Нэпман 2. Изящная комбинация

Глава 23 Срочные меры

Я вошел в кабинет ровно в восемь утра. Несмотря на бессонную ночь, голова работала ясно. Может быть, помог обжигающе горячий чай, который я выпил перед уходом из квартиры на Пречистенке. А может, острота ситуации просто не оставляла места для усталости.

Старинные английские часы на стене мерно отсчитывали время. За высокими окнами в чугунных переплетах клубился мартовский туман, из которого проступали силуэты заводских труб.

Головачев уже ждал с папкой неотложных документов. Его круглые очки в тонкой оправе тревожно поблескивали.

— Леонид Иванович, телеграмма из Златоуста. Немецкие специалисты начали паковать чемоданы. Грозятся демонтировать часть оборудования.

— Созывайте всех, — я снял пальто и поправил галстук перед зеркалом в простой дубовой раме. — Через пятнадцать минут начинаем.

Первым появился Сорокин, молодой, но уже зарекомендовавший себя инженер. В потертой кожанке, с неизменной логарифмической линейкой в нагрудном кармане. За ним вошел Котов, главный бухгалтер, в строгом черном костюме дореволюционного покроя. Последним прибыл Величковский, слегка запыхавшийся, видимо, спешил из лаборатории.

— Ситуация серьезная, товарищи, — я развернул на столе карту наших уральских предприятий. — Немцы уходят, и нам нужно срочно сохранить все технологии. Сорокин, вы немедленно вылетаете в Златоуст. Задача — детально зафиксировать все процессы, скопировать документацию, составить подробные описания.

— Сколько времени? — Сорокин быстро делал пометки в блокноте.

— Максимум неделя. Возьмете с собой фотографа Симонова и чертежника Осипова. Каждую операцию — на пленку, каждый чертеж — в трех копиях.

Котов нервно теребил цепочку от карманных часов:

— А финансирование командировки? Все фонды уже распределены.

— Деньги найдем, — перебил я его. — Оформляйте как спецрасходы по оборонному заказу.

Величковский снял пенсне и протер его батистовым платком:

— Нужно срочно организовать обучение местных инженеров. У меня есть на примете несколько толковых выпускников Промакадемии. Молодые, схватывают на лету.

— Отлично, — я склонился над картой. — Готовьте список. Организуем ускоренные курсы прямо в цехах. Головачев, свяжитесь с директором Златоустовского завода Горшковым. Пусть отберет десять лучших мастеров для обучения.

В кабинет вошел Глушков, начальник заводской охраны. Его обычно невозмутимое лицо выражало тревогу:

— Леонид Иванович, по моим каналам информация, немцы начали паковать техническую документацию. Особенно беспокоит инженер Книспель, у него доступ к самым важным разработкам.

Я на секунду задумался, постукивая карандашом по столу. За окном пронзительно загудел заводской гудок, созывая первую смену.

— Так, слушайте внимательно. Сорокин, вы вылетаете сегодня же. Самолет АНТ-2 будет готов через два часа. Головачев, подготовьте все необходимые документы и мандаты. Величковский, к вечеру жду список специалистов для обучения.

Я повернулся к Глушкову:

— Усильте наблюдение за немцами. Но очень аккуратно, без топорной работы. Особенно за Книспелем. Документация не должна покинуть территорию завода.

— А если попытаются вывезти? — Глушков машинально поправил кобуру под пиджаком.

— Тогда подключим товарища Рожкова. У него есть полномочия… задержать для проверки.

Котов что-то быстро подсчитывал на счетах:

— На командировку нужно минимум три тысячи. Плюс оплата фотографу и чертежнику.

— Выделяйте из моего личного фонда, — я достал из сейфа пачку банкнот. — Потом разберемся с отчетностью.

На стол легла свежая телеграмма из Златоуста. Я пробежал глазами убористые строчки: «Книспель требует расчет… угрожает обратиться германское консульство… документация в личном сейфе…»

— И еще, — я поднял глаза на собравшихся. — Вы же помните, что за отзывом немецких специалистов стоит «Сталь-трест». Они готовят более серьезный удар. Эта информация пока не подлежит разглашению. Так что прошу сохранять бдительность.

В кабинете повисла напряженная тишина. Только часы продолжали размеренно тикать, отсчитывая драгоценные минуты.

— Значит, работаем так, — я взял карандаш и начал быстро писать распоряжения на листе плотной бумаги с грифом. — Сорокин, ваша основная задача — не просто скопировать документацию, а понять суть технологии. Особое внимание на тонкости термической обработки. Это их главный секрет.

Величковский задумчиво потеребил бородку:

— Нужно обратить внимание на режимы охлаждения. Там у них какой-то особый метод…

— Именно, — кивнул я. — И еще — хронометраж всех операций. Каждое движение немецких мастеров должно быть зафиксировано. Потом по этим записям будем обучать наших.

Головачев что-то быстро печатал на пишущей машинке:

— Леонид Иванович, а как быть с оборудованием? Они ведь могут отказаться его обслуживать.

— Уже продумал, — я достал из портфеля папку с чертежами. — У нас есть полные схемы. В крайнем случае, справимся сами. Тем более, — я позволил себе легкую улыбку, — не такое уж оно и сложное, это немецкое оборудование.

За окном раздался гудок паровоза. На заводскую ветку прибыл утренний состав с рудой. День набирал обороты.

— Все, за работу, — я поднялся из-за стола. — Сорокин, через час жду вас с вещами у проходной. Котов, подготовьте командировочные документы. Головачев, свяжитесь с Горшков, пусть встречает. И главное — никакой паники. Мы справимся.

Когда все вышли, я подошел к окну. В прозрачном весеннем воздухе отчетливо вырисовывались силуэты мартеновских печей.

Где-то там, в утреннем тумане, еще спала Анна. Странное чувство, думать о ней сейчас, посреди всей этой производственной суеты. Но я отогнал непрошеные мысли. Времени на сантименты не было.

Сумерки в Златоусте наступали рано. Мартеновский цех, освещенный заходящим солнцем, отбрасывал длинную тень на заводской двор. Сорокин в потертой кожанке стоял у окна технического отдела, наблюдая, как герр Книспель, главный немецкий специалист, запирает кабинет. Массивный старинный ключ повернулся в замке с характерным щелчком.

— Auf Wiedersehen, — буркнул Книспель, проходя мимо. Его помощник, молодой Вайсброд, торопливо семенил следом, прижимая к груди папку с чертежами.

Сорокин вежливо кивнул. За два дня пребывания в Златоусте он успел изучить их распорядок. Книспель всегда уходил ровно в семь, а через час возвращался проверить печи.

Вайсброд же больше не появлялся до утра, спешил к невесте из заводской бухгалтерии, которую нашел здесь. Все никак не мог намиловаться до отъезда.

— Герр Книспель, — окликнул Сорокин. — Можно вас на минуту? У нас проблема с термопарой на третьей печи.

Немец недовольно поморщился:

— Завтра. Сегодня я должен подготовить отчет для Берлина.

— Но температура растет, — Сорокин изобразил тревогу. — Боюсь, к утру можем потерять плавку.

Книспель раздраженно вздохнул, но профессиональная добросовестность взяла верх:

— Gut, показывайте.

Они направились к печам. Краем глаза Сорокин заметил, как Осипов, молодой чертежник, незаметно проскользнул в коридор технического отдела. Все шло по плану.

— Seltsam, — бормотал Книспель, изучая показания приборов. — Вчера все работало…

Сорокин начал длинное объяснение про возможные причины сбоя, намеренно путая технические термины. Немец морщился, поправлял, вдавался в подробные разъяснения. Время шло.

Через полчаса, когда они добрались до последней термопары, в цех вбежал запыхавшийся Вайсброд:

— Herr Knispel! Срочный звонок из немецкого представительства!

Книспель заторопился к телефону. Сорокин проводил их взглядом и быстро направился к техотделу. У двери его ждал Осипов, возбужденно размахивая стопкой синек:

— Александр Владимирович, мы успели! Все главные чертежи сфотографировали. Симонов сейчас проявляет пленки в заводской фотолаборатории.

— Тише, — Сорокин огляделся. — А документация по термообработке?

— В сейфе, — Осипов понизил голос. — Но я видел, как фрау Кестнер, их секретарша, прячет ключ в цветочный горшок на подоконнике. После семи она уходит.

Сорокин взглянул на часы. Без четверти восемь. Скоро вернется Книспель.

— Ждите здесь, — шепнул он Осипову и быстро двинулся по полутемному коридору к кабинету секретарши.

Массивный фикус в кадке отбрасывал причудливые тени. Ключ действительно оказался там, старомодный, с витиеватой головкой. Руки чуть подрагивали, когда он открывал сейф.

Толстая папка с грифом «Streng geheim» («Совершенно секретно») лежала на самом верху. Сорокин быстро пролистал страницы. То, что нужно. Полные расчеты режимов термообработки, графики, таблицы…

— Симонов! — негромко позвал он.

Фотограф появился словно из ниоткуда, с неизменным «Фотокором» наготове. Его пальцы летали над затвором с удивительной быстротой.

Внезапно в конце коридора послышались шаги. Характерная тяжелая поступь Книспеля.

— Быстрее, — прошипел Сорокин, торопливо возвращая папку в сейф.

Щелкнул последний кадр. Симонов растворился в темноте. Сорокин едва успел запереть сейф и вернуть ключ на место, когда в коридоре показалась грузная фигура немецкого инженера.

— А, русский коллега, — Книспель прищурился. — Что вы здесь делаете так поздно?

— Искал вас, герр Книспель, — спокойно ответил Сорокин. — Хотел сообщить, что с термопарой все в порядке. Видимо, временный сбой.

— Ja, ja, — рассеянно кивнул немец, отпирая свой кабинет. — Ваша техника устарела, много проблем.

Выйдя на заводской двор, Сорокин глубоко вдохнул морозный воздух. В нагрудном кармане кожанки лежала записка от Симонова: «Все снято. Начинаем проявку».

Завтра утром копии секретной документации будут уже на пути в Москву. А еще через неделю немецкие спецы могут хоть все с собой увезти. Самое важное останется у нас.

В темном весеннем небе над заводскими трубами загоралась первая звезда. Где-то в мартеновском цехе с грохотом выпускали плавку.

Столовая «Немецкий дом» на Мясницкой славилась квашеной капустой и домашним пивом. Здесь собирались германские специалисты, работавшие в Москве, инженеры, техники, представители торговых фирм. Вечерами звучала немецкая речь, из кухни тянуло ароматом жареных колбасок, а официантки в некогда белых фартуках ловко лавировали между столиками.

Я занял место в дальнем углу, откуда хорошо просматривался весь зал. На столе потертая клеенка в красно-белую клетку, пузатая пивная кружка и свежий номер «Berliner Tageblatt». Ровно в семь появились те, кого я ждал.

Вальтер Штрассер, ведущий специалист по мартеновским печам, грузный мужчина лет пятидесяти с окладистой рыжеватой бородой. И его коллега Курт Майендорф, высокий сухощавый инженер в пенсне, признанный эксперт по термообработке стали. Оба работали на заводе Круппа, пока их не пригласили в СССР по контракту.

— Guten Abend, — приветствовал я их по-немецки. — Не ожидали меня здесь встретить?

Штрассер настороженно поправил крахмальный воротничок:

— Herr Krasnow? Вы следили за нами?

— Что вы, — я улыбнулся, делая знак официантке в сером форменном платье. — Просто знаю ваши привычки. Милочка, — обратился я к ней, — для моих друзей лучшее пиво и фирменные колбаски.

Майендорф присел, аккуратно положив на стул потертый кожаный портфель:

— Если вы хотите обсудить наш отъезд, это бесполезно. Решение принято в Берлине.

— Знаю, — я закинул руку на спинку стула. — И догадываюсь, кто за этим стоит. Но я здесь не поэтому. У меня есть предложение лично для вас двоих.

Принесли пиво, темное, пенное, в тяжелых стеклянных кружках. Штрассер сделал большой глоток, утер пену с усов:

— И какое же?

— Вы оба — лучшие специалисты в своем деле. Такие люди нужны не только Круппу. Как насчет личных контрактов? Напрямую со мной, в обход всех ограничений.

Майендорф нервно протер пенсне:

— Но наши семьи в Германии… Фрау Штрассер болеет, моя дочь учится в Гейдельберге.

— Именно об этом я и хочу поговорить, — я понизил голос. — Вашей супруге, герр Штрассер, нужно лечение в Швейцарии? Будет. Вашей дочери, герр Майендорф, требуется оплата обучения? Не проблема. Плюс квартиры здесь, в центре Москвы. И, — я выдержал паузу, — счета в швейцарских банках на ваши имена.

Официантка принесла горячие колбаски с капустой. Аромат восхитительный, но немцы, казалось, даже не замечали еды.

— Сумма? — деловито поинтересовался Штрассер.

Я написал цифру на салфетке. Майендорф едва заметно присвистнул.

— Это в месяц?

— В месяц. Плюс премии за внедрение новых технологий. И главное — полная свобода технического творчества. Никакой бюрократии, никаких согласований с Берлином. Только чистая инженерная работа.

Штрассер задумчиво намазывал горчицу на колбаску:

— А если в Германии узнают?

— Не узнают. Официально вы уедете с остальными. Потом, через месяц, вернетесь по новым документам как специалисты из Австрии. История прикрытия уже готова.

Майендорф и Штрассер переглянулись. За соседним столиком группа немецких техников громко обсуждала футбольный матч между «Динамо» и «Пищевиками».

— Но все-таки… — Майендорф замялся. — Это ведь почти предательство.

— Чего? — я подался вперед. — Интересов концерна Круппа? Который сам предает вас, обрывая важнейшие исследования на полпути? Или интересов науки? Вспомните, герр Майендорф, вашу последнюю разработку по термообработке хромомолибденовых сталей. Разве не обидно оставить ее незавершенной?

Штрассер тяжело вздохнул:

— А вы хорошо подготовились, Herr Krasnow.

— Я знаю цену настоящим специалистам. И еще, — я достал из портфеля папку, — взгляните на эти расчеты. Мы почти подобрались к технологии производства брони принципиально нового типа.

Инженеры склонились над чертежами. Я видел, как загорелись их глаза. Настоящие технари не могут устоять перед интересной задачей.

— Это же… — пробормотал Майендорф. — Невероятно! Если добавить молибден в такой пропорции, то получается очень интересно. Как вы это придумали?

— И использовать ступенчатый отжиг, — подхватил Штрассер. — Ja, ja, тогда кристаллическая структура…

Я откинулся на спинку стула, наблюдая, как они увлеченно обсуждают технические детали. Дело сделано. Когда инженеры начинают спорить о кристаллических решетках прямо за ужином, они уже приняли решение, просто еще не признались в этом себе.

— Господа, — прервал я их через несколько минут. — У меня с собой готовые контракты. На русском и немецком. Обсудим детали завтра. И вот еще, — я положил на стол два конверта. — Здесь задаток. По тысяче швейцарских франков каждому. На первые расходы.

Немцы переглянулись. Сумма более чем щедрая. Это понятный им знак. Швейцарские франки в Москве 1929 года говорили о многом. О надежности, о связях с европейскими банками, о серьезности намерений.

Штрассер медленно протянул руку к документам:

— Надеюсь, вы понимаете, герр Краснов… Если что-то пойдет не так, мы рискуем головами.

— Все продумано. Завтра получите документы на новые имена. Через неделю уедете с остальными. А еще через две недели в Москву прибудут герр Вальтер Бауэр и герр Курт Вегнер, специалисты из Вены. С безупречной легендой и рекомендательными письмами.

Майендорф аккуратно спрятал конверт во внутренний карман:

— Знаете, а ведь эта идея с молибденом… Она действительно может сработать.

— Обсудим детали завтра, — я поднялся. — В восемь вечера, в моем кабинете. А сейчас, господа, наслаждайтесь ужином. Милочка, — подозвал я официантку, — сколько там? Дай счет, я оплачу.

Выйдя на вечернюю Мясницкую, я глубоко вдохнул морозный воздух. Где-то вдалеке слышался гудок паровоза.

В свете газовых фонарей кружились редкие снежинки. Два лучших немецких специалиста остаются у нас. Значит, главную часть технологии мы сохраним. А там и своих инженеров подготовим.

В этом направлении «Сталь-трест» просчитался. Думали ударить по нашим технологиям — а только помогли избавиться от зависимости от немецких концернов. Теперь наши лучшие специалисты будут работать напрямую на нас, без оглядки на Берлин.

Пора возвращаться на завод. Впереди большая работа.