Нэпман 2. Изящная комбинация

Глава 18 Ледяной рудник

Вторую идею предложил профессор. Почему бы не пробиться к нашим людям через старую заброшенную штольню, которая проходит рядом? Для этого можно использовать привезенные с завода лебедки для расчистки завалов.

— Старая штольня идет почти параллельно завалу, — Величковский водил пальцем по пожелтевшему плану. — До людей всего метров двадцать породы.

Мы стояли в маркшейдерской конторе. Свет покачивающейся керосиновой лампы отбрасывал причудливые тени на стены, обшитые потемневшей сосновой вагонкой. В комнате пахло пылью, старой бумагой и отчаянием.

— Эту штольню еще при Демидовых пробили, — пояснил пожилой маркшейдер, теребя седую бороду. — Там крепи дубовые, больше полувека простояли.

Я взглянул на часы. Четыре часа десять минут с момента обвала. Делать нечего, надо пробовать все возможные варианты.

— Показывайте дорогу, — решительно скомандовал я. — Сорокин, организуйте доставку лебедок к старому стволу.

Спуск по старой штольне напоминал путешествие в прошлый век. Почерневшие от времени дубовые крепи поскрипывали под тяжестью горной породы. На стенах поблескивали кристаллы кварца в свете наших ламп.

— Здесь! — Величковский остановился, сверяясь с планом. — По моим расчетам, они должны быть прямо за этой стеной.

Работа закипела. Привезенные с завода лебедки установили на крепких распорах. Первая группа горняков начала расчистку породы, орудуя кирками и лопатами. Я тоже помогал, хотя тяжелая кирка, казалось, весила сотню пудов.

Через час работы мы пробились на три метра вглубь. Порода поддавалась легче, чем мы ожидали.

— Кажется, идем правильно, — Сорокин прощупывал стены специальным щупом. — Порода здесь мягче.

В этот момент в забое что-то булькнуло. Сначала тихо, потом все громче.

— Вода! — крикнул кто-то из забойщиков.

Из образовавшейся трещины хлынула струя ледяной воды. Сначала тонкая, она быстро превратилась в мощный поток.

— Все назад! — скомандовал старший группы. — Быстро!

Мы едва успели отскочить, как из трещины вырвался настоящий фонтан. Вода быстро заполняла выработку, поднимаясь по щиколотку.

— Вскрыли подземное озеро, — мрачно констатировал маркшейдер. — Они тут часто в пустотах скапливаются.

— Может, попробуем откачать? — с надеждой спросил Сорокин.

Я покачал головой:

— Нет времени. Пока установим насосы, пока откачаем… — я взглянул на часы. — У них осталось минут тридцать воздуха. Максимум сорок.

Мы поднялись на поверхность. В копре тускло светили электрические лампы. Только вышли, нас окружила толпа женщин. В свете шахтовых фонарей я видел их осунувшиеся лица, покрасневшие от слез глаза.

— Ну что, что там? — вперед выступила жена бригадира Семена Лукича, еще молодая женщина с младенцем на руках. — Нашли их?

Я не мог смотреть ей в глаза. За ее спиной стоял мальчик лет десяти, закутанный в большой шарф, старший сын Семена. Он не плакал, только крепко сжимал кулаки.

— Мама, — тихо произнес он, — папка же самый сильный. Он выберется, да?

К нам протиснулась старуха в черном платке:

— Мой Ванюша там, младшенький… Только месяц как на шахте работает. Христом-богом молю, спасите!

Главный инженер Кузьмин нервно сжимал и разжимал кулаки:

— Товарищ Краснов, может… может пора сказать им правду? Вода прибывает, воздуха осталось на полчаса. Чудес не бывает.

— Не смейте! — вдруг выкрикнула жена Семена. — Не смейте их хоронить раньше времени!

Величковский снял запотевшее пенсне:

— С научной точки зрения, шансы действительно минимальны. Два метода уже не сработали, порода нестабильная, вода прибывает…

Начальник рудника, все это время молчавший в тени копра, шагнул вперед:

— Леонид Иванович, вы, конечно, человек с завода, опытный. Но тут рудник. Другая специфика. Я двадцать лет на горных работах и знаю, иногда нужно признать поражение. Иначе только людям душу бередим.

— А мой Степка? — из толпы вышла еще одна женщина, совсем молодая. — Ему девятнадцать только. Мы через месяц свадьбу играть собирались…

Она не договорила, разрыдалась. Ее подхватили под руки, увели в сторону.

Мальчик — сын Семена — вдруг подошел ко мне вплотную:

— Дяденька начальник, — он смотрел прямо в глаза, — вы же придумаете что-нибудь? Папка обещал вернуться, подарки мне привезти.

Я смотрел на привезенное оборудование. Компрессор «Борзиг», кислородные баллоны, лебедки… Все это теперь казалось бесполезным железом. В голове крутились обрывки инженерных знаний, старых чертежей, случайных разговоров…

— Сколько времени прошло? — глухо спросил начальник рудника.

— Пять часов двадцать минут, — ответил кто-то из инженеров.

— Все, — начальник рудника тяжело опустился на ящик с инструментами. — Надо готовить родственников. При таком сроке без воздуха они уже не жильцы.

И вдруг что-то щелкнуло в памяти. Старый случай на Путиловском заводе. Забитые фурмы домны. Способ, которым их прочистили… Может, сейчас тоже сработает?

— Сорокин! — я резко обернулся. — Помните тот случай с домной?

— Когда фурмы забило и мы пустили воздух?

— Именно! — я уже прикидывал схему в уме. — Срочно тащите компрессор к стволу! И все кислородные баллоны!

Начальник рудника недоверчиво покачал головой:

— Вы это о чем?

— О том, что мы их вытащим, — я подхватил чертежную доску. — Я знаю как. Все за мной!

Спустя минуту Кузьмин уже скептически качал головой.

— Это безумие, — он рассматривал наскоро сделанный чертеж. — Использовать сжатый воздух как бур? Да вы с ума сошли!

Мы стояли у шахтного копра. За спиной гудел компрессор, к нему уже подсоединяли специально сваренную систему труб. Рядом выстроились в ряд кислородные баллоны.

— На Путиловском этим способом пробивали шлаковую пробку в домне, — я показывал на схеме. — Принцип тот же. Воздух под давлением сначала разрыхлит породу, потом делает отверстие.

— Там домна, а здесь живые люди! — перебил начальник рудника. — Если давление создаст новый обвал, они будут похоронены заживо.

— Не создаст, — Величковский поправил пенсне. — Я просчитал. При правильном угле подачи воздух пойдет послойно. Как нож сквозь масло.

Сорокин уже руководил установкой труб:

— Просто надо точно расположить направляющую. На пятнадцать градусов от вертикали.

Время утекало как вода. Шесть часов с момента первого обвала. Если там еще есть живые, это будет настоящим чудом.

— Давление! — скомандовал я.

Компрессор взревел, набирая обороты. Стрелка манометра медленно поползла вверх.

— Десять атмосфер… Пятнадцать… — отсчитывал Сорокин.

При двадцати атмосферах труба вдруг вздрогнула. Из-под земли донесся глухой гул.

— Отключайте! — крикнул начальник рудника. — Сейчас все обрушится!

— Нет! — я следил за показаниями приборов. — Держать давление! Это порода начала поддаваться.

Гул усилился. Труба вибрировала все сильнее. Внезапно из нее вырвался фонтан каменной крошки.

— Есть пробой! — крикнул Сорокин. — Первый слой прошли!

Теперь все зависело от точности расчетов. Если направление выбрано верно, следующий пробой должен выйти прямо в забой, где остались люди.

— Двадцать пять атмосфер… — голос Сорокина дрожал от напряжения.

Внезапно труба дернулась, и из нее вырвался столб пыли. А следом раздался слабый стук.

— Тихо всем! — я приложил ухо к трубе.

В наступившей тишине отчетливо слышался ритмичный стук. Живы! Мы до них добрались!

— Быстро готовьте кислородные шланги! — скомандовал я. — И начинайте расширять проход. Осторожно, буквально по сантиметру.

Следующие полчаса превратились в вечность. Кислород подавали через тонкий шланг, осторожно расширяя проход. Первым в образовавшееся отверстие протиснулся горноспасатель в аппарате «Дрегер».

— Живы! — донесся его приглушенный голос. — Все живы!

По толпе прокатился вздох облегчения. Я видел, как оседает на снег жена Семена Лукича, как крестится старуха в черном платке, как улыбается сквозь слезы молодая невеста забойщика Степки.

Спасательный ход расширили настолько, чтобы можно было вытаскивать людей по одному. Первым появился молодой Ваня, которого сразу подхватили на руки. За ним остальные члены бригады, измученные, но живые. Доктор уже готовил нашатырь и бинты.

Семен Лукич выбрался последним, поддерживаемый спасателями. Его правая рука была наскоро перевязана какой-то тряпкой.

— Всех вывел, — хрипло произнес он. — Всю бригаду…

Его сын бросился к нему, уткнулся в грудь. Семен здоровой рукой прижал мальчишку к себе.

Старый штейгер, Прохор Ильич, пытался что-то записать в своем блокноте, но руки дрожали:

— Шесть часов сорок пять минут под завалом. Это ж надо такое. Кому сказать, не поверят.

Величковский, счастливо улыбаясь, протирал запотевшее пенсне:

— С научной точки зрения, это почти невозможно. Почти. Получается, мы сделали невозможное.

Начальник рудника подошел ко мне:

— Простите, Леонид Иванович. Я ошибался. Такого способа спасения еще не видывал.

— Главное, что люди живы, — я смотрел, как доктор осматривает спасенных. — Но теперь нужно серьезно заняться безопасностью на руднике. Модернизировать крепления, установить автоматические датчики.

Сорокин уже делал пометки в блокноте:

— Я набросал схему новой системы креплений. С использованием металлических распорок вместо деревянных.

Краем глаза я заметил, как сын Семена Лукича подошел к компрессору, осторожно погладил еще теплый металл:

— Папка, а можно я тоже инженером буду? Как дядя начальник?

Семен улыбнулся:

— Учись, сынок. Теперь, видишь, не только в забое уголек рубить можно. Техника жизни спасает.

Над рудничным двором уже давно занимался морозный рассвет. Метель утихла, и в лучах солнца искрился снег. Еще один день начинался на уральском руднике.

Я достал часы. Без малого семь часов прошло с момента первого обвала. Семь часов, которые многому научили и спасателей, и спасенных.

— Готовить машины? — спросил Глушков. — Нам еще в Златоуст возвращаться.

Какой там. Нам еще предстояло столько сделать.

После спасения людей я собрал совещание в маркшейдерской конторе. На столе разложены планы выработок, журналы осмотра креплений, акты проверок.

— Давайте разберемся, что привело к обвалу, — я открыл журнал технического надзора. — Глушков, что удалось выяснить?

— Первая версия была, что это диверсия, — Глушков достал блокнот. — Особенно после забастовки на заводе в Златоусте. Я опросил всех, кто спускался в шахту за последнюю неделю. Проверил крепи на соседних участках.

Он замолчал, перелистывая страницы.

— И что? — спросил я.

— Ничего. Ни следов умышленного повреждения, ни посторонних лиц. Зато нашел вот это, — он положил на стол потрепанную тетрадь в клеенчатом переплете.

Это оказался личный дневник штейгера Прохора Ильича. Записи последних дней говорили о беспокойстве: крепи начали потрескивать, появилась капель с кровли.

— Три дня назад он докладывал об этом начальству, — Глушков показал рапорт. — Просил срочно менять крепления.

Начальник рудника побледнел:

— Да, доклад был… Но у нас лес для крепей задерживался. Думали, еще неделю простоит…

— Простоит? — я поднял глаза от документов. — Там же люди!

— Так план горел, — глухо ответил он. — Сверху торопили. А лес только через неделю обещали…

Величковский изучал геологические разрезы:

— Тут еще и природный фактор наложился. Морозы последние дни сильные, порода стала более хрупкой. А тут вибрация от работы перфораторов.

Сорокин показал на схеме:

— Смотрите, как расположены выработки. Нагрузка на крепи из-за неправильной проходки была неравномерной. Это еще при прежнем руководстве делали, по старинке.

Я смотрел на эти документы и понимал: никакой диверсии. Обычная история. Экономия на безопасности, формальный подход к проверкам, надежда на «авось». И двенадцать человек едва не заплатили за это жизнями.

— Что будем делать? — спросил Глушков.

— Для начала, — я захлопнул журнал, — полная ревизия всех выработок. Замена всех деревянных крепей на металлические. Новая система контроля безопасности.

— Это ж какие деньги! — ахнул начальник рудника.

— Деньги посчитаем, — я посмотрел ему в глаза. — А вы пока пишите объяснительную. И готовьтесь к служебному расследованию. Халатность, приведшая к аварии, это серьезно.

Уже в дверях я обернулся:

— И вот еще что… Штейгера Прохора Ильича представьте к награде. Если бы не его записи, не его тревога за людей, могло быть гораздо хуже.

В Златоуст мы вернулись через два дня, поздним вечером. Два «Паккарда» и грузовик, покрытые коркой льда и снега, медленно въехали в заводской двор. Из окон заводоуправления лился теплый свет керосиновых ламп, там еще работали, несмотря на поздний час.

— Телеграмма из Москвы, — встретил нас Котов. — От Орджоникидзе. Спрашивает о ситуации на руднике.

Я кивнул:

— Подготовьте подробный отчет. И распоряжение о начале модернизации рудника. Завтра с утра отправим в наркомат.

В гостиничном номере тепло, истопник хорошо протопил голландскую печь. Я смотрел в заиндевелое окно на ночной Златоуст. Над заводскими трубами поднимался дым. Производство налаживалось после недавней забастовки.

— Сколько еще таких рудников? — задумчиво произнес Величковский, протирая пенсне. — Где из-за халатности и экономии на безопасности люди ходят по краю.

— Проверим все, — я развернул карту горных предприятий Урала. — Каждую шахту, каждый рудник. Нельзя допустить повторения такого.

Утром следующего дня мы погрузились в вагон-салон курьерского поезда «Златоуст-Москва». Сорокин раскладывал на столике чертежи новой системы креплений:

— Если начать производство металлических стоек на златоустовском заводе, можно ускорить модернизацию.

— И внедрить автоматические датчики давления, — подхватил Величковский. — По принципу тех, что используются в металлургии.

— А я изучил геологические отчеты, — Величковский достал из потертого портфеля папку в коленкоровом переплете. — Почти на всех рудниках треста та же проблема — старые деревянные крепи, отсутствие контроля за состоянием выработок.

Глушков оторвался от неизменного блокнота:

— По моим данным, за последний год было четырнадцать крупных аварий на горных предприятиях Урала. И это только официальная статистика.

Я задумчиво смотрел в окно. За стеклом проносилась заснеженная тайга, освещенная луной.

— Нужна комплексная программа модернизации, — наконец произнес я. — Начнем с Саткинского рудника как с экспериментальной площадки. Отработаем все новшества, а потом распространим опыт на остальные предприятия.

Котов быстро делал пометки в конторской книге:

— Я прикинул примерную смету. Если делать все основательно, металлические крепи, автоматические датчики, новую систему вентиляции, потребуется серьезное финансирование.

— Зато какой эффект! — оживился Сорокин. — Можно будет увеличить добычу минимум на тридцать процентов.

— Я уже набросал схему новой системы контроля, — Величковский развернул чертеж. — Датчики давления соединяются с самописцами в диспетчерской. При малейшей деформации крепей сразу поступает сигнал.

— А если объединить все рудники в единую систему управления? — предложил я. — Создать горный трест с современной технической базой, учебным центром для подготовки кадров.

— Амбициозно, — усмехнулся Глушков. — Но реально. Особенно после того, как мы доказали эффективность новых методов.

Я смотрел в окно на проплывающие мимо заснеженные горы. Где-то там, в глубине Уральского хребта, еще оставались десятки таких же рудников, работающих по старинке. Их тоже нужно было модернизировать, оснастить новым оборудованием, сделать безопасными для людей.

И еще одновременно создать гигантское предприятие по управлению. М-м, какие заманчивые перспективы открываются. Можно будет залезть в добычу полезных ископаемых.

Глушков вошел в купе с телеграфным бланком:

— Только что приняли. С рудника сообщают: все спасенные идут на поправку. Семен Лукич просится обратно в забой.

— Рано ему пока, — я улыбнулся. — Пусть сначала дождется, когда новые крепи поставим.

Поезд набирал ход. Паровоз мерно отстукивал колесами по рельсам. В вагоне-салоне тепло, пахло свежезаваренным чаем из начищенного до блеска самовара.

— А все-таки, — задумчиво произнес Величковский, — удивительно, как иногда простое инженерное решение может спасти столько жизней.

— Дело не в решении, — я отхлебнул горячий чай из подстаканника с серебряным узором. — Дело в людях.

За стенкой вагона мерно стучали колеса. На Урал медленно опускались зимние сумерки.