Нэпман 2. Изящная комбинация

Глава 3 Примирение

Я взял трубку массивного телефонного аппарата «Красная заря». Характерный грузинский акцент Серго звучал особенно эмоционально:

— Слушай, дорогой, что у тебя там происходит? Мне только что доложили, диверсия на железнодорожной ветке, попытка срыва поставок угля? И это после истории с кислородной станцией?

— Все под контролем, Серго Константинович, — я старался говорить спокойно. — Благодаря помощи товарища Ворошилова мы быстро организовали доставку. Срыва не будет.

— Знаю, знаю! — перебил он. — Уже доложили. Молодец, что оперативно среагировал. А эти… — он произнес несколько грузинских слов явно не для протокола, — эти вредители совсем обнаглели! Военные заказы срывать!

В трубке слышалось, как он нервно ходит по кабинету. Его кавказский темперамент всегда проявлялся в минуты волнения.

— У меня тут на столе документы, — продолжал Серго. — Материалы о махинациях Крестовского. Это же… это же настоящее вредительство! Бракованные огнеупоры, фиктивные поставки, вывод валюты через Ригу.

Он сделал паузу, было слышно, как шелестят бумаги.

— Слушай, дорогой, а ведь если бы ты не раскрыл эту историю сейчас, через месяц у нас бы все танки рассыпались! Вся броня с дефектами! Ты понимаешь масштаб?

— Понимаю, Серго Константинович. Именно поэтому я и действовал так быстро и напрямую на собрание.

— Вот что, — его голос стал жестче. — Завтра с утра ко мне. Будем думать, как объединить производства. Нельзя больше распылять мощности. Нужен единый кулак! Заказ заказом, но это так оставлять нельзя.

Он снова заходил по кабинету:

— Клим мне звонил, очень доволен, как ты организовал спасение угля. Говорит, твои люди за четыре часа сделали то, на что другим неделя нужна. Это правильно! Вот такие темпы нам нужны!

В трубке послышались голоса, видимо, кто-то зашел в его кабинет.

— Ладно, заканчиваем, — сказал Серго. — Значит, так, завтра жду с докладом и предложениями по объединению. И это… — его голос потеплел. — Спасибо, что вовремя раскрыл всю эту историю. Мог бы ведь и промолчать, свое производство наладил бы.

— Партия доверила нам оборонный заказ, Серго Константинович, — преданно ответил я то, что он хотел услышать. — Не имею права подводить.

— Вот! — в трубке послышался стук кулака по столу. — Вот такое отношение нам нужно! А не эти махинации с немецкими патентами! Все, до завтра. Жду с материалами.

В кабинете повисла тишина. Я задумался.

До сдачи первой партии оборонного заказа оставалось одиннадцать дней. А работы теперь прибавилось. Если получится его сдать вовремя, я пройду в ферзи.

Ладно, теперь надо решать, как быть дальше.

После напряженного дня, когда механизм уничтожения империи Крестовского уже работал на всех парах, я решил поужинать в «Праге». За рулем «Бьюика» привычно устроился Степан, ловко управляя машиной по заснеженным улицам.

В ресторане меня уже ждала Лена. Элегантное платье от Ламановой подчеркивало стройную фигуру, жемчужная нить на шее мягко поблескивала в свете хрустальных люстр. Она как всегда пришла точно вовремя.

— Надеюсь, твой контрудар по конкуренту прошел успешно? — в ее голосе звучала легкая ирония. — Или не стоит спрашивать о деталях?

Мы с ней помирились. Правда, пришлось провернуть несколько тайных ходов. Но это того стоило.

Я улыбнулся, вспоминая, как еще недавно она обвиняла меня в бессовестных манипуляциях людьми. Что ж, пришлось доказать, что эти «манипуляции» служат важному делу. История с международным конференцией оказалась весьма кстати…

Парадный зал Дома ученых на Пречистенке сохранил дореволюционное величие. Хрустальные люстры «Эриксон», дубовые панели стен, тяжелые портьеры из бордового бархата. В углу зала установили новейший проекционный аппарат «ГОЗ» для демонстрации диаграмм.

На стенах портреты Менделеева и Ломоносова. Между ними свежий плакат «Наука на службе индустриализации». В приоткрытые окна доносился звон трамвая маршрута «А», знаменитой «Аннушки».

За длинным столом президиума расположились представители ВСНХ, наркомата и германской делегации. Немецкие инженеры в добротных костюмах от «Hugo Boss», с характерной педантичностью раскладывали техническую документацию.

Лена в строгом сером костюме от Ламановой с любимой брошью-молекулой (подарок отца) сидела рядом с делегацией. На столе перед ней — раскрытый блокнот и технический словарь Эйнштейна.

В зале собрался весь цвет московской технической интеллигенции. Профессора в потертых, но аккуратных сюртуках, молодые инженеры в кожанках, представители заводских лабораторий. В первом ряду группа студентов Промакадемии, старательно конспектирующих каждое слово.

Величковский, в неизменном пенсне на черной ленте, начал доклад о новой технологии производства легированных сталей. На экране сменялись проекции графиков и формул.

— Наш метод позволяет получить гомогенную структуру металла при значительном снижении расхода легирующих элементов, — говорил он, водя указкой по диаграммам. — Особенно важен режим термической обработки.

Лена синхронно переводила, точно подбирая немецкие технические термины. Ее безупречное берлинское произношение заставляло немецких инженеров одобрительно кивать.

Руководитель германской делегации, герр Штольц, высокий седой инженер с военной выправкой, внимательно следил за презентацией. На его лацкане поблескивал значок Высшей технической школы Шарлоттенбурга.

— Fräulein, — обратился он к Лене, протягивая папку с документами в коленкоровом переплете, — bitte übersetzen Sie diese technische Spezifikation. Это наши последние разработки по термообработке специальных сталей.

Она быстро просмотрела документы, карие глаза внимательно изучали колонки цифр. Вдруг брови чуть заметно сдвинулись, характерный признак крайней сосредоточенности.

— Простите, герр Штольц, — Лена подняла взгляд от бумаг. — Здесь в расчетах температурного режима требуется уточнение. При пересчете из немецкой системы мер в русскую получаются существенно иные параметры.

В зале воцарилась заинтересованная тишина. Штольц достал из жилетного кармана логарифмическую линейку.

— Смотрите, — Лена быстро написала формулы каллиграфическим почерком. — При конвертации температуры закалки из градусов Реомюра в шкалу Цельсия меняются все расчетные показатели. А это влияет на параметры кристаллической решетки.

Величковский схватил листок дрожащими руками:

— Позвольте?.. Да, действительно! При таких температурных режимах структура металла будет совершенно иной!

Штольц побледнел и начал проверять вычисления:

— Mein Gott! Diese Umrechnung… Эти пересчеты… — он вытер платком внезапно вспотевший лоб. — Фройляйн, вы предотвратили серьезную ошибку. В Германии мы все еще используем старую систему температурных шкал.

— Именно поэтому, — вмешался я, подходя к доске, — мы разработали универсальную методику расчета режимов термообработки. Позвольте продемонстрировать.

Следующий час я объяснял преимущества нашего метода. Лена переводила, безупречно оперируя сложной металлургической терминологией. В ее глазах загорелся живой интерес, она явно оценила научную значимость разработки.

После семинара в профессорской гостиной Дома ученых сервировали чай. Горничные в белых передниках разносили на старинных подносах «Товарищества Кузнецова» бутерброды и пирожные из кондитерской Филиппова.

Штольц искренне благодарил Лену:

— Фройляйн, ваши знания физической химии впечатляют. В Германии редко встретишь переводчика с таким глубоким пониманием предмета.

— Это заслуга моего отца-профессора, — улыбнулась она. — Он всегда говорил, что настоящий переводчик должен понимать суть процессов, а не просто подбирать слова.

За окнами Пречистенки зажигались первые фонари. В морозном воздухе плыл запах древесного дыма. В теплой гостиной Дома ученых продолжалось оживленное обсуждение перспектив советско-германского технического сотрудничества.

Я смотрел, как Лена элегантно отрезает кусочек котлеты по-киевски, и вспоминал, как совсем недавно прошел финальный акт моей комбинации.

В приемной наркомата царило обычное оживление. Стук пишущих машинок, звонки телефонных аппаратов, шелест бумаг. Лена как раз выходила из кабинета начальства, слегка ошеломленная неожиданным повышением.

До начальника отдела технических переводов. О котором я предварительно позаботился через Баумана.

Я специально подгадал момент, чтобы «случайно» не встретиться с ней. Зато пожилая секретарша Анна Павловна, проработавшая здесь еще с дореволюционных времен, как всегда была на месте.

— Боже мой, Елена Сергеевна! — всплеснула она руками, увидев Лену. — Поздравляю с назначением! Такая молодая — и уже начальник отдела!

— Спасибо, Анна Павловна, — Лена все еще выглядела удивленной. — Для меня это было так неожиданно…

— А я вчера как раз слышала, — секретарша понизила голос до заговорщического шепота, — на заседании у товарища Кольчугина директор Краснов так хвалил вашу работу! Прямо соловьем разливался о вашем профессионализме. Даже наш Сергей Борисович впечатлился.

Я знал, что Анна Павловна не удержится, любовь к передаче новостей ее давняя слабость. А Лена достаточно умна, чтобы понять, кто стоял за её повышением.

— Вот оно что, — Лена задумчиво закусила губу. — Краснов, говорите.

Заключительный аккорд я сыграл всего пару дней назад.

Большой театр сиял огнями. Премьера «Лебединого озера» собрала весь цвет московского общества. У входа выстроились автомобили: представительские «Паккарды» наркомов, «Бьюики» директоров заводов, изредка мелькали роскошные «Испано-Сюизы» дипломатов.

Я специально выбрал ложу напротив той, где должна была сидеть Лена, у нее постоянный абонемент в театр. В антракте, как бы случайно, столкнулся с ней у колонны в фойе.

Она была великолепна в вечернем платье цвета бордо, с ниткой жемчуга на шее. Модная стрижка элегантно обрамляла лицо.

— Какая неожиданная встреча, — в голосе девушки звучала легкая ирония. — Решили отвлечься от производственных проблем?

— Чайковский помогает лучше понять гармонию металлургических процессов, — улыбнулся я. — Кстати, поздравляю с назначением. Слышал, вы произвели впечатление на германскую делегацию.

— Да, герр Штольц оказался очень благодарен за спасение их репутации, — она слегка нахмурилась. — Хотя некоторые предпочитают действовать более… окольными путями.

— Иногда прямой путь не самый эффективный, — заметил я. — Особенно когда речь идет о людях, которые не любят, чтобы ими манипулировали.

Она пристально посмотрела на меня:

— Вы о чем-то конкретном?

— О том, что настоящий профессионализм заслуживает признания. Даже если для этого приходится использовать не совсем прямые методы.

В этот момент прозвенел звонок, приглашая в зал. Лена помедлила секунду:

— Знаете… После спектакля у меня есть время выпить чаю. В «Метрополе» неплохо готовят эклеры.

— О чем задумался? — голос Лены вернул меня к реальности. — Вспоминаешь свои изящные комбинации?

— Скорее, размышляю о том, что иногда манипуляции могут привести к честным результатам, — ответил я. — Особенно если они помогают людям увидеть истинную ценность друг друга.

— И технологий, — добавила она с улыбкой. — Кстати, что ты планируешь делать с заводом Крестовского после сегодняшней операции?

Я посмотрел на часы, понимая, что вскоре мне опять предстоит ехать на завод. За окном падал снег, превращая московские улицы в декорации к «Онегину».

— Думаю, его технологии нуждаются в серьезной модернизации, — ответил я. — Не поможешь с переводом новых немецких справочников?

Она рассмеялась:

— Только если это будет честное профессиональное сотрудничество. Без лишних комбинаций.

Официант принес десерт — знаменитый яблочный штрудель от шеф-повара, недавно вернувшегося из командировки в Вену.

Я покачал головой.

— Ни за что, без комбинаций никак.

После ужина мы завезли Лену домой, и я помчался снова на завод. Девушке я обещал, что обязательно приеду, даже под утро.

Степан остановил «Бьюик» у проходной завода. После уютного вечера с Леной в «Праге» возвращение к производственным проблемам казалось особенно резким. Снег падал крупными хлопьями, в свете заводских прожекторов они казались серебристыми искрами.

Уже издали я заметил необычное оживление у заводоуправления. Несколько черных автомобилей — два «Паккарда» и «Форд» с правительственными номерами выстроились у парадного входа.

— Беда, Леонид Иванович, — Глушков встретил меня прямо у дверей. Его кожаная тужурка была припорошена снегом. — Комиссия из ВСНХ. С особыми полномочиями.

В приемной толпились незнакомые люди в добротных зимних пальто. На столе секретаря стопка документов на бланках с синей печатью ВСНХ.

— Разрешите представиться, — шагнул вперед высокий худощавый человек в пенсне. — Щербаков Сергей Петрович, председатель комиссии. Вот мандат, — он протянул бумагу с гербовой печатью.

Я бегло просмотрел документ. Все по форме: подписи, печати, визы канцелярии ВСНХ. Внизу размашистая подпись Рыкова.

— Прошу в кабинет, — я распахнул дверь. — Чем обязан столь позднему визиту?

— Внеплановая проверка технологических процессов, — сухо ответил Щербаков, устраиваясь в кресле. За его спиной расположились еще трое: военпред в форме с ромбами, инженер с папкой чертежей и неприметный человек в потертом пиджаке, явно от органов.

На стене мерно тикали английские часы «Хендерсон», показывая начало одиннадцатого. В приоткрытое окно доносился гул мартеновского цеха, ночная смена набирала обороты.

— Нас особенно интересует новая технология производства специальных сталей, — Щербаков достал блокнот в сафьяновом переплете. — Имеются сведения о… — он сделал паузу, — нарушениях технологического процесса.

— Каких именно? — я старался говорить спокойно, хотя уже понимал, откуда ветер дует. Рыков решил ударить по самому больному месту, качеству металла для оборонного заказа.

В этот момент в кабинет вошел Величковский, на ходу поправляя неизменное пенсне на черной ленте. Его появление было очень кстати.

— А вот и наш главный технолог, — я сделал приглашающий жест. — Профессор лучше всех расскажет о технических аспектах.

Следующий час Николай Александрович, то и дело протирая запотевшее пенсне, объяснял принципы новой технологии. На столе росла гора диаграмм и расчетов.

— Обратите внимание на структуру металла, — он показывал фотографии с металлографического микроскопа «Цейс». — Мелкозернистая структура, равномерное распределение карбидов.

Военпред заинтересованно склонился над снимками. Его рука машинально поглаживала кобуру револьвера под френчем.

— А это протоколы испытаний, — Величковский достал новую папку. — Прочность на разрыв, ударная вязкость, все показатели выше немецких аналогов.

— Позвольте, — инженер из комиссии развернул свои чертежи. — А вот документация с завода Крестовского. У них совершенно иные параметры процесса.

— Естественно, — профессор снисходительно улыбнулся. — Они используют устаревшую немецкую технологию четырнадцатого года. Мы пошли дальше.

Я заметил, как человек в потертом пиджаке что-то быстро записывает в блокнот. Интересно, куда пойдет эта информация — Рыкову или напрямую товарищу Менжинскому?

— Предлагаю проверить все на практике, — я встал из-за стола. — Пройдемте в цех. Как раз идет ночная плавка.

В мартеновском цехе грохотали краны, огненные всплески от печей освещали закопченные своды. Бригада Лебедева как раз готовилась к выпуску металла.

— Обратите внимание на показания пирометра «Арденн», — Величковский указал на приборы. — Температура выше на сто градусов, чем в немецком процессе.

Щербаков что-то быстро записывал, военпред внимательно следил за работой сталеваров, а человек в пиджаке незаметно фиксировал все происходящее.

К нам подошел Головачев, тронул меня за руку.

— Там срочный вызов, просят подойти председателя комиссии, — тихонько сказал он.

Я позвал Щербакова и мы вернулись в контору. Когда проверяющий зашел в кабинет, я остался у двери, бессовестно подслушивая его разговор.

— Да, товарищ народный комиссар, — он говорил в сторону, но я все равно услышал характерный грузинский акцент в трубке. — Да, проверяем… Нет, нарушений пока не обнаружено…

Серго, старый лис, уже в курсе. И явно не на стороне проверяющих.

К полуночи комиссия закончила работу. В протоколе появилась стандартная формулировка: «Нарушений технологического процесса не выявлено».

— Мы еще вернемся, — Щербаков на прощание смотрел жестко. — С более детальной проверкой.

— Всегда рады, — я пожал его холодную руку. — Наши двери открыты для представителей ВСНХ.

Когда черные автомобили скрылись в снежной мгле, я повернулся к Величковскому:

— Ну что, профессор, выдержали первый удар?

Он устало протер пенсне:

— Выдержали. Но это только начало. Рыков просто так не отступит.

Я кивнул. Времени на раскачку больше нет.

А потом спросил то, что занимало больше всего:

— Николай Александрович, они ведь не все документы видели?

Профессор хитро улыбнулся, протирая пенсне:

— Разумеется. Я показал только внешнюю сторону процесса. Все ключевые ноу-хау — режимы термообработки, состав шихты, пропорции легирующих добавок — в особой документации. Она в несгораемом шкафу лаборатории.

— А чертежи, которые мы показывали?

— Базовая схема, — он усмехнулся. — Без главного — тех особых технических решений, которые мы с Сорокиным разработали. Помните, как в Германии делают? Внешне все просто, а секрет в деталях.

Я одобрительно кивнул. Старая школа, привыкли защищать технические секреты еще с довоенных времен.

— Кстати, — добавил профессор, — я специально акцентировал внимание на общеизвестных вещах. Чтобы они успокоились. А наши настоящие инновации… — он похлопал по кожаной папке, которую все время держал при себе. — Здесь все разбито на части. Без моего ключа не соберешь.

— Отлично. Этого хватит, чтобы отбить первую атаку. А дальше… — я посмотрел на часы, — дальше у нас будет готовый результат. С цифрами и фактами.