Нэпман 2. Изящная комбинация

Глава 15 Первые проблемы

Экспресс «Тагил-Златоуст» пробивался сквозь уральскую метель. Паровоз серии «Су» с характерным медным орлом на фронтоне натужно тянул состав по горному серпантину. Вагон-салон, прицепленный к хвосту поезда, мерно покачивался на стыках рельс.

В салоне, отделанном мореным дубом, было тепло. Голландская печь с белыми изразцами работы Кузнецовского завода исправно согревала пространство. Под потолком мягко светились матовые плафоны керосиновых ламп, отбрасывая теплые блики на деревянные панели стен.

Я сидел в глубоком кожаном кресле, просматривая заметки по итогам проверки в Нижнем Тагиле. На откидном столике из карельской березы лежали раскрытые чертежи на кальке ватмана и свежий номер «Уральского рабочего».

Величковский устроился у окна, задумчиво протирая пенсне батистовым платком. Его потертый кожаный портфель с монограммой «Н. В.» примостился на соседнем сиденье. За окном проносились заснеженные ели, временами мелькали огни маленьких станций с керосиновыми фонарями.

— Как думаете, Николай Александрович, в Златоусте будет легче? — спросил я, отхлебывая крепкий чай из термоса.

— Завод там интереснее, — профессор достал записную книжку, перелистнул несколько страниц. — Все-таки традиции качественной металлургии со времен Аносова. Хотя… — он помедлил, — пришла странная телеграмма от моего коллеги. Пишет о каких-то волнениях среди рабочих.

Сорокин, склонившийся над схемами реконструкции мартеновского цеха, поднял голову:

— В последнем номере «Уральского рабочего» тоже что-то писали про задержки зарплаты.

За окном снова мелькнули огни маленькой станции. Поезд на минуту замедлил ход, и стал слышен вой метели. На станционном термометре, освещенном тусклым фонарем, стрелка показывала минус тридцать пять.

Котов в углу салона методично раскладывал по папкам финансовые документы. Его конторские книги в черных клеенчатых обложках аккуратно стопкой лежали на столике.

— А хорошо едем, — заметил Глушков, глядя в окно. — Этот вагон-салон — просто спасение. Все-таки правильно Серго распорядился насчет него.

Проводник в форменной тужурке с начищенными медными пуговицами внес новый самовар производства «Товарищества Н. А. Воронцова». От свежезаваренного чая шел ароматный пар.

— До Златоуста еще часов шесть, — сказал я, сверившись с карманными часами. — Давайте еще раз просмотрим план модернизации. Что-то подсказывает, что времени на раскачку у нас не будет.

Сорокин разложил на столе новые чертежи. Под мерный стук колес мы погрузились в обсуждение технических деталей. За окнами вагона-салона кружил снег, превращая все в белую мглу.

Паровоз протяжно свистнул, состав начал взбираться на очередной подъем. В вагоне мерно покачивалась лампа под потолком, отбрасывая причудливые тени на стены. На столике позвякивал стакан в мельхиоровом подстаканнике, оставляя влажные кольца на свежей газете.

Златоуст встретил нас морозным рассветом. Паровоз, выпуская облака пара, медленно подкатил к станции, массивному зданию из красного кирпича с характерной башенкой в псевдорусском стиле. Часы на башне показывали семь утра.

На перроне, вымощенном гранитными плитами, непривычно малолюдно. Только несколько станционных рабочих в тулупах торопливо перетаскивали какие-то ящики, да одинокий красноармеец в шинели с башлыком мерил шагами платформу.

— Странно, — пробормотал Величковский, спускаясь по заиндевелым ступенькам вагона. — Обычно в это время здесь толпится народ. Пересменка на заводе.

У выхода со станции нас ждали два автомобиля: черный «Паккард» заводской администрации и потрепанный «Фиат» с эмблемой профсоюза металлистов. Шофер в кожаном пальто с меховым воротником заметно нервничал, постоянно поглядывая в сторону завода.

Город раскинулся в горной котловине. Над крышами старинных особняков с чугунными решетками балконов поднимались дымы печных труб. Но заводские корпуса, обычно окутанные характерным мартеновским маревом, выглядели непривычно темными.

— Смотрите, — Сорокин указал на колокольню Трехсвятительского собора. — Народ собирается у проходных.

Действительно, у главной заводской проходной, монументального здания с чугунными воротами работы каслинских мастеров, толпились люди в заношенных тулупах и ватниках. Над толпой колыхалось красное полотнище.

Наш «Паккард» медленно пробирался по Большой Златоустовской улице. По обеим сторонам тянулись двухэтажные купеческие особняки, построенные еще при Александре II: с мезонинами, лепными карнизами и чугунными фонарями у парадных подъездов.

Котов, прильнув к заиндевелому стеклу, быстро делал пометки в блокноте:

— Булочная Хохрякова закрыта… Лавка Щербакова тоже… А ведь эти заведения работали без выходных даже в Гражданскую.

У перекрестка с Косотурской улицей наш автомобиль притормозил. Дорогу переходила группа рабочих. Они угрюмо посмотрели на «Паккард», кто-то крикнул что-то недоброе.

— К заводоуправлению лучше не ехать, — неожиданно подал голос шофер. — Там… неспокойно.

— Почему неспокойно? — я подался вперед.

— Так это… — шофер замялся. — Народ шумит. Зарплату требуют. Да и холод в бараках замучил, паровое отопление второй день не работает.

«Паккард» свернул к гостинице «Россия», двухэтажному зданию в стиле модерн с широким чугунным козырьком над входом. У крыльца переминался с ноги на ногу швейцар в потертой ливрее.

— Ваши комнаты готовы, — засуетился он, подхватывая наши чемоданы. — Только… может, вам сразу на завод надо? Там, говорят, неладно что-то.

В морозном воздухе внезапно поплыл тревожный гул заводского гудка. Но звучал он как-то непривычно, не призывая к началу смены, а словно предупреждая о чем-то.

— Похоже, отдохнуть не придется, — я застегнул пальто. — Едем сразу на завод. Посмотрим, что там происходит.

Величковский поправил пенсне:

— Думаете, справимся?

— Должны справиться, — я посмотрел в сторону завода, где над проходными все так же колыхалось красное полотнище. — Иначе вся программа модернизации окажется под угрозой.

Мы снова погрузились в «Паккард». Машина медленно тронулась по заснеженной улице, направляясь к заводским корпусам.

Чем ближе мы подъезжали к заводу, тем тревожнее становилась обстановка. Главная проходная, с массивными чугунными воротами каслинского литья, наглухо закрыта. У ворот вместо привычного вахтера в тулупе толпились хмурые рабочие в промасленных ватниках и брезентовых куртках. Красное полотнище, замеченное нами издали, оказалось наспех сделанным плакатом «Требуем зарплату!»

— Лучше остановиться здесь, — тихо сказал Глушков. — Дальше на машине не проедем.

«Паккард» замер у старинного двухэтажного здания заводской лаборатории, построенного еще при Аносове. Мы вышли на морозный воздух. Ветер доносил обрывки разговоров от проходной:

— … уже третий месяц без денег…

— … в бараках дети мерзнут…

— … говорят, завод хотят закрыть…

Величковский поежился, поправляя пенсне:

— Обратите внимание на печи. Ни одна не работает, трубы совершенно холодные.

Действительно, над мартеновским цехом, громадой возвышающимся за административными зданиями, не было привычных дымов. Огромные окна в чугунных переплетах тускло отсвечивали в утреннем свете.

Мы двинулись к проходной. По пути я заметил несколько деталей, которые сразу насторожили: свежесорванная доска показателей у табельной, разбитые стекла в окне заводской конторы, опрокинутая урна у дверей медпункта.

Сорокин, шедший рядом, тихо произнес:

— Смотрите, у механического цеха. Это не наши рабочие.

В тени кирпичной стены действительно стояла группа крепких мужчин в новеньких тулупах. Они резко отличались от местных заводчан подчеркнуто независимой позой и цепкими взглядами.

— Агитаторы, — одними губами произнес Глушков. — Явно приезжие.

Котов достал из портфеля какие-то бумаги:

— У меня есть документы по зарплате. Если начать выплаты сегодня же, можно частично решить вопрос.

Договорить он не успел. От проходной донесся звон разбитого стекла и чей-то крик. Толпа всколыхнулась, разом повернувшись к заводоуправлению, трехэтажному зданию в стиле модерн с широкой парадной лестницей.

— Что там происходит? — я быстро двинулся вперед.

На ступенях заводоуправления появился человек в расстегнутом пальто с каракулевым воротником. Даже издали было видно, как он размахивает руками, что-то крича в толпу.

— Это Седов, новый директор, — пояснил наш водитель. — Вчера только из Свердловска приехал.

— Товарищи! — голос Седова сорвался на фальцет. — Прошу разойтись! Все вопросы будем решать в законном порядке!

В ответ из толпы полетели комья слежавшегося снега. Один попал в стекло над входом, оставив в нем круглую трещину с расходящимися лучами.

— Кажется, — негромко произнес Величковский, — законный порядок здесь уже не сработает.

В этот момент со стороны литейного цеха донесся звук заводского гудка, тревожный, прерывистый. По толпе прошло движение, и я заметил, как «агитаторы» в новых тулупах начали медленно растворяться среди рабочих, что-то негромко говоря то одному, то другому.

— Леонид Иванович, — Глушков показал на боковой вход в заводоуправление, — нужно срочно попасть внутрь. Пока ситуация окончательно не вышла из-под контроля.

Я кивнул. Нужно действовать быстро. Очень быстро. Потому что накал страстей у проходной явно нарастал, а среди толпы уже мелькали первые палки и монтировки.

Я подозвал Глушкова и отдал ему пару распоряжений. Начальник охраны понятливо кивнул и ушел.

Мы едва успели войти в заводоуправление через боковую дверь, когда снаружи раздался звон разбитого стекла и крики. Старинный вестибюль с чугунной лестницей и мраморными колоннами еще хранил следы былой роскоши: лепной потолок, дубовые панели стен, массивные бронзовые светильники работы каслинских мастеров.

Навстречу нам по лестнице почти скатился молодой человек в форменном кителе, помощник директора:

— Они прорвались! Уже на первом этаже!

В подтверждение его слов снизу донесся грохот выбиваемой двери. Тяжелые шаги множества ног по мраморному полу гулко разносились под сводами вестибюля.

— Быстро наверх, — скомандовал я. — В кабинет директора.

Мы поднялись на второй этаж. В длинном коридоре с высокими окнами царила паника. Служащие заводской конторы в испуге метались между кабинетами. Из бухгалтерии выбегали женщины, прижимая к груди конторские книги в клеенчатых переплетах.

Кабинет директора поражал размерами. Потолок украшала лепнина с заводской символикой времен Александра II, вдоль стен тянулись книжные шкафы красного дерева, над массивным столом висел портрет основателя завода.

Седов, бледный, с каплями пота на лбу, лихорадочно запихивал какие-то бумаги в сейф:

— Они что, с ума сошли? Это же форменный бунт!

В кабинете уже собрались главный инженер Прохоров, сухонький старичок в поношенном сюртуке, начальник мартеновского цеха Кузьмин в промасленной тужурке и еще несколько человек из администрации.

— Сколько их? — спросил я у Глушкова, который выглянул в коридор.

— Человек пятьдесят поднимаются. Но ведут их человек пять-шесть. Те самые, в новых тулупах.

С первого этажа доносился шум: звон разбитого стекла, крики, топот ног. Котов быстро запирал двери конторских помещений:

— Там же все бухгалтерские документы, ведомости. Нельзя их потерять.

Величковский подошел к окну:

— У проходной уже больше трехсот человек. И толпа растет.

В этот момент в коридоре раздались тяжелые шаги, и дверь кабинета распахнулась. На пороге стоял высокий рабочий в промасленном ватнике, с ним еще четверо. У двоих в руках были монтировки.

— Ну что, господа начальники, — процедил высокий, — поговорим?

В повисшей тишине было слышно тяжелое дыхание ворвавшихся и звон разбитого стекла где-то внизу.

— Товарищи, — начал было Седов, но его перебили:

— Какие мы тебе товарищи? Три месяца зарплату не платите, в бараках холод, а вы тут в теплых кабинетах жируете. Устроились, как буржуи.

— Мы пришли забрать наши деньги, — глухо произнес еще один рабочий. — И чтоб без фокусов. Отсюда никто не выйдет, пока не получим расчет.

Я внимательно всмотрелся в говорившего. Что-то в его манере держаться выдавало человека, не привыкшего к физическому труду. И новый тулуп слишком хорошо сидел для простого рабочего.

— А вы, собственно, из какого цеха? — спокойно спросил я.

Человек на мгновение замешкался, но тут же огрызнулся:

— Не ваше дело! Главное, что мы представляем интересы всего коллектива.

За окнами снова раздался заводской гудок, тревожный, протяжный. В морозном воздухе его звук разносился над всем Златоустом, сзывая к заводоуправлению все новых и новых рабочих.

Ситуация становилась критической. Нужно срочно что-то предпринимать, пока подстрекатели окончательно не взяли верх над настоящими рабочими.

В директорском кабинете стало тесно и душно. Папиросный дым поднимался к лепному потолку, оседая на золоченой люстре. У дверей застыли «охранники» из числа рабочих, но главные заводилы, те самые, в новых тулупах, держались особняком, стоя у окна.

Я намеренно сел за уголок директорского стола, оставив массивное кресло красного дерева пустым. Небрежно достал из портфеля какие-то бумаги, словно меня совершенно не беспокоила вся эта ситуация.

— Итак, — я посмотрел на главного из захватчиков, того самого высокого в слишком хорошем тулупе, — давайте разберемся с вашими требованиями. Только сначала представьтесь, как положено.

— Какая разница… — начал было тот.

— Есть разница, — я спокойно перебил его. — Вот, например, Михаил Степанович Кротов, — я кивнул на одного из настоящих рабочих, — старший мастер мартеновского цеха, я его прекрасно знаю. А вас что-то не припомню.

По толпе рабочих прошел легкий шепот. Кротов, грузный мужчина с окладистой бородой, удивленно посмотрел на меня.

— Или вот, — я продолжал, словно ведя обычное производственное совещание, — Николай Егорович из прокатного. Тридцать лет на заводе, еще при Аносове начинал. А вы, я смотрю, и названия цехов толком не знаете.

Человек в новом тулупе дернулся:

— Хватит болтовни! Мы требуем…

— Немедленно выплатить зарплату, — я снова перебил его, доставая бумаги из портфеля. — Вот ведомости. Деньги поступили вчера, первые выплаты начнутся через час. Что еще?

Это было явной неожиданностью для заводил. Они быстро переглянулись.

— А еще отопление в бараках… — подал голос кто-то из рабочих.

— Уже занимаемся, — я кивнул. — Котельную запустим к вечеру. Запчасти для насоса привезли из Тагила. Кстати, — я повернулся к настоящим рабочим, — странно, что она вообще встала. Такое ощущение, что кто-то специально повредил оборудование.

Главарь в тулупе дернулся:

— Это провокация! Вы пытаетесь…

— Я пытаюсь разобраться, — я снова перебил его, — почему исправный насос немецкого производства вдруг вышел из строя именно сейчас. И почему, — я сделал паузу, — некоторые товарищи в подозрительно новых тулупах так настойчиво призывают к беспорядкам, вместо того чтобы дать нам спокойно решить проблемы.

По толпе снова прошел шепот. Рабочие начали с подозрением поглядывать на заводил.

— Кстати, о проблемах, — я раскрыл папку с чертежами. — Вот план модернизации завода. Новые мартены, автоматизация производства, повышение расценок. Но если сегодня сорвем работу, то все эти планы накроются медным тазом.

Тот, в тулупе, резко шагнул вперед:

— Не верьте ему! Это все обещания!

— А вот и телеграмма от наркома, — я выложил на стол бланк. — Можете прочитать. Только объясните сначала, почему вы, якобы работяга из мартеновского цеха, держите карандаш, как человек, привыкший к конторской работе?

Это был точный удар. Главарь машинально спрятал руку за спину, но было поздно.

— И почему, — продолжал я, — на ваших сапогах нет следов окалины? В мартеновском цехе без этого никак. Верно я говорю, Михаил Степанович?

Кротов с усмешкой оглядел «рабочего»:

— Точно так. У нас через неделю любые сапоги окалиной покрыты.

В кабинете повисла тишина. Было слышно, как потрескивает фитиль в керосиновой лампе на столе.

— А теперь, — я поднялся, — предлагаю настоящим рабочим спокойно разойтись. Через час начнем выплату зарплаты, по сменам. А с этими, — я кивнул на заводил, — пусть разберутся товарищи из ОГПУ. Как раз выяснят, кто и зачем их прислал.

В этот момент в кабинет вошел Глушков в сопровождении нескольких человек в штатском. Главарь дернулся к двери, но его уже держали крепкие руки.

— Ведомости в бухгалтерии, — сказал я Котову. — Начинайте выплаты. А мы, — я повернулся к Величковскому, — пойдем посмотрим, что там с котельной. Работы много, времени мало.

Рабочие молча расступались, пропуская нас к выходу. На лестнице я услышал, как кто-то негромко сказал:

— А новый-то директор, гляди, дело знает. Не то что эти, в тулупах…