Каждое слово, что ложилось на дорогую плотную гербовую бумагу, было плодом долгих тягостных размышлений, длившихся не один месяц. Поэтому, когда пришло время, текст словно рвался сам из-под пера, стремительно вились строчки, практически не требуя никакого мысленного напряжения. И нахмуренный вид канцлера отражал не столько работу разума, сколько раздражение от того, что письменный прибор едва поспевал за бегущими вперёд мыслями. Наконец, была поставлена жирная точка, присыпав мелким песком чернила, князь бережно сложил листы бумаги и поместил их в шкатулку из драгоценного мореного дуба, где уже дожидались своего часа неприметное серебряное колечко, снятое некогда с пальца Анникке Торвигг, и свидетельство о браке Павла Владимировича Громова и Романовой Анастасии Александровны… Решительно захлопнув крышку, покрытую затейливым узором, канцлер задумчиво огладил отливающие благородным чёрным цветом бока шкатулки, невольно припомнив, какую бешеную цену заплатил в своё время за это, без преувеличения, произведение искусства. Но любая, даже самая запредельная стоимость, исчисляемая денежными купюрами, меркла перед ценностью того, что ныне таилось в его недрах. Человеческие судьбы, судьба государства… Стоит предать огласке тайны, что раскрывались в его письме — и трон пошатнется, и будут рвать на части ослабевшую империю оголодавшие стервятники, стремясь ухватить кус пожирнее да послаще. Реки крови, множество нелепых и страшных смертей — такого ли будущего желал для отчизны всесильный канцлер? Он мотнул головой, отгоняя жуткие картины, что незваными гостьями пробирались в мысли, воскрешая в памяти кошмары, что мучили его на протяжении почти двадцати лет. Нет, это непомерная ноша для его плечей. Может, когда-нибудь и придется Громовым извлечь эти секреты на белый свет, заявив о своих правах… Но не сегодня, не сейчас.
Откинувшись в кресле, канцлер устало смежил веки, прислушиваясь к тишине, окутавшей особняк. Безмятежным сном были скованы его обитатели, молчали дворняги, лишь изредка всхрапывали в конюшне породистые кобылки, все еще отходя от дневных переживаний… В лёгкой полудреме ожидая рассвета, князь выстраивал в голове предстоящую беседу с Избориным.
С Дмитрием он познакомился около полугода назад. Провинциальный начинающий артефактор, вооруженный лишь непомерными амбициями да толикой таланта, вознамерился покорить Санкт-Петербург. Решив пойти ва-банк, Изборин без раздумий пустил остаток небольших по столичным меркам средств, полученных после кончины престарелой матушки, на подарки нужным людям, мелким чиновникам из различных ведомств. Слово там, упоминание здесь… И сработала бы немудреная тактика Изборина, если б не одно «но». При встрече с потенциальным покупателем, которым оказался, ни много ни мало, личный помощник посла Франции, что-то пошло не так… Польстившись на весьма интересную цену, тот согласился на встречу с неизвестным прежде мастером, выкроив время в довольно плотном графике. Буквально пять минут оставалось до визита канцлера Российской империи, поэтому разговор французского чинуши с артефактором шёл на ходу, впопыхах. Возможно, и это сыграло свою роль, наряду с неопытностью и волнением Изборина… Отзвук прогремевшего взрыва прокатился по коридорам вычурного особняка, переполошив его обитателей. Потянувшиеся клубы вонючего желтоватого дыма лишь добавили паники. Бестолково металась охрана, захлебываясь душащим сухим кашлем, не понимая, за что хвататься и куда бежать… Испуганные дипломаты спешно запирались в своих кабинетах, надеясь переждать атаку неизвестных за крепкими дверьми.
Громов же, войдя в особняк как раз во время взрыва, сразу же отправил своих охранников вперед по коридору и сам ускорил шаг. Добравшись до эпицентра, несколько минут мрачно осматривал открывшуюся картину. Французский дипломат, в последние секунды почувствовавший надвигающуюся угрозу, успел укрыться за массивным столом, так что отделался легкими ожогами и куда более тяжелым испугом. Больше всех же досталось окружающему интерьеру и самому горе-артефактору. Под конвоем его доставили в госпиталь, наскоро опросив незадачливого парня, канцлер своим авторитетом замял надвигающийся конфликт, оплатив лечение пострадавших и ремонт испорченной мебели из своего кармана. Частично он руководствовался нежеланием раздувать политический скандал, что непременно отразился бы на репутации империи. Но, хоть и не хотел он в том признаваться даже самому себе, что-то зацепило его в растерянном взгляде Изборина. Может, почуял искру перспективного таланта, при должном развитии могущего принести свои плоды. А может, и стало по-человечески жаль мальчишку, что пытался хорохориться, суля расплатиться за все, продав своё имение… Так или иначе, но князь все же принял участие в его судьбе, не только покрыв все расходы, но и пристроив на месячишко в епархию Нарышкина-старшего. К слову, тот был доволен, заявив, что при должной огранке дар Дмитрия заиграет новым блеском.
Вот и сейчас князь любезно предложил семейству Избориных провести время в поместье, совместив приятное с полезным. Пока Дмитрий, наученный горьким опытом, получив от Департамента магических исследований патенты на несколько своих изобретений, с обязательным указанием о проведённых испытаниях, подтвердивших полную безопасность, искал перспективных покупателей, его жены и сынишка участвовали в зимних развлечениях рода Громовых.
Переменив позу, Владимир Алексеевич настороженно прислушался. Неподалёку раздался скрип половиц? Да нет, показалось. Тишина. Снова расслабившись, он еще раз перебрал доводы в пользу своего решения вручить заветную шкатулку на хранение Дмитрию. Ну а что? Пока их мало что связывает — где провинциальный мелкопоместный дворянский род Избориных, а где — Громовы. Мало кому придет в голову, что в Твери найдет убежище тайна древнего рода. С другой стороны, уже обязанный многим Дмитрий приложит все усилия, чтобы выполнить просьбу могущественного покровителя. А чтобы обязать парня еще больше, князь приготовил для него небольшой сюрприз. С довольной ухмылкой он метнул взгляд на холщовый мешочек, скромно разместившийся в тени заветной шкатулки, в котором пряталось немалое состояние в драгоценных каменьях. Артефакторика — занятие затратное, а то, что потенциальные покупатели согласятся вносить весомые задатки — ещё вилами по воде писано. Многие предпочитают приобретать уже готовые изделия. Того же капитала, что Громов намеревался вручить Изборину, хватит и на закупку качественного сырья, и на оборудование лаборатории, и на многое другое…
В комнате немного посветлело, хмурое зимнее солнце нехотя заглянуло в окно, отразившись в зеркалах, заметалось по кабинету. В унисон ему в хозяйственных помещениях послышались первые осторожные движения слуг. В кухне растапливались огромные печи, бряцали котлы да кастрюли… Вскоре потянуло вкусным духом свежеиспеченного хлеба. Потянувшись всем телом, Громов с удовольствием вслушивался в звуки нового дня, властно охватывающего поместье. Спустившись по лестнице, он велел подать в столовую свежего чаю с выпечкой и устроился за столом в ожидании таких же ранних пташек. На ловца и зверь бежит, подумалось ему, когда спустя полчаса в комнату вошёл заспанный Дмитрий, отчаянно сдерживающий зевки.
— Владимир Алексеевич? — испуганно дернулся Изборин, осознав, что он в столовой не один. — Я-то думал, все еще спят. Хотел вот пораньше почаевничать, да выдвигаться в столицу. Сегодня, надеюсь, все же заключу пару соглашений…
Судя по потемневшему лицу парня, дела пока шли вовсе не так радужно, как ему хотелось бы.
— Присядь, Митя, в ногах правды нет. — Громов внимательно смотрел на гостя, прикидывая, как бы лучше начать важный разговор. — Угостись-ка вот, пироги сегодня удались на славу!
Придвинув к Изборину огромное блюдо с исходящими паром пирогами, он отхлебнул чаю и между прочим поинтересовался:
— Ну а в целом, как продвигаются дела? Завязал нужные связи? Может, подсобить чем?
Дмитрий вскинулся, попытался что-то проговорить, но рот был занят изрядным куском пирога… Поспешно жуя, он покраснел до слез от смущения.
— Да что вы, Владимир Алексеевич! Вы и так… Столько сделали для нас, приняли вот как родных! Да если бы не вы…
Он опустил голову к кружке, скрывая заблестевшие от чувств глаза.
— А дела… Ну что, немногие решаются иметь дело с малоизвестным мастером. Спасибо вам, да Николаю Андреевичу, он тоже меня настоятельно рекомендовал своим знакомым. Но ничего, я не собираюсь сдаваться! Вода камень точит…
Дмитрий вскинул голову, упрямо сжав губы. Громов одобрительно поглядывал на него, втайне радуясь, что не ошибся в парне. Упорства и трудолюбия ему не занимать, талант тоже имеется, ну а с Божьей, да и с княжьей помощью у него все сладится!
— Вот что, Митя, пойдем-ка со мной в кабинет, есть у меня к тебе одно дело…
Не удержавшись и прихватив со стола еще один румяный пирог, юноша парой скачков догнал успевшего дойти до лестницы князя, засеменил следом, приноравливаясь к широким шагам Громова.
Спустя несколько минут он переводил расширенные от изумления глаза с мешочка с драгоценностями, что лежал перед ним, на Громова, затем с затаенным испугом оглядывал шкатулку из драгоценного сорта древесины и снова вскидывал глаза на невозмутимого хозяина поместья…
— Как же так, Владимир Алексеевич?! Видит бог, я и так бы… Зачем же это?…
Непослушные губы с трудом выговаривали невнятные протесты, а в голове артефактора уже против его воли рождались радужные планы по использованию богатства, что нежданно-негаданно свалилось точно с неба.
— Послушай, Дмитрий. Так сложилось, что довериться я могу только тебе. И это… — князь кивнул, указывая на мешочек с камнями, — … по моему мнению, поможет тебе не задумываться о завтрашнем дне. (А мне — о том, что ты сможешь ради выгоды продать мои секреты, — усмехнувшись, подумал канцлер…)
Кроме того, Митя, ты должен понимать, что знать о наших с тобой отношениях не нужно никому. О том, откуда у тебя взялся капитал — тоже. Придумывай, что хочешь, объясняй, как знаешь… Но даже твои домочадцы не должны быть в курсе наших дел. Это ясно?
Князь вперил требовательный взгляд в собеседника. Уверившись, что тот все понял и принял, продолжил:
— Надеюсь, что очень нескоро придется воспользоваться этим. — он указал на шкатулку. — Быть может, минует не одно поколение, прежде чем придет время явить эту тайну миру. Но запомни главное — и передай этот наказ своему сыну, а он пусть передаст своему — если так случится, что род Громовых попадет в опалу, то лишь тогда, когда появится надежда на его возвышение, на возвращение былой славы, настанет момент открыть шкатулку! Только сильные духом смогут воспользоваться этим разумно, не только на пользу рода, но и всей империи. А слабые лишь ввергнут страну в пучину хаоса. И решать, открывать ли этот ящик Пандоры, придется вам, Избориным…
Побледнев, Дмитрий с тревогой взирал на своего благодетеля, невольно заражаясь его серьёзностью. Отважившись задать всего один вопрос, он произнес:
— А что там?..
— То, что может принести многие печали! — отрезал князь и, посмотрев на часы, поднялся, показывая всем своим видом, что разговор окончен.