Громов нахмурился, на его лице отразилась напряженная работа мысли.
— Та-арака-анов, значит… — протянул он. — Интересно… Такой тихоня, пока не засветился дружбой с новоявленным цесаревичем, о нём никто и не вспоминал… Так, значит, Англия… Учитывая пиетет его папеньки ко всему европейскому, меня это особо не удивляет. Вот только вопрос, правильно вы подметили, мадам — замешан ли в этом сам Тараканов — старший? Или вся эта афера — желание сына, забитого авторитетом отца, выбрать свою дорогу, доказать, что и сам способен устраивать свою судьбу? В первом случае его можно назвать жертвой, а во втором… Во втором стоит лишь пожалеть Валентина Михайловича, что не сумел воспитать достойного сына… Та-а-к, задали вы мне задачку, Ваше Величество! И усложнили её во много крат своим требованием молчать… И на попятный не пойдешь, слово дано, пути назад нет.
Кстати, в последнее время Петра не было видно возле императора. Вы не знаете, мадам, с чем это связано? Быть может, произошла ссора? Возможно, ваши опасения напрасны? И новость о том, что Пётр Тараканов был завербован иностранной разведкой, для Алексея Александровича и не новость совсем?
И он выжидательно уставился на Маргарет, втайне питая надежду, что найдется-таки лазейка, позволяющая действовать более прямо и открыто. Но к его разочарованию, императрица протестующие замотала головой:
— Что вы, Владимир Алексеевич! Что Петра не было видно — вы правы. Но, как вы должны были заметить, после печальных событий годичной давности, их компания несколько распалась… Нарышкин-младший загорелся идеей борьбы со злом и несправедливостью…
Канцлер понимающе усмехнулся. О головокружительной карьере сына главы Департамента Магических исследований в Тайной Канцелярии не судачили только глухонемые… Слишком неожиданен был его выбор стези, и в первую очередь, по слухам, для несчастного отца, разом потерявшего и дочь, и в определённом смысле, сына. Воронов империи — как с оглядкой называли дознавателей Тайной Канцелярии — боялись до дрожи в коленках и самые могущественные люди, и народ попроще. Для их родных был повод для гордости, ибо далеко не каждый мог попасть на службу в самое грозное ведомство, но и была веская причина для печали — их многие с опаской сторонились. И если самому Нарышкину — старшему, с головой погрузившемуся в свои исследования, даже в голову не приходила такая возможность, то его домочадцам могло бы прийтись куда хуже. Если бы не одно «но» — явно выказываемое благоволение самого императора к этому роду.
Тем временем Маргарет продолжила:
— А вот на Петра вся эта история повлияла не меньше. По тому, что рассказывал мне Алексей, он замкнулся, в поисках причин череды несчастий зачастил в церковь. И с каждой службы возвращался с одухотворенным, возвышенным лицом. Все толковал Алексу, что нужно покаяться, что только искренняя молитва может снять тяжкий груз с души… А потом пропал, и Валентин Михайлович как-то обмолвился, что Пётр добился разрешения на послушничество в каком-то монастыре… И всерьез поговаривал о принятии сана в дальнейшем.
Но, как сегодня оказалось, Петербурга он не покидал. И молился не тем богам, о которых говорил императору…
Маргарет расстроено смотрела на Громова, ожидая, что тот сейчас сумеет быстро все разрешить, что придумает, как вывести на чистую воду заговорщиков, не заставляя страдать Алексея. А тот задумчиво глядел в окно, где снова мела метель, и сквозь неё смутно виднелись силуэты дворцовых дворников, таращившихся в небо, что преподнесло им несколько минут назад негаданное чудо — гром среди зимы…
Наконец он вздохнул и бросил острый взгляд на императрицу:
— Князь Тараканов теперь будет денно и нощно под тайным приглядом моей службы безопасности. Если он в чем-то замешан — скоро это всплывет. Да и к тем решениям, что проводит он в Высшем совете, я впредь буду относиться более скрупулёзно. Но я рассчитываю и на вашу ответную помощь!
В ответ на недоуменное выражение лица Маргарет, он сухо хохотнул:
— Раз уж вы взяли на себя смелость пообещать неприкосновенность графу Дарему в обмен на его доклады об обстановке на вашей родине — будьте добры сообщать мне все в малейших подробностях. Даже если вам будут передаваться новости о здоровье вашей троюродной тётушки по линии двоюродного деда — я должен знать все! И, как вы понимаете, любые сведения, что вы решите озвучить ему, мы с вами будем готовить вместе. И это не обговаривается! Вы правы в одном — сейчас не время для грандиозных разоблачений и разрыва дипломатических отношений с Англией. Сложная ситуация с Австрийской империей, предстоящая казнь посла Союза Арабских Государств — все это держит в напряжении все мировое сообщество. И ещё один конфликт, грозящий перейти в глухую вражду, нам не нужен.
Маргарет виновато опустила голову, понимая, что и новая жизнь, за которую она сегодня так страстно боролась, встречает её интригами и хитросплетениями высокой политики…
Несколько успокоившись, что Маргарет вернулась из своей таинственной вылазки за пределы дворца живой, хотя и не совсем в добром здравии, я все же не мог избавиться от тягостных размышлений. Только мне показалось, что мы сумели найти точки соприкосновения, разрушив единым ударом ту стену непонимания, что выстраивалась с самого начала нашего брака. И вот опять — секреты, недомолвки, нежелание идти мне навстречу! Неужели все, что было сказано ею ранее — было притворством?! Нет, не могу в это поверить. Да и не хочу! Должна быть причина такого поведения — но как до неё докопаться? Ведь здесь речь идет не о своенравной вылазке куда-нибудь в местную лавку за очередным нарядом! Магическое столкновение, покушение на жизнь императрицы — это не шутки! Вот только — кому предъявить обвинение? Почему она так упрямо скрывает имя этого человека? Старые долги… Что могло скрываться за этой фразой? Одни вопросы, а ответов нет. И это раздражало меня, отвлекая от решения насущных государственных проблем.
Между тем, уже был готов отчет Скуратова по арабу, устроившему покушение на моих сестер. Листая многостраничный протокол допроса, я поражался оперативности Тайной Канцелярии. Вот уж где все тайное становится явным! Но их методы вряд ли могли бы подойти мне в разборках с собственной женой… Печально усмехнувшись, я вновь постарался выкинуть мысли о Марго и углубиться в откровения Шараф аль-Дина. Хотя, нового тут ничего я для себя не открыл. Все раскладки, что прозвучали на заседании Высшего Совета из уст Скуратова, оказались верными. Борьба за власть в Эмирате аукнулась и в Российской империи. Неприятно ощущать себя пешкой в чужой игре! И успокаивает одно — покушение не удалось, сестры живы, а отношения с эмиром Юсуфом, избавившимся от конкурента нашими руками, скорее всего, многократно улучшатся. Меньшиковы уже подали прошение на рассмотрение нескольких торговых соглашений, что они планируют заключить с Эмиратом. Эти своей выгоды не упустят. Главное, что и казна существенно пополнится. А учитывая напряжённую обстановку на политической арене, готовиться надо к худшему — к развязыванию войны. А это потребует немалых средств.
Генерал Голицын вкратце обрисовал мне ситуацию с имперской армией. Не могу сказать, что все очень запущенно, но требуется модернизация оружия, дополнительное снабжение боевыми артефактами… Да много чего ещё! А это значило, что впереди маячила необходимость повышения налогов — дополнительные поводы к недовольству дворянских родов. Ведь я предпочитал основную налоговую нагрузку взваливать на тех, у кого был стабильный высокий доход, а не отбирать последнее у простого народа… Предвидя возмущенные обращения аристократов, я невольно поежился. И надо бы сообщить Марго, что хорошо бы немного сократить расходы на её многочисленный двор. Перевезла сюда половину Англии, толку от них… От безделья и ввязываются во всякие авантюры… Интересно, куда же она, все-таки ездила?
С протяжным стоном я обхватил голову, поняв, что не могу никак отвлечься от мыслей о том, что скрывает от меня Марго. И решил ещё раз попытаться с ней поговорить. Да и Тэйни стоит расспросить — не думаю, что она станет покрывать Маргарет, если та замыслит что-то дурное… Прикидывая, как лучше повести разговор со своенравной упрямицей, я широко шагал по коридору, приближаясь к покоям императрицы. И только протянул руку, намереваясь открыть дверь, как чуть не был сбит с ног Громовым, покидающим её комнаты.
— Владимир Алексеевич? Вот уж где не ожидал вас встретить…
К моему удивлению, всесильный и обычно бесстрастный канцлер вдруг смешался и начал оправдываться:
— У меня возникли некоторые вопросы, касающиеся родины вашей супруги… Я обратился за консультацией. Мадам весьма наблюдательна, должен отметить, её помощь неоценима… Ну, вы наверное, торопитесь, я, пожалуй, пойду…
С подозрительным прищуром я смотрел вслед поспешно удаляющемуся Громову. Если бы это не было очевидной нелепостью, я мог бы поклясться, что он банально удрал от меня, чтобы избежать расспросов! Все страньше и страньше, как говаривала Алиса в Стране Чудес…
Отложив пока размышления о странном поведении канцлера, я решительно вошёл к Маргарет. Она стояла у окна, задумчиво рисуя на стекле какие-то узоры. Услышав звук открывшейся двери, она спросила:
— Владимир Алексеевич, мы еще что-то не обговорили?
— Не знаю, Марго, мне кажется, что ты обговорила всё и со всеми, кроме меня…
Она испуганно обернулась, в замешательстве замямлила:
— Понимаешь, Алеша, князь Громов интересовался английской модой, сказал, что хочет выписать наряды для невестки…
Под моим тяжелым взглядом она замялась, замолчала и села на кровать, нервно теребя свои локоны…
— Как интересно… Один о политике, другая о нарядах… И как вы умудрились найти общий язык?
Я вдруг ощутил безмерную усталость и нежелание разбираться ещё и в этом. Подтянув поближе стул, я сел напротив Марго и некоторое время смотрел на неё молча, чем привёл в полное смятение. Потом сказал совсем не то, к чему готовился:
— Я не буду устраивать тебе допрос с пристрастием. Мы с тобой, кажется, решили, что будем доверять друг другу и делиться всем, что важно. И если ты не хочешь говорить мне, кто посмел поднять на тебя руку — значит, на то есть веские причины.
Марго жалобно посмотрела на меня, но промолчала, терзая свои волосы так, что, казалось, скоро немалая их часть останется у неё в руке…
— Но я клянусь тебе всем дорогим, что есть в моей жизни — если я узнаю, что ты утаила от меня что-то действительно важное, если я узнаю, что ты обманула меня в чем-то, предала… У тебя будет в запасе двадцать четыре часа на то, чтобы собрать свои вещи и покинуть мой дом, мое государство. И чтобы нас ни связывало на тот момент — дети, внуки, домашние питомцы — ты оставишь все и уедешь!
За окном вдруг резко взвыл ветер, стуча в окно так, что, казалось, стекло скоро не выдержит напора воздушного потока. Я спокойно произнес:
— Клятва услышана…