Нэпман 2. Изящная комбинация

Глава 16 Звоночки

В заводскую котельную мы спустились через час после инцидента в заводоуправлении. Массивное здание из красного кирпича с характерной круглой трубой встретило нас промозглым холодом. Вместо привычного гула котлов и шипения пара тут стояла гнетущая тишина.

— Смотрите, — Величковский склонился над насосом производства «Борзиг». — Странный характер повреждения. Словно кто-то намеренно ослабил крепления.

Рядом с профессором суетился старший механик котельной, Петр Игнатьевич, в промасленной тужурке с медными пуговицами. Его окладистая борода заиндевела от холода:

— Я как раз хотел сказать… Три дня назад приходили какие-то монтажники. Вроде как от технадзора. Все осматривали, записывали что-то.

Сорокин уже изучал немецкий паровой насос «Вейзе и Монски», поблескивающий в свете керосиновой лампы никелированными деталями:

— Обратите внимание на эти метки, — он показал на едва заметные царапины. — Похоже на преднамеренную регулировку клапанов на отказ.

— А документы у монтажников были? — спросил я у механика.

— Были… — он замялся. — Только печати какие-то странные. Я еще подумал…

— Где документы?

— Так на следующий день пропали из конторки. Вместе с журналом технического осмотра.

Я внимательно осмотрел котельную. Четыре водотрубных котла системы «Бабкок-Вилькокс», каждый размером с небольшой дом. Паропроводы в добротной изоляции. Манометры «Шеффер и Буденберг» на начищенных медных панелях. Все говорило о том, что оборудование содержалось в порядке.

— Александр Владимирович, — обратился я к Сорокину, — сколько времени нужно на ремонт?

Он быстро сделал расчеты на логарифмической линейке:

— Если использовать запчасти, которые мы привезли из Тагила, часа четыре. Бригаду я уже вызвал.

— Только вот что странно, — Величковский протер запотевшее пенсне. — Почему вышел из строя именно главный насос? Ведь есть же резервный…

— И резервный сломался, — вздохнул механик. — Прямо следом за основным. Первый раз такое за пятнадцать лет работы.

— Так-так… — я повернулся к механику. — Петр Игнатьевич, а кто еще приходил в котельную в последние дни?

— Да вот… — он достал из кармана засаленную записную книжку. — Позавчера главный инженер заходил. С каким-то незнакомым техником. Все про давление в системе расспрашивали.

Сорокин уже руководил разборкой насоса. Бригада монтажников в брезентовых робах споро работала гаечными ключами. Откуда-то появились керосиновые лампы, их свет выхватывал из полумрака блестящие детали механизма.

— Николай Александрович, — я обратился к Величковскому, — возьмите пробы масла из подшипников. Проверим в лаборатории.

— Уже взял, — кивнул профессор. — И похоже, там не просто износ. Чувствую примесь абразива.

Глушков сделал пометку в блокноте:

— Добавим к остальным уликам. Картина вырисовывается интересная.

За окнами котельной медленно падал снег. Где-то наверху, в заводских корпусах, уже начали выдавать зарплату. Рабочие выстраивались в очередь у заводской кассы, получали расчет и расходились по домам.

— Так, — я оглядел котельную, — даю четыре часа на полное восстановление работы. Петр Игнатьевич, останетесь старшим. Сорокин проследит за ремонтом. К вечеру чтобы во всех бараках было тепло.

— Сделаем, — кивнул механик. — Только вот еще что… — он замялся.

— Говорите.

— Там этот техник, который с главным инженером приходил… Я его потом еще раз видел. Он с теми типами в новых тулупах разговаривал. У проходной.

— Вот как? — я переглянулся с Глушковым. — И когда это было?

— Вчера вечером. Они за углом литейного цеха стояли, что-то обсуждали. Я случайно заметил, когда с дежурства возвращался.

— Отлично, Петр Игнатьевич. Это важная информация.

Я еще раз оглядел котельную. Бригада монтажников уже заканчивала разборку насоса. На верстаке поблескивали новенькие детали. Мы не привезли их из Тагила, разумеется, а быстренько нашли здесь в мастерской.

— К семи вечера доложите о результатах, — сказал я Сорокину. — А мы пока навестим главного инженера. Надо уточнить некоторые детали.

Когда мы поднимались по лестнице, Глушков тихо произнес:

— Нити тянутся куда-то далеко. Похоже, это очень тщательно спланированная акция.

— Согласен, — кивнул я. — Только они не учли одного, что мы будем готовы.

За окнами котельной продолжал падать снег. К вечеру в рабочих бараках должно стать тепло, а у нас появится еще один козырь в игре против неведомых конкурентов.

Заводская бухгалтерия размещалась в старом флигеле заводоуправления. Высокие потолки с лепниной, массивные шкафы из карельской березы, конторки с медными чернильницами — все дышало традициями еще дореволюционных времен. Под потолком покачивались электрические лампы, заменившие прежние газовые рожки.

Котов, устроившись за огромным бухгалтерским столом с зеленым сукном, методично просматривал толстенные конторские книги. Рядом с ним примостился местный счетовод Семен Маркович, пожилой человек в поношенном костюме.

— Вот, Леонид Иванович, — Котов поднял голову от бумаг. — Любопытнейшие несоответствия обнаружились.

Он разложил на столе несколько ведомостей:

— Смотрите: деньги на зарплату поступили еще месяц назад. Но почему-то застряли на транзитном счете в Свердловском отделении Промбанка.

— Как такое возможно? — я склонился над документами.

— А вот здесь, — счетовод указал дрожащим пальцем на запись в гроссбухе, — странное распоряжение о дополнительной проверке платежных документов. Подпись неразборчива.

Котов достал из портфеля какие-то бумаги:

— Я специально поднял типовой регламент Промбанка. Такой проверки вообще не существует в природе.

В бухгалтерии стоял характерный запах бумаг, чернил и сургуча. На конторках поблескивали новенькие арифмометры, но основную работу по-прежнему делали на старых счетах из красного дерева.

— Погодите, — я взял одну из ведомостей. — А это что за печать?

— Вот именно! — оживился Котов. — Печать какого-то несуществующего отдела технического контроля. Но из-за нее платежи задержали еще на две недели.

Семен Маркович нервно протер пенсне:

— Я пытался возражать… Говорил, что документы в полном порядке. Но пришло распоряжение из Москвы. Так что мы ничего не могли поделать.

— От кого? — быстро спросил я.

— От правления, — счетовод достал из кармана сюртука сложенную бумагу. — Вот копия. Я на всякий случай сохранил.

Котов впился глазами в документ:

— Посмотрите на подпись… Та же рука, что и в распоряжении о проверке.

В этот момент в бухгалтерию вошел молодой конторщик с кипой бумаг:

— Семен Маркович, тут из кассы ведомости принесли. Первую смену уже рассчитали.

— Отлично, — кивнул я. — А что с остальными деньгами?

— Уже доставили, — Котов похлопал по несгораемой кассе за спиной. — Я распорядился привезти из банка всю сумму. От греха подальше.

Семен Маркович перебирал ведомости дрожащими руками:

— Знаете… Тут еще одна странность была. Перед тем, как начались все эти задержки, приезжал ревизор из Москвы. Молодой такой, в хорошем пальто. Все документы проверял.

— И что? — я насторожился.

— Представился сотрудником ВСНХ, но документы показал какие-то странные.

На конторке звякнул телефонный аппарат. Семен Маркович снял трубку:

— Да… Да, вторая смена уже собирается… Хорошо, начинаем выдачу через полчаса.

За окнами бухгалтерии падал снег. В полумраке зимнего дня поблескивали медные чернильницы, шелестели страницы конторских книг. Где-то в коридоре гулко били часы.

— Значит так, — я выпрямился. — Котов, вы остаетесь здесь, проследите за выплатами. Семен Маркович поможет. А эти документы, — я показал на разоблачительные бумаги, — мы забираем. Пригодятся.

— Думаете, они попытаются замести следы? — тихо спросил Котов.

— Уверен. Но теперь уже поздно. У нас есть прямые доказательства преднамеренной задержки зарплаты.

История с забастовкой начинала обрастать интересными подробностями.

Из бухгалтерии я отправился к Глушкову. В маленькой комнате заводской охраны тускло горела керосиновая лампа.

За столом, накрытым суконным зеленым сукном, сидел Глушков, методично делая пометки в блокноте.

Напротив главный из задержанных, тот самый, в хорошем тулупе. Без верхней одежды он выглядел еще более неуместно: городской костюм хорошего покроя, тонкие холеные руки с ухоженными ногтями.

Я стоял у окна, делая вид, что просматриваю какие-то бумаги. В комнате пахло табаком, сыростью и страхом.

— Итак, — Глушков перевернул страницу блокнота, — вы утверждаете, что приехали в Златоуст три дня назад?

— Я уже говорил, — задержанный нервно поправил воротничок явно рижского производства. — По собственной инициативе. Защищать права рабочих.

— Интересно, — Глушков достал конверт из папки. — А это что?

На стол легла квитанция из гостиницы «Европейская» в Свердловске. Недельной давности.

— Случайное совпадение, — дернул плечом задержанный. — Мало ли кто останавливался в гостинице.

— А вот еще совпадение, — в руках Глушкова появилась телеграмма. — Некий господин в Свердловске получает перевод из Москвы. Именно в тот день, когда вы… то есть кто-то регистрируется в «Европейской».

Я заметил, как у допрашиваемого мелко задрожали пальцы. На секунду. Потом он успокоился. Взял себя в руки.

— Может, расскажете про встречу у литейного цеха? — как бы между делом спросил Глушков. — С тем самым техником, который проверял котельную.

— Не понимаю, о чем вы.

— А вот механик котельной прекрасно помнит этот разговор. И время указывает точно, как раз накануне поломки насосов.

В коридоре гулко пробили часы. За окном все так же падал снег.

— Знаете, что интересно, — вдруг подал голос я, не оборачиваясь от окна. — В Нижнем Тагиле тоже были проблемы с оборудованием. И тоже накануне появлялись некие технические специалисты. В хороших костюмах.

Задержанный промолчал, но его выдавал взгляд, слишком цепкий для простого рабочего агитатора.

— И подписи на документах, — продолжал я, — удивительно похожи. Те же росчерки, тот же наклон букв. Словно один человек составлял бумаги и для Тагила, и для Златоуста.

Глушков выложил на стол несколько документов:

— Например, вот это распоряжение о проверке платежей. И вот эта инструкция по техническому осмотру. Почерк один и тот же.

— Послушайте, — задержанный подался вперед. — Вы же понимаете… я не могу… то есть, я ничего не знаю об этих документах.

— Конечно, — кивнул Глушков. — Как и о том, что в день вашего приезда в город некий человек отправил телеграмму в Москву. Шифром.

Я заметил, как дрогнуло веко у допрашиваемого.

— К счастью, — Глушков достал еще один лист, — у нас есть опытные специалисты по шифрам. И текст получился очень интересный. Особенно фраза про «подготовку условий для приобретения актива».

— Это провокация, — глухо произнес задержанный. — Я требую связаться с…

Он осекся, но было поздно.

— С кем? — поднял бровь Глушков. — С московским руководством? С биржевым комитетом? Или, может быть, с товарищем…

— Прекратите! — задержанный вскочил. — Я ничего не скажу. Ничего! Вы не понимаете, с кем связались.

— Как раз понимаем, — спокойно ответил я, поворачиваясь от окна. — Поэтому и не настаиваем на признаниях. Нам достаточно этих документов. И показаний свидетелей. А выводы пусть делают другие.

В комнате повисла тяжелая тишина. Было слышно, как потрескивает фитиль в керосиновой лампе.

— Уведите, — кивнул Глушков конвоиру.

Когда задержанного вывели, я присел к столу:

— Что скажете?

— Определенно не простой агитатор. Слишком хорошо держится. — Глушков собрал бумаги. — И хотя прямых улик нет, картина складывается интересная. Особенно если сопоставить с тагильскими событиями.

За окном медленно темнело. День близился к концу, но игра только начиналась.

Вечером в директорском кабинете было накурено. Папиросный дым поднимался к лепному потолку, оседая на массивной бронзовой люстре с хрустальными подвесками. За окнами в чугунных переплетах кружил снег, придавая особую уютность теплу натопленной голландской печи с белыми изразцами.

Я сидел за директорским столом, просматривая итоговые документы. Напротив расположились усталый Величковский, и Сорокин с папкой технических отчетов. В углу кабинета Котов что-то подсчитывал на конторских счетах, а Глушков задумчиво курил у окна.

— Итак, — я отложил бумаги, — давайте подведем итоги. Александр Владимирович, что с котельной?

Сорокин раскрыл папку:

— Котлы работают на полную мощность. В бараках уже тепло. Более того, — он достал чертежи на кальке, — мы обнаружили возможность модернизации системы отопления. Если установить дополнительные теплообменники «Клейн»

— Отлично, — кивнул я. — Василий Николаевич, как с финансами?

Котов поднял голову от счетов:

— Две смены уже получили расчет полностью. Третья получит завтра с утра. А вот что любопытно, — он достал конторскую книгу в клеенчатом переплете, — если проследить движение денег через Промбанк, то можно выйти на очень мудреные схемы.

— Я понял. Документы сохранили?

— Все до единой бумажки, — он похлопал по кожаному портфелю. — Включая те странные распоряжения с московскими подписями.

Величковский прошелся по кабинету, его шаги заглушал толстый ковер персидской работы:

— А ведь они неплохо подготовились. И с котельной, и с задержкой зарплаты. Все рассчитано на максимальный эффект.

— Именно, — Глушков стряхнул пепел в массивную бронзовую пепельницу. — Слишком хорошо подготовлено для простой забастовки. И люди подобраны грамотно, тот «агитатор» явно прошел специальную подготовку.

На стене гулко пробили часы в футляре красного дерева — старинный «Павел Буре», еще демидовских времен. По кабинету разлился мягкий свет электрических ламп, недавно заменивших керосиновые.

— Что с производством? — я повернулся к Сорокину.

— Мартены можно запускать хоть завтра. Бригады готовы, материалы есть. А главное, — он улыбнулся, — рабочие сами просятся в смену. Говорят, хотят показать, что они не имеют отношения к этой провокации.

В этот момент в дверь постучали. Вошел молодой инженер в форменном кителе:

— Леонид Иванович, телеграмма из Москвы. От товарища Орджоникидзе.

Я развернул бланк. Текст был краток: «Ситуацию знаю тчк Действуйте по плану тчк Поддержка обеспечена тчк».

— Что ж, — я поднялся из-за стола, — картина ясная. Мы получили и прямой удар, и попытку дискредитации. Теперь наша очередь.

— У нас почти нет прямых улик, — заметил Глушков. — Только косвенные доказательства.

— Зато у нас есть кое-что поважнее, — я подошел к окну. За стеклом в свете фонарей кружился снег. — Мы показали рабочим, кто действительно решает их проблемы, а кто использует их трудности для своих игр, — я вернулся к столу. — Котов, готовьте подробный отчет о финансовых махинациях. Сорокин, разработайте детальный план модернизации завода, с акцентом на улучшение условий труда. Глушков…

— Понял, — он затушил папиросу. — Усилим наблюдение за всеми подозрительными контактами. Особенно с Москвой.

— Кстати, о кадрах, — Сорокин поднял голову от бумаг. — Что будем делать с нынешним руководством? Седов, конечно, растерялся во время забастовки…

— Но не участвовал в провокации, — задумчиво произнес я. — Проверили его контакты?

Глушков достал из планшета тонкую папку:

— Чист. Просто типичный инженер старой школы. Хороший технарь, но не руководитель. Боится принимать решения.

— А остальные?

— Главный инженер Прохоров грамотный специалист. При нем завод освоил новые марки стали. Начальники цехов тоже в целом справляются.

Я подошел к окну, глядя на заснеженные корпуса завода:

— Знаете, что меня зацепило? Когда начались проблемы с котельной, они пытались решить их своими силами. Неумело, но пытались. В отличие от Тагила, где руководство само создавало проблемы.

— Значит, оставляем? — уточнил Сорокин.

— С некоторыми изменениями, — я вернулся к столу. — Седова переведем на должность технического директора — там его опыт будет полезнее. Прохорова повысим до главного инженера. А на должность директора…

— У меня есть кандидатура, — вмешался Величковский. — Помните Горшкова Ивана Ярославовича из Мотовилихи? Энергичный, знает производство, умеет работать с людьми.

— Да, подойдет, — кивнул я. — Пусть привыкают к новому стилю руководства. А старые кадры пригодятся, у них большой технический опыт.

Глушков понимающе усмехнулся:

— И заодно покажем всем, что мы не устраиваем тотальных чисток. Только убираем явных вредителей.

— Именно, — я просмотрел список руководящего состава. — Пусть видят: кто работает честно, тот получает повышение. А кто пытается вставлять палки в колеса, того ждет наказание.

Я выразительно посмотрел на папку с материалами допроса. История с «рабочим-агитатором» в добротном костюме должна стать хорошим уроком для всех.