Нежное создание (СИ)

Глава 23

— Руз, почему?.. — услышала она сдавленный голос Адриана.

Кэптен обтянул штанину, тяжело сел на стул, откинулся на его спинку и вытянул ноги под стол.

Опершись ладонями на сиденье соседнего стула, Ника тяжело поднялась. Вопросы не должны оставаться без ответов, иначе это породит массу неверных, губительных домыслов. Вздохнула:

— Я устала терпеть над собой многолетние, ежедневные издевательства, которым не видела конца. Якоб перешёл все границы. Он задумал убийство. Я должна была его остановить. Прости, что втянула тебя в свои дела.

— Теперь это и мои дела.

Ван дер Меер подвинул графин со спиртным, налил полстакана, отпил половину и поморщился.

От стука донышка о столешницу у Ники зазвенело в ушах. Виски прострелило болью. Яркое свечное пламя расплывалось перед глазами. Она дотянулась до подсвечника и погасила одну свечу из трёх.

«Хенни сделала бы это сразу», — вспомнилась озвученная ею плохая примета. Прогноз сбылся, слегка изменив траекторию и сместившись в пространстве.

Ника расправила на спинке стула мужской кафтан и села. Взяв стакан кэптена, в два глотка допила содержимое. Жгучая горечь огненной волной прокатилась по пищеводу, тяжёлым комом осела в желудке.

— Фу, какая гадость, — Ника содрогнулась и скривила губы. Глаза забегали по столу в поисках, чем бы запить или заесть крепкий напиток.

Вздёрнув бровь и замерев, Ван дер Меер с изумлением смотрел на соседку, которая ладонью торопливо нагнетала воздух в приоткрытый рот.

— У тебя совсем закуски нет? — на её глазах выступили слёзы.

— Есть, там, — кивнул он в сторону кухни.

Ника легко поднялась, схватила подсвечник и быстрым шагом ушла в кухню.

Поставив подсвечник на стол, упёрла ладони в столешницу разделочного стола, громко выдохнула. Не думала, что говорить о смерти Якубуса будет настолько тяжело. Взгляд упал на бадью с водой, стоявшую на полу, и полосатый коврик в жёлто-зелёную полоску. Рядом стул с мокрым полотенцем на спинке. Цепочка мокрых мужских следов ведёт в сторону двери. Несмотря на ранение и усталость, кэптен смыл грязь с тела.

Взгляд упал на буфет — громоздкий, вместительный, антикварный даже для этого времени. С ним были связаны приятные воспоминания.

«Какие?» — хлопала Ника его дверцами. Становилась на цыпочки, заглядывала на верхние полки, не понимая, что именно ищет.

«Ещё одна загадка от Руз?» — свела брови. Прикусив нижнюю губу, переставляла необыкновенно красивую посуду из тонкого фарфора.

Остановив глаза на большой красивой голубой чашке с цветочной росписью, улыбнулась: вот она, целая, невредимая, её любимая чашка, из которой сколько себя помнила пила чай в этом доме. Волшебная чашка. Частые чаепития позволяли быть в обществе Адриана ровно столько, сколько длилась церемонная трапеза.

Глоток холодной воды из неё облегчил дыхание и успокоил жжение в желудке.

Продукты Ника нашла в плотном коробе с завязанной крышкой. Хлеб, сыр, колбаса, масло, пирог с мясом. Негусто, но достаточно, чтобы не умереть от голода.

Ника положила в короб чашку, нож, разделочную доску, взяла подсвечник и вернулась в гостиную.

Адриан в застёгнутой на все пуговицы рубашке мрачно смотрел на зашторенную картину, висевшую у окна. Его внимание привлекла мелькнувшая на полу подвижная тень. Подняв брови, он проводил взглядом бегущую мышь, прямиком свернувшую под ноги вышедшей из кухни Руз. Стрельнув глазами на соседку, сжался в ожидании истеричного визга. Остановил взор на коробе в её руках, мигом представив, как разлетятся во все стороны колбаса, сыр и что там есть ещё.

Ника тоже заметила метнувшуюся ей под ноги тень. Мелкий грызун? Неудивительно! В доме холодно и голодно, вот и не сидится мышке в норке.

— Тебе не грозит нашествие грызунов. На твоей кухне хоть шаром покати, — сказала с улыбкой, проводив взором беглянку.

Поставила на стол короб. Умилилась:

— Ишь, какая шустрая спортивная мышка. Не иначе, пробегом здесь, в наш дом бежит, где сытно и тепло, — поставила чашку, любуясь ею.

Кэптен с изумлением посмотрел на чашку, затем на соседку.

Посмотрел настолько задумчиво и пугающе странно, что Ника поспешила переменить тему.

— И это вся еда? Тебе никто не готовит? — сказала бодро, доставая съестные припасы. — Хочешь, я скажу Хенни, чтобы она готовила и приносила тебе хотя бы обед?

Ван дер Меер качнул головой:

— В полдень придёт прислуга. Будет убирать в доме и готовить.

Поглядывая на Адриана, Ника нарезала сыр. Разговорить хозяина дома и закрепить достигнутый результат не получалось. Мужчина думал о чём-то своём.

Ника подавила вздох: сделает соседу бутерброд и уйдёт. Уходить не хотелось, но близок рассвет.

У неё слипались веки. Хватило несколько глотков спиртного, чтобы она почувствовала себя смертельно уставшей. От медленно наплывающего хмельного тумана слегка кружилась голова. Напряжение хоть и схлынуло, но в душе подняла голову пугающая пустота.

— Ешь, — подвинула она кэптену доску, на которой лежали три бутерброда. Взяла один. — Жаль, нельзя приготовить чай. Тебе бы попить горячего, а не… — жуя, кивнула на графин.

— Ты сильно изменилась, — сказал Адриан, не прикасаясь к угощению. — Перестала бояться крови и мышей, научилась плавать и пить можжевеловку. Кто научил тебя плавать, Руз? Ты боялась не то что войти в воду, а даже смотреть на неё. А мыши? Прежняя Руз уже стояла бы на столе и во весь голос вопила от страха. Прежняя Руз никогда бы не вошла в мой дом, не испросив позволения. Что с тобой стало, Руз?

В вопросительном ожидании он поднял на неё глаза. Медленным взором прошёлся по её лицу, раздувшимся тонким крыльям носа, дрогнувшим припухшим губам, задрожавшему подбородку. Серо-голубые глаза соседки наполнились слезами и стали похожи на звёзды — яркие и непостижимо далёкие.

По телу Ники прошлась ледяная позёмка. Несмотря на хмель, в мыслях прояснилось. Весёлый настрой сменился глухой тоской и отчаяньем безысходности. Пока она старалась помочь кэптену, отвлекала его от мрачных мыслей, он изучал её как подопытную мышь!

Захотелось домой, хоть и в чужой дом, умыться ледяной водой, забиться под одеяло, уткнуться лицом в подушку и выплакаться на несколько лет вперёд… до колик в животе, до боли в груди, до помутнения рассудка.

Ника промокнула пальцем уголки глаз, выпрямилась и, волнуясь, ответила:

— Часто причины наших страхов пустые и надуманные. Они пройдут, лишь следует понять природу их появления. Прошло три года. Долгих три года. Я выросла, Ван дер Меер.

— Руз, я тебя спросил не о Якубусе.

— О чём тогда? — замерло сердце.

Нехорошее предчувствие кольнуло в затылок. Недавняя рана дала о себе знать. От влажных волос под чепцом зудела разгорячённая кожа. Ника поддела пальцем край головного убора и почесала висок.

— Почему ты предала меня? — глухой голос мужчины врезался под дых, сбив дыхание. — Почему подделала мой почерк? Мне всегда казалось, что именно от тебя я никогда не получу удар в спину. Руз, почему ты?

Ника глянула в его глаза и опустила свои.

По сердцу острым клинком резанули боль, обречённость и невыносимая тоска, схожая с предсмертной тоской, которую Ника видела в глазах умирающего Ромки Грачёва. Снова не хватало воздуха.

Ника села на сиденье стула, затем встала. Могла тотчас уйти, не утруждая себя ответом, не ждать, когда ей укажут на дверь, но… пусть знает.

— Якубус сказал, что Анника ждёт ребёнка. Твоего наследника. Сказал, что вдовье пособие нищенское, и ребёнок не должен родиться в нищете. Твой отец умер раньше и не знал о внуке… или внучке.

— Якубус солгал тебе. Я не видел Аннику три года.

— Я не знала об этом, — вскинула она на него полные безмолвного отчаянья глаза. — Я поверила ему.

Ван дер Меер мотнул головой и потянулся к графину.

Узкое горлышко звякнуло о край хрустального стакана.

Адриан отпил из него:

— Я всегда говорил тебе, соседка, что у тебя красивый почерк. Тебе бы галантные письма кавалерам сочинять или книги переписывать, а не… — допил можжевеловку.

Ника посмотрела на него с мученическим выражением. Сдерживаясь от желания разрыдаться, всхлипнула:

— Прости меня… Я хотела помочь твоей жене, твоему ребёнку. Он — частица тебя. Хотела как лучше.

Кэптен отрицательно качнул головой:

— Иуда твой брат… Если бы он не достал кинжал и не ранил меня… — будто не услышал её слов.

— Ты бы его спас, я знаю, — порывистый вздох Ники походил на всхлип. — Он всё равно убил бы тебя, потом и меня. Ты не виноват в его смерти. Это я спланировала его убийство и, если бы у меня хватило сил, довела бы начатое до конца. В живых должен был остаться один из нас.

Верила, что Адриан до последнего думал, что можно что-то изменить. Он не хотел убивать пусть и бывшего, но друга детства.

— Откуда ты взялся? Почему вмешался? — недовольно спросила она.

— Я видел, что ты не пошла домой.

— Любопытный, да? — вздёрнула подбородок, сжимая чашку, рискуя раздавить тонкий фарфор.

— Догадливый.

— Сдашь меня?

— Уйди, Руз, и больше не приходи.

— А как же долг?

— Договор в силе. Пять дней, — напомнил он, вытянув ладонь с растопыренными пальцами. — Пять.

Она не ответила. Уходила молча, сжимая в руке голубую чашку. Надежда на прощение Ван дер Меера сбежала, как та голодная мышь. Ника была уверена, что утром ключи соседа не будут на прежних местах. Доступ в его сердце уже на замке — огромном, пудовом, амбарном.

— Ты слишком быстро выросла, соседка, — донёс до неё сквозняк то ли полустон, то ли полувздох.

Какой бы усталой и разбитой Ника ни была, а пока шла к двери дома Ван Вербумов, успела и поплакать, и себя пожалеть, и кэптена поругать.

Неожиданно с удивлением вспомнила, что в горячке происходящих событий упустила важный момент: у Ван дер Меера есть законная жена, на поиски которой он собирается поехать. Если они встретятся, то сосед вернётся домой не один. Что примирение супругов состоится, Ника не сомневалась.

Адриан женился по любви и, кто знает, какую слезливую и душещипательную историю расскажет ему предприимчивая жена, чтобы вернуть его доверие? Кто сможет опровергнуть или поставить под сомнение искренность и правдивость её слов?

«Уж Анника постарается на славу!» — была уверена Ника.

То ли об изворотливости жены кэптена ей подсказала Руз, то ли сама желала видеть её лицемерной и лживой, но не думала о ней как о глупой. Дурой будет та женщина, которая откажется от такого мужчины. Если только Анника, став вдовой, не пустилась во все тяжкие и в самом деле не беременная.

Такой вариант развития событий Нике понравился. В предвкушении она усмехнулась своим мыслям и продолжила мечтать: «Будет идеально, если при этом отпадёт вопрос с долгом. Не могла же блудливая Анника промотать все деньги за четыре месяца? Сколько она успела потратить, в том числе заплатив за услугу Якубусу? Наверняка не всё! Ван дер Меер обязательно вернёт в банк бо́льшую часть своих денег».

Ника вздохнула, глядя на светлеющее небо над городом. Ночную тьму сменил робкий серый рассвет. На лицо невидимой вуалью упала прохладная морось. День будет туманным и пасмурным. Где его проведёт Ника — в дороге или в слезах у гроба «брата», не знала. Призналась себе, что не готова ни к тому, ни к другому.

Поднявшись в свою комнату, она увидела на прикроватном столике бухгалтерские книги, которые оставил Якубус и о которых она забыла. Рано или поздно за ними придут. Как бы ни было, а честь семьи должна остаться незапятнанной.

В кабинет Якоба Ника вошла с опаской. Сердце замерло, дыхание затихло.

Прижав книгу к груди одной рукой, с высоко поднятым подсвечником с ярко горевшими свечами в другой, она стояла в центре комнаты, готовая сбежать.

Прислушивалась к тишине, тщетно выискивая изменения в обстановке. Казалось, что Якубус спрятался и сейчас наблюдает за ней, готовясь к нападению.

Из накренившегося подсвечника на руку капнул расплавившийся воск, обжёг кожу.

Ника вздрогнула, надрывно вздохнула и перевела дух. Она не позволит страху взять верх над собой. Но глубоко в душе копошился крошечный червячок беспокойства, отравляя ядом сомнения: «А вдруг Якубус живой?»

Без суеты, аккуратно и обстоятельно Ника поставила скопированные подписи в нужной книге. Теперь Якоба не обвинят в растрате. Его тайна уйдёт в могилу вместе с ним. С этого дня всё изменится к лучшему.

Она оставила книгу на столе, забрала дубликат, который при первом удобном случае сожжёт, и вернулась к себе. Сняла чепец, переоделась в ночную сорочку, погасила свечи и забралась в кровать.

Часы на главных воротах города пробили четыре раза.

Сон не шёл.

Долго и тщательно Ника разбирала и расчёсывала сырые сбившиеся волосы. Сушила их. Поджидала, когда придёт Хенни, чтобы разбудить её и помочь одеться в дорогу.

Всё приготовлено: дорожное платье висит на спинке стула. Под ним стоят ботинки. На сиденье лежит нижнее бельё. Багаж — в коридоре у двери.

На шум в доме Ника обратила внимание не сразу. Это был не привычный утренний грохот, который устраивала Хенни, бегая по лестнице в кломпах, не заботясь о покое хозяев. Госпожа Маргрит вставала следом, а Руз продолжала нежиться в тёплой постели.

Ника напрягла слух.

Она не слышала ни стука дверного молотка, ни скрежета отодвигаемого засова, ни хлопанья двери.

Различила еле слышные голоса. Говорили мужчина и женщина — Хенни и точно не Якубус. Мужской голос был грубым, хрюкающим, как из бочки, слова быстрыми, неразборчивыми.

Затем всё стихло.

Тишина давила на уши, казалась напряжённой и звенящей. Зловещей. Гробовой.

Ника схватилась за грудь — сердце забилось настолько сильно, будто грозилось выпрыгнуть; в горле пересохло.

«Ничего страшного не происходит», — тяжело дыша, уверяла себя Ника. Вероятно, за ней с матерью приехала карета банкира. Сейчас Хенни поднимет хозяйку и придёт будить её.

Она улеглась в постель и закрыла глаза. Пусть служанка увидит её спящей.