкнёт сама госпожа Маргрит, она подошла к двери в комнату Якубуса и в нерешительности остановилась.

Сквозь неплотно закрытую створку слышались глухие рыдания — мама плакала. Судорожно всхлипывая и глотая окончания сбивчивых фраз, жаловалась покойным сыну и мужу на непослушание Руз. Просила у них совета.

Слёзы чужой матери тронули до глубины души.

Ника никогда не видела свою мать плачущей. Быть может, именно в эту минуту в ином измерении Илона Витальевна оплакивает смерть единственной дочери?

Она отступила от двери и прижала ладони к щекам. На глаза навернулись слёзы. Жалость кислотой разъедала душу.

Девушка не знала, как утешить отчаявшуюся женщину, потерявшую не только мужа и сына, а и дочь. Будь Руз на своём месте, Якубус был бы живой, взял бы кредит на покупку пивоварни, женился. Руз покорилась бы воле матери и брата и вышла бы замуж за того, кого бы ей сосватали.

Ника не стала тревожить госпожу Маргрит и спустилась в кухню.

Узнав от Хенни, что Питер со слугой ушли в неизвестном направлении, поискала в гостиной папку с документами.

Не найдя, вернулась в кухню. Предстояло незаметно уйти из дома. Желательно одной.

Вымыв посуду, Хенни приступила к уборке гостиной. Оглядываясь на молодую госпожу, жаловалась, что устала, что с приездом гостей стало шумно и грязно, что в новом доме в Амстердаме будет иначе, и люди там другие, и жизнь веселее и легче. Всё ворчала и ворчала, гремя ведром и шваброй, с ожесточением шлёпая мокрой тряпкой по мраморному полу.

Ника ушла из дома через заднюю калитку. Она успеет вернуться до того, как обнаружат её отсутствие. Чем в случае необходимости объяснит свой внезапный уход, придумает на обратном пути.

К мыльной лавке она едва ли не бежала. Кутаясь в накидку, отворачивала лицо от порывов холодного ветра и редких капель дождя. Обходила лужи. На прохожих, спешивших, как и она, по своим делам, не смотрела.

В лавке не было ни одного покупателя, а пахло так, что стало трудно дышать. Повысившаяся влажность усилила неприятные запахи. В глаза бросился участок пола у плинтуса, покрытый чёрной плесенью.

От острого желания развернуться и тотчас уйти Нику удержал продавец.

Суетливо поздоровавшись, обойдя прилавок, и заслонив собой выход, он подошёл к посетительнице.

— Я вас помню, госпожа, — сказал улыбчиво с заискивающими нотками. — Вы приходили вчера. Если вам нужен хозяин, то их сегодня не будут. Приходите завтра.

— Ничего же плохого не случилось? — с тревогой спросила Ника.

— Хозяин по делам отбыли в Кампен. Обещали вернуться завтра поутру.

Не проронив ни слова, Ника развернулась и вышла из лавки.

Глотнув свежего воздуха, заметила, что находясь в магазинчике, дышала поверхностно, неглубоко, ртом, будто боялась отравиться.

«Как теперь быть?» — огорчилась она. Безответственность лавочника усугубила и без того плохое настроение.

По личным наблюдениям Ники, если её день начинался паршиво, то заканчивался он, как правило, ещё хуже. Впрочем, в ближайшие недели она от жизни ничего хорошего и не ждала. Сожалела, что белая полоса оказалась слишком уж узкой — полыхнула весенней радугой, поманила, обнадёжила и размылась, истаяла.

Выбежав на торговую площадь, пустовавшую в этот час, Ника замедлила шаг. Из здания караульной службы вышли стражники. Перекинувшись парой слов, не оглядываясь, свернули на центральную улицу.

Ника вскинула голову и посмотрела на куполообразный верх башни, мимо которой проходила. Казалось, её шпиль протыкал низко бегущие, напитанные дождём тучи.

«Этажей двадцать-тридцать будет», — прикинула девушка высоту постройки. Глаза загорелись.

«Вот бы…» — Ника не успела додумать до конца не оформившуюся мысль, как её внимание привлекла открытая дверь в башню. На дужке болтался навесной замок, мешая двери закрыться. Бился о дерево полотна, издавая глухой ритмичный стук.

Под напором налетевшего ветра дверь с грохотом закрылась и открылась снова.

«Приглашаешь?» — усмехнулась Ника.

Не раздумывая, она юркнула в узкий тёмный проём. Удивилась, что совсем недавно хотела попасть сюда и вот мечта сбылась. Пусть непогода не позволит в полной мере насладиться видом окрестностей, но тумана нет. Кто знает, что увидит она с высоты птичьего полёта… там… за видимой линией горизонта.

От стука захлопнувшейся за спиной двери, в душе ёкнуло. Дверь вновь распахнулась и ударилась о стену.

Ника поправила замок и плотно закрыла створку. Стало сумеречно, тепло, спокойно. Толстые стены башни заглушили звуки непогоды. Узкая винтовая лестница с удобным поручнем серпантином уходила вверх, сливалась в тёмную сплошную линию, терялась.

«Дойду или не дойду?» — подумала Ника с сомнением, скидывая капюшон. Она бы дошла, а вот Руз…

Если повезёт, то она успеет дойти до верха площадки, где висят колокола, и её не повернёт назад церковный служка. Она уговорит его немного подождать, пока будет осматриваться.

— Эге-гей! — подняв голову, крикнула Ника. Сквозняк тронул прядь волос на виске, прошёлся по лицу прохладой.

— Гей-ей-ей… — охотно отозвалось местное эхо.

— Здесь есть кто-нибудь? — понравилось слушать звук собственного голоса, искажённого до неузнаваемости, затихающего, волшебного.

— Нибудь-будь-будь… — откликнулось эхо игриво.

— Я иду!

Ника взяла спокойный ровный темп: раз ступенька, два ступенька… три, четыре, пять…

Не спешила. Дышала размеренно, вольно. Смотрела вверх. Часто останавливалась, прислушивалась, ожидая встречной помехи. Будет жалко, если на половине пути её вернут. Она бы спряталась, только негде.

В оставленные между кладкой отверстия задувал ветер и лился дневной свет. Чернели птичьи гнёзда. Воздушным тюлем таинственно и величаво качалась плотная паутина.

Как ни старалась Ника держать дыхание, а выдохлась быстро.

Поймав себя на мысли повернуть назад, одёрнула: «Только вперёд!» С остановками, отдыхом, но вперёд. Казалось, там, в вышине, её ждёт что-то новое, неведомое, жизненно важное и необходимое, как воздух или вода, без чего ей не выжить.

Пройдя точку невозврата, Ника словно перешагнула невидимую грань, перестала чувствовать ход времени, затерялась в пространстве, забыла обо всём.