Нэпман 2. Изящная комбинация

Глава 7 Саботаж

Ага, как же. Я же говорю, размечтался. Нельзя так, расслабляться раньше времени.

Грохот взрыва разорвал морозную январскую ночь. Я вскочил из-за стола, опрокинув чашку с остывшим чаем. Тяжелая латунная чернильница качнулась на малахитовом приборе.

В окнах заводоуправления отразилась вспышка, а затем мартеновский цех погрузился во тьму. Только отблески раскаленного металла в печах мерцали багровым заревом.

— Диверсия на главной подстанции! — донесся крик снаружи.

Я схватил висевшую на вешалке кожанку, нащупал в кармане рукоятку револьвера. Тяжелый «Наган» образца 1895 года привычно лег в руку. На бегу натянул сапоги.

В приемной уже тарахтел телефонный аппарат. Я на ходу схватил тяжелую эбонитовую трубку.

— Леонид Иванович! — голос диспетчера звенел от тревоги. — Взрыв на главной подстанции! Все трансформаторы обесточены!

— Немедленно запустить резервные дизели! — я уже торопился бужеть дальше. — Аварийное освещение на аккумуляторах?

— Включено! Но батареи продержатся максимум час!

Я бросил трубку. Рванул по широкой лестнице, перепрыгивая через две ступени.

В вестибюле меня встретил Глушков, начальник охраны. Его форменная тужурка с петлицами ВОХР поблескивала в тусклом свете аварийных ламп. На ремне — кобура с табельным оружием.

— Оцепить территорию! — скомандовал я на ходу. — Никого не выпускать! Где охрана подстанции?

— Один убит при взрыве, второй тяжело ранен, — Глушков едва поспевал за мной. — Успел передать, видел троих в темных пальто.

Морозный воздух обжег легкие. Минус двадцать пять, не меньше. Над заводским двором плыл тревожный вой сирены. В свете прожекторов с чугунными корпусами метались темные фигуры рабочих.

У здания подстанции уже собралась толпа. Кирпичные стены 1914 года постройки выдержали взрыв, но внутри все разворочено.

Сквозь выбитые окна виднелись искореженные трансформаторы «Сименс-Шуккерт». Мраморные панели распределительных щитов «АЭГ» превратились в крошево.

— В мартеновском шесть плавок! — подбежал мастер Лебедев, его лицо в копоти, защитные очки «ЗН-1» сдвинуты на лоб. — Без электричества не можем слить металл! Все застынет в печах!

Я посмотрел на часы. Уже четверть двенадцатого. До полуночи сорок пять минут.

А до полного застывания металла максимум два часа. Если не успеем, придется вырубать печи зубилом. Месяц работы насмарку.

Я рванул обратно к себе. Быстро взлетел по лестнице.

В кабинете я схватил телефонную трубку. Коммутатор работал на аварийном питании.

— Соедините с Мосэнерго! Срочно!

Пока ждал соединения, набросал план действий в блокноте. Нужен временный силовой кабель от соседней подстанции трамвайного парка. Это даст хотя бы треть необходимой мощности.

— Диспетчер Мосэнерго слушает!

— Краснов, директор металлургического завода. У нас авария. А нужно сдавать государственный заказ повышенной важности. Соедините с руководством!

За пять минут я успел договориться с директором трамвайного парка о кабеле. Тут же отправил людей, чтобы наладили.

Только отдышался, как в дверь деликатно постучали. Вошел взволнованный Сорокин, весь заиндевевший от мороза.

— Леонид Иванович! Я посчитал, если запустить старую паровую турбину «Браун-Бовери», сможем запитать хотя бы два крана!

Молодец, сообразил. Турбина довоенная, но может выдать киловатт триста.

— Действуйте! — кивнул я. — И вызовите Зотова, он разбирается в электрике.

Снова телефон. На этот раз Глушков:

— Товарищ директор! По следам — трое ушли через западную ограду. Мы нашли на снегу.

— Не до них сейчас, — оборвал я. — Усильте охрану остальных объектов. Особенно кислородную станцию и компрессорную.

В кабинет влетел Величковский, его пенсне на черной ленте съехало набок:

— В третьей печи температура падает! Уже тысяча пятьсот восемьдесят…

Я глянул на схему энергоснабжения, приколотую к стене. Старый паровоз «Ов» на заводских путях. Если подключить его динамо-машину, можно получить еще электричества.

— Профессор, сколько времени металл продержится выше критической температуры?

— При такой теплоизоляции… — он быстро произвел расчет на логарифмической линейке. — Максимум полтора часа.

В этот момент снова затархтел телефон. Я схватил трубку.

— Краснов слушает!

— Товарищ Краснов? — знакомый голос с грузинским акцентом. — Это Серго. Мне доложили о диверсии…

Орджоникидзе! Уже знает.

— Да, Серго Константинович. Ситуация под контролем, но нужна помощь с электроэнергией.

— Сейчас позвоню в Мосэнерго, — в трубке послышался характерный звук зажигаемой папиросы. — Пришлют аварийную бригаду. Но главное — кто устроил? Крестовский?

— Пока неизвестно… — я запнулся, услышав топот в коридоре.

В кабинет ворвался Василий Зотов, молодой электрик, его кожанка припорошена снегом:

— Леонид Иванович! Я придумал! Можно соединить динамо-машину паровоза с приводом крана! Временная схема, конечно, но спасет на время.

— Все объясните по дороге! — я схватил со стола хронометр. — Серго Константинович, разрешите…

— Действуй, — прервал Орджоникидзе. — Потом доложишь.

В мартеновском цехе стоял жуткий грохот. В тусклом свете аварийных ламп рабочие вручную вращали лебедку крана. Огромный ковш с расплавленной сталью медленно полз над печами.

— Быстрее! — кричал мастер Лебедев, его густая борода покрылась инеем. — Металл остывает!

Сорокин уже запустил паровую турбину «Браун-Бовери». Старая немецкая машина натужно гудела, разгоняя маховик. Величковский в распахнутом пальто с каракулевым воротником следил за показаниями вольтметра «Вестон».

— Василий! — я повернулся к Зотову. — Сколько времени на монтаж вашей схемы?

— Двадцать минут, если бригада сработает четко, — он быстро чертил схему в блокноте карандашом. — Лишь бы правильно соединить обмотки генератора.

На заводской путь уже подавали паровоз. Из трубы валил густой дым, машинист развел пары до максимума. Электрики в брезентовых рукавицах тащили тяжелые кабели с медными жилами.

— Леонид Иванович! — подбежал Соколов, главный инженер. — В компрессорной проблемы с подачей воздуха. Без электричества давление падает.

— Штром! — я заметил начальника прокатного цеха. — Ваши дизели в рабочем состоянии?

— Ja, — кивнул педантичный немец. — Zwei «Русский дизель», по сто лошадей…

— Снимайте и сюда! Подключим к компрессорам!

В этот момент раздался тревожный крик от третьей печи:

— Температура тысяча пятьсот пятьдесят! Металл густеет!

— Сорокин! — я обернулся к молодому инженеру. — Где обещанная мощность?

— Сейчас! — он возился с регулятором оборотов. — Турбина набирает силу.

Вдруг все аварийные лампы мигнули и погасли. Аккумуляторы «Тюдор» сели. В огромном цехе остался только багровый отсвет от печей.

— Зотов! — крикнул я в полумрак. — Ваша схема готова?

— Последние соединения! — донеслось от паровоза. — Еще пять минут!

Я снова взглянул на хронометр. До критической точки оставался час. Надо успеть, а иначе это будет полная катастрофа.

От паровоза протянули силовые кабели «УКРК» в медной оплетке. Зотов, перепачканный машинным маслом, лично проверял каждое соединение.

— Включаем! — его голос эхом разнесся по цеху. — Машинист, полные обороты!

Динамо-машина паровоза натужно загудела. Стрелка вольтметра медленно поползла вправо. По проводам побежал спасительный ток.

— Есть напряжение! — выкрикнул Сорокин, не отрываясь от приборов. — Триста восемьдесят вольт!

Огромный кран «Демаг» дрогнул и медленно пополз вдоль цеха. В его кабине радостно махал рукой старый крановщик Петрович:

— Пошла, родимая!

Из темноты вынырнул Штром, его педантично отглаженный китель был выпачкан солидолом:

— Герр директор! Дизели запустили, компрессоры работают!

— Температура тысяча пятьсот семьдесят! — доложил Величковский, протирая запотевшее пенсне. — Стабилизировалась!

В этот момент в цех ворвался Глушков:

— Леонид Иванович! Аварийная бригада Мосэнерго прибыла! Три грузовика с оборудованием!

— Направьте к подстанции! — я уже спешил туда. — И усильте охрану периметра!

Когда я прибыл, у разрушенной подстанции кипела работа. Электромонтеры в брезентовых робах раскатывали тяжелые барабаны с кабелем. Тускло светили керосиновые фонари «Летучая мышь».

— Через час дадим напряжение! — доложил седой мастер в потертой тужурке. — Временная схема, конечно, но цех запитаем.

На заснеженном карнизе подстанции я заметил странный металлический предмет. Нагнулся — обломок взрывателя немецкого производства. Такие использовались еще в Гражданскую.

В темноте мелькнул отблеск керосинового фонаря. Из мартеновского донесся победный крик:

— Первый ковш пошел! Разливка началась!

Я глянул на хронометр — успели. Теперь металл точно не остынет. Но кто организовал диверсию?

К полудню следующего дня завод работал в полную силу. Аварийная бригада Мосэнерго восстановила энергоснабжение, плавки шли по графику. В моем кабинете снова горела настольная лампа под зеленым абажуром.

Рожков появился неожиданно, бесшумно, как обычно. Его потертый коричневый костюм-тройка казался неуместным в январский мороз.

— Любопытные результаты, Леонид Иванович, — он достал из портфеля из свиной кожи несколько бумаг. — Вот обломки взрывателя. Немецкий, времен Гражданской. Партия таких недавно исчезла со склада в Ревеле.

— Еще у нас есть следы на снегу, — Рожков уселся напротив и закурил «Герцеговину Флор». — Три человека, один прихрамывает на правую ногу. Обувь добротная, явно не местная шпана.

— Люди Крестовского? — я пододвинул ему тяжелую бронзовую пепельницу.

— Нет, — он стряхнул пепел. — Его группа под полным контролем. Тут другой почерк. Профессиональный.

В этот момент в кабинет постучали. Вошел Глушков с папкой документов:

— Нашли свидетеля. Сторож из трамвайного парка видел «Фиат» с рижскими номерами.

— Рига… — задумчиво протянул Рожков. — А ведь на прошлой неделе там была встреча некоторых интересных людей. Очень интересных. Не могу говорить, но если бы вы знали, вы бы очень удивились.

Он достал из портфеля снимок:

— Узнаете кого-нибудь?

Я всмотрелся в групповую фотографию у ресторана «Отто Шварц». И замер. То самое лицо, я его где-то уже видел. Но этого просто не могло быть.

— Пока рано делать выводы, — Рожков спрятал фотографию. — Но советую усилить охрану. По всей границе завода. И… — он помедлил. — Будьте осторожны. Похоже, против вас играет очень серьезная публика.

— Серьезнее Крестовского?

— Намного, — он поднялся. — Кстати, через два дня в Ригу уходит поезд. Некоторые пассажиры будут представлять для нас особый интерес.

Когда он ушел, я достал из сейфа папку с документами. Среди бумаг хранилась старая фотография. Группа инженеров на фоне Путиловского завода, 1916 год. Среди них то же лицо, что и на снимке Рожкова. Но что он делает в Риге? И какое отношение имеет к диверсии на заводе?

Ответ пришел неожиданно — в памяти всплыл разговор с отцом незадолго до революции. О предательстве компаньона, о потере контракта, о разорении семьи…

Я потянулся к телефону:

— Соедините с товарищем Рожковым.

Пока ждал ответа, снова посмотрел на старую фотографию, лежащую передо мной. Теперь я все вспомнил.

Это группа инженеров Путиловского завода. В центре — Ветлугин, у него характерная широкая окладистая борода и глаза навыкате. Тогда, в шестнадцатом, отец прежнего Краснова называл его «змеем, пригретым на груди».

— Глушков! — я снова позвонил по телефону и нарвался на секретаря. — Вызовите ко мне Глушкова.

Начальник охраны появился немедленно, поправляя кобуру на ремне:

— Слушаю, Леонид Иванович!

— Утройте охрану ключевых объектов. На проходных — полный досмотр. Всех незнакомых задерживать для проверки.

— Будет сделано. Уже запросил подкрепление из ВОХРа, — он развернул на столе план завода. — Здесь и здесь поставим вооруженных людей с прожекторами. Патрули усилим ветеранами с боевым опытом.

В дверь постучали. Это наверняка Сорокин, только он может соблюдать правила вежливости в такой ситуации. Вошел как раз мой гениальный помощник.

— Леонид Иванович! Мы с Зотовым разработали схему аварийной сигнализации. Если подключить телефонную станцию «Сименс», можно настроить получение оповещения в любой момент.

— Действуйте, — перебил я. — И еще, переведите все ценные документы в бронированное хранилище. Особенно расчеты по новой стали.

Снова зазвонил телефон. На этот раз Величковский:

— Срочно спускайтесь в лабораторию! Здесь… — он понизил голос. — Здесь странные следы на снегу под окнами. И отпечатки ладоней на стекле…

Лаборатория располагалась в старом кирпичном корпусе с высокими арочными окнами. Величковский нервно потирал ладони:

— Смотрите, — он указал на подоконник. — Здесь пытались снять мастику с креплений стекла.

Под окном на свежем снегу действительно виднелись следы. И не простые. Характерный рисунок подошв армейских ботинок «Salamander», немецкого производства.

— Они охотятся за документацией, — Глушков присел на корточки, разглядывая отпечатки. — Явно профессионалы. Обратите внимание: все следы разного размера, но одинаковой модели обуви.

В этот момент в лабораторию вбежал молодой охранник в шинели ВОХР:

— Товарищ начальник! На товарной станции задержали подозрительного. Крутился у вагонов с оборудованием.

Я переглянулся с Глушковым:

— Едем.

Мой «Бьюик» с потушенными фарами медленно двигался вдоль заснеженных путей. Степан вел машину предельно аккуратно, повсюду гололед. В свете станционных фонарей поблескивали рельсы.

Задержанного держали в пустом пакгаузе. При виде меня он дернулся, но часовые с винтовками «Мосин» крепко держали его за локти.

— Ба, кого я вижу! — я всмотрелся в бледное лицо под кепкой. — Григорий Семенович Лозовой, бывший чертежник Путиловского завода. Все еще хромаете?

Он промолчал, но по его бегающим глазам я понял, что узнал меня.

— Обыскать, — скомандовал Глушков.

Из карманов потертого пальто извлекли: немецкую зажигалку «IMCO», записную книжку в сафьяновом переплете и копировальную бумагу «Пеликан».

— Так-так, — Глушков развернул книжку. — Адрес в Риге, шифрованные записи… А это что?

На пол выпала свернутая газета «Сегодня», рижское белоэмигрантское издание. И в ней обнаружилось…

— Стоять! — крикнул я, но Лозовой с неожиданной прытью рванулся к выходу.

Грохнул выстрел, часовой среагировал мгновенно. Пуля чиркнула по стене, осыпав нас кирпичной крошкой. А беглец уже мчался между товарными вагонами.

— Не стрелять! — крикнул я, бросаясь следом. — Живым брать!

Хромой Лозовой оказался на удивление быстрым. Петляя между вагонами, он мчался к темневшему впереди забору. Снег скрипел под сапогами, морозный воздух обжигал легкие.

Вдруг из темноты метнулась тень, Глушков, срезав путь через пути, перехватил беглеца. Короткая схватка, глухой удар, и вот уже бывший чертежник распластался на затоптанном снегу.

— Вяжите субчика, — хрипло скомандовал начальник охраны, доставая из кармана шинели наручники.

В свете станционного фонаря я разглядел выпавшую из кармана Лозового карточку. Германский паспорт на имя Курта Мюллера. А в потайном кармане пальто шифровальный блокнот с кодами.

— Прошу в машину, — я кивнул подоспевшим охранникам. — Товарищ Рожков уже ждет на Лубянке.

В кабинете заводоуправления я развернул найденную при обыске газету. Между страниц обнаружилась фотография нашей новой лаборатории. А на полях знакомым почерком: «В. ждет образцы стали. Срок — 48 часов».

Я снял телефонную трубку:

— Соедините с товарищем Рожковым. Срочно… Алексей Петрович? У меня для вас информация. Ветлугин в Риге, ждет курьера с образцами. Да, есть доказательства… Что? Уже выехали на вокзал? Отлично…

Утром Рожков сообщил: группу Ветлугина взяли при посадке в рижский экспресс. При них нашли чертежи кислородной станции и немецкие взрыватели, точно такие же, как использовались при диверсии.

Я смотрел, как за окном занимается морозный январский рассвет. История с путиловскими инженерами завершена. Но почему-то казалось — это только начало. Слишком серьезные силы стоят за попытками выведать секреты нашего производства.

— Степан! — я выглянул в приемную и сразу обнаружил водителя. — Заводи машину. Едем в мартеновский.

До сдачи оборонного заказа оставалось восемь дней. А значит, нет времени на размышления о тайных врагах. Печи ждут.