Я стоял у окна большого конференц-зала, наблюдая, как в предрассветных сумерках рабочие первой смены спешат к проходной. Из труб мартеновского цеха поднимался густой дым, уже начали разогрев печей под утреннюю плавку. В голове все еще стояли картины уральской инспекции: обветшалые цеха Златоуста, изношенное оборудование Тагила, усталые лица рабочих.
Массивные хрустальные люстры заливали зал ярким светом, отражаясь в полированной поверхности стола из карельской березы. На стенах, обшитых темными дубовыми панелями, я распорядился развесить производственные графики и диаграммы — пусть все видят реальное положение дел.
«Паккард» Баумана въехал в заводские ворота точно в семь тридцать. За ним показался «Фиат» с техническими специалистами. Я мысленно усмехнулся, Карл Янович, как всегда, пунктуален. Его поддержка сейчас необходима, без партийного куратора многие преобразования просто застопорятся.
К восьми часам зал заполнился. Я внимательно наблюдал за входящими. Величковский, мой главный технический консультант, близоруко щурясь через пенсне, раскладывал отчеты. Бонч-Бруевич, с его профессорской осанкой и проницательным взглядом, что-то быстро набрасывал в блокноте, наверняка новые идеи по автоматизации. Молодой Зотов нервничал, теребя галстук, для него это первое столь серьезное совещание.
Начальники цехов держались особняком: грузный Лебедев с мартеновского, педантичный Штром с прокатного, Гришин в своей неизменной кожаной тужурке с механического. По их напряженным взглядам я понимал, предстоит серьезный разговор. Особенно со Штромом, он из старой школы, наверняка будет сопротивляться переменам.
Мой верный Котов уже разложил конторские книги в черных клеенчатых переплетах. Рядом пристроился Головачев с потертым портфелем, набитым документами. На них можно положиться, все цифры будут точны до копейки.
Бауман занял место справа от моего кресла. Сквозь стекла пенсне его карие глаза внимательно изучали собравшихся. Умный человек, понимает важность момента.
Ровно в восемь я занял место во главе стола:
— Товарищи, — мой голос заставил всех замолчать. — Мы собрались для серьезного разговора. После инспекции уральских заводов картина вырисовывается тревожная.
Я кивнул Величковскому. Пока он докладывал о критическом состоянии оборудования, я наблюдал за реакцией присутствующих. Особенно за Штромом — как он дернулся при словах о восьмидесятипроцентном износе.
— Позвольте, — ожидаемо перебил он. — Но ведь планы выполняются.
— Выполняются? — я намеренно вложил в голос металл. — Василий Карлович, давайте без иллюзий. Котов, покажите реальные цифры.
Пока главный бухгалтер зачитывал неутешительную статистику, я мысленно прикидывал, кого придется менять в первую очередь. Штром, при всем его опыте, явно не потянет модернизацию. А вот молодой Вася Зотов может стать хорошей заменой, глаза горят, когда речь заходит о новых технологиях.
Бонч-Бруевич развернул чертежи автоматизированных систем управления. Я с удовольствием отметил, как вытянулись лица старых производственников. Да, господа, придется привыкать к новым временам.
— Это утопия! — предсказуемо воскликнул Штром.
— Тем не менее, мы должны реализовать эту утопию, — я произнес это таким тоном, что возражений больше не последовало.
Когда Сорокин начал рассказывать о реконструкции механического производства, я украдкой взглянул на Баумана. Партийный куратор делал пометки в блокноте, но по его чуть заметной улыбке я понял, одобряет.
— А деньги? — подал голос Лебедев.
Я кивнул Котову. Цифры финансирования впечатляли, но я знал, каждый рубль окупится сторицей. Если, конечно, все сделать правильно.
— И последнее, — я поднялся. — Завтра к нам приезжает Алексей Капитонович Гастев. Будем внедрять его систему научной организации труда на всех предприятиях объединения.
По лицам собравшихся я видел, что новость произвела эффект разорвавшейся бомбы. Штром демонстративно откинулся на спинку стула.
Поддержка Баумана оказалась очень кстати. Когда он заговорил о линии партии на модернизацию, я заметил, как подобрались даже самые упрямые консерваторы.
После совещания, когда основная часть участников разошлась, Бауман задержался. Я улыбнулся ему:
— Спасибо за поддержку, Карл Янович.
— Не за что, — он снял пенсне, тщательно протер платком. — Только учтите, Леонид Иванович, противников у вас много. И не только среди старых производственников.
— Знаю, — я позволил себе легкую улыбку. — Но отступать некуда. За нами будущее страны.
После того как участники расширенного совещания покинули зал, я перешел в свой кабинет. Через высокие окна в чугунных переплетах лился холодный январский свет, печь в углу хранила уютное тепло.
Котов задержался на пять минут, мы быстро сверили цифры по финансированию военных заказов. Его безупречно отточенный карандаш стремительно бегал по страницам конторской книги в черном клеенчатом переплете.
Величковский и Бонч-Бруевич расположились за приставным столом красного дерева, разложив чертежи новой брони. Профессор, близоруко щурясь через пенсне, что-то быстро набрасывал в блокноте, пока я говорил по телефону с Орджоникидзе.
— Да, Серго Константинович, общее собрание прошло успешно. Бауман поддержал… Да, с военными встречаюсь через три часа.
Пока сотрудники заводской столовой накрывали легкий обед на стороне стола (отварная телятина, бульон, свежий хлеб от немецкой пекарни Филиппова), я просматривал документы, доставленные фельдъегерской связью. Новые требования военных к броневой стали впечатляли.
Глушков зашел ровно в час. Его доклад о готовности режимного помещения был краток:
— Проверили все, от вентиляции до телефонных линий. Охрану усилили, допуск строго по спецпропускам.
Я кивнул, просматривая личные дела участников предстоящего совещания. Полковник Петров из Артуправления — грамотный специалист, с ним можно работать. А вот майор из военной приемки славится дотошностью, придется учесть каждую мелочь.
В начале второго Величковский и Бонч-Бруевич закончили расчеты. Оба выглядели довольными, похоже, нашли техническое решение для новой брони.
— Через час в режимном крыле, — напомнил я, глядя на стенные часы в футляре красного дерева.
Оставшееся время я посвятил подготовке к военному совещанию. Предстоял непростой разговор, но у нас все козыри на руках, и новые технологии, и производственные мощности, и поддержка наркомата.
Без пятнадцати два я уже был в режимном помещении. Маленький зал с тяжелыми шторами на окнах и специальной звукоизоляцией казался еще более строгим из-за отсутствия привычных заводских шумов.
Военные прибыли точно в срок, все трое в штатском, но военная выправка выдавала их с головой. Полковник Петров, грузный мужчина с аккуратно подстриженными седыми усами, положил на стол объемистый портфель из телячьей кожи. Инженер-подполковник Соколовский, сухощавый, с цепким взглядом из-под густых бровей, достал логарифмическую линейку. Майор Кленов, самый молодой из троих, раскрыл папку с техническими требованиями.
— Итак, товарищи, — начал Петров после обязательных проверок документов и допусков, — ситуация осложнилась. Нам нужна броня не только для танков, но и для бронепоездов КВЖД. Причем с повышенной стойкостью к бронебойным снарядам нового типа.
Я напрягся. Об этих снарядах в документах до сих пор не было ни слова. Ворошилов вроде что-то говорил. Но невнятно.
— Образцы получены на прошлой неделе, — пояснил Соколовский. — Баллистические испытания показали следующие результаты.
Он разложил на столе графики пробития брони. Цифры были неутешительными, новые снаряды пробивали стандартную броню как масло.
Величковский нахмурился, быстро делая расчеты на логарифмической линейке. Бонч-Бруевич что-то черкал в блокноте.
— Это меняет все технические условия, — майор Лебедев раскрыл толстую папку с грифом «Совершенно секретно». — По сути, нам нужна принципиально новая сталь.
Вот оно, подумал я. В памяти всплыли разработки брони из будущего, с особой кристаллической структурой.
— Решение есть, — я взял карандаш. — Мы можем использовать эффект микролегирования в сочетании с особым режимом термообработки.
Военные переглянулись.
— Поясните, — Петров подался вперед.
Я быстро набросал схему на листе ватмана. Величковский, мгновенно понявший суть, подхватил:
— Это возможно при добавлении молибдена и ванадия в определенной пропорции.
— И специальной закалке в соляных ваннах, — добавил я. — С последующим отпуском при строго контролируемой температуре.
Соколовский схватил логарифмическую линейку:
— Если расчеты верны, такая броня будет прочнее существующей минимум в полтора раза. Даже той, которую мы разработали недавно сами.
— Но производство… — начал было майор.
— Уже налажено, — я кивнул Бонч-Бруевичу. Тот развернул чертежи новой автоматизированной линии термообработки.
— Позвольте, — Петров нахмурился. — А где взять столько молибдена? Он же в основном импортный.
Я улыбнулся:
— У нас есть месторождения на Урале. Я как раз недавно оттуда. Можем начать разработку немедленно.
Это козырь, который я приберег напоследок. На самом деле я знал об этих месторождениях из своего будущего, их начнут разрабатывать только через десять лет.
Следующая проблема возникла, когда Лебедев заговорил о сроках:
— По технологическому циклу на освоение новой марки стали нужно минимум полгода.
— Три недели, — твердо сказал я.
— Невозможно!
— Вполне возможно, — я разложил графики организации производства по системе Гастева. — Вот схема параллельного освоения. Здесь мы ставим новые печи, тут запускаем термообработку…
Военные с интересом склонились над схемами.
— А качество? — это снова майор, самый дотошный из всех.
— Автоматический контроль на всех этапах, — Бонч-Бруевич развернул еще один чертеж. — Новейшие приборы, разработанные специально для этого производства.
К четырем часам все основные вопросы были решены. Я видел, как изменилось настроение военных, от первоначального скепсиса к явной заинтересованности.
— Что ж, впечатляет, — Петров собрал документы. — Если все получится как вы описываете, это будет нечто. Утрем нос любому противнику.
— Получится, — я был абсолютно уверен. — Через две недели приглашаю на испытания первых образцов.
Когда все разошлись, я остался в режимном кабинете один. На столе лежали графики и схемы, в пепельнице дымились окурки папирос. За окном уже темнело, короткий январский день подходил к концу.
Теперь главное не упустить время, подумал я, собирая документы. Надо срочно запускать разработку молибденового месторождения, монтировать новые печи, готовить кадры. И все это за три недели.
Но я знал, что мы справимся. Потому что у меня главное преимущество: я знал, что это возможно. В будущем, из которого я пришел, такую броню научились делать. Значит, сможем и сейчас.
После того как военные покинули режимное помещение, я еще час просидел над документами. Надо было запустить все процессы немедленно, время не ждало. На листе плотной бумаги «Собрание» быстро появлялись распоряжения, написанные вечным пером «Паркер»:
'Величковскому — организовать геологоразведку молибденового месторождения.
Сорокину — начать монтаж новых печей.
Котову — обеспечить экстренное финансирование через Промбанк…'
Телефон на столе зазвонил неожиданно. В трубке эбонитового аппарата раздался характерный глуховатый голос Рожкова:
— Леонид Иванович, нужно встретиться. Срочно.
Хм, раз так, это серьезно. Рожков не стал бы звонить по пустякам.
— Что-то случилось?
— Не по телефону. Через час на конспиративной квартире. Знаете?
Ну конечно. В Хлебном переулке, особняк Щукина.
— Найду, — я посмотрел на часы. Уже половина шестого.
Перед отъездом вызвал Головачева:
— Семен Артурович, срочно разошлите телеграммы на все заводы. Вот тексты распоряжений. До утра все должны получить указания и приступить к выполнению.
Секретарь, поправив круглые очки в тонкой оправе, быстро просмотрел бумаги:
— Будет исполнено. Вам готовить машину?
— Нет, поеду на своем «Бьюике». Так незаметнее.
Зимние сумерки уже окутали Москву. Газовые фонари отбрасывали желтые пятна на заснеженные тротуары. Я вел машину осторожно, после недавнего снегопада улицы скользкие.
Особняк в Хлебном переулке, построенный еще при царе, выделялся среди соседних домов изящной лепниной и коваными решетками балконов. У парадного входа горел тусклый фонарь.
Рожков ждал в маленькой комнате на втором этаже. Задернутые плотные шторы, керосиновая лампа под зеленым абажуром, потертый персидский ковер на полу.
— Извините за срочность, — он достал портсигар из крокодиловой кожи. — Но информация того стоит. Помните, вы просили узнать, кто вам устраивает все пакости? Слышали про «Сталь-трест»?
Я напрягся. Этот трест недавно стал активно скупать металлургические активы, составляя нам конкуренцию.
— Вот, — Рожков положил на стол тонкую папку. — Любопытные связи обнаружились. Через рижские банки на них выходят весьма интересные фигуры.
При свете лампы я просмотрел документы. Несколько телеграмм, банковские выписки, отчеты наружного наблюдения. Картина вырисовывалась тревожная.
— Значит, немецкий след? — я поднял глаза на Рожкова.
— Не только, — он затянулся папиросой. — Есть кое-что поинтереснее. Помните группу инженеров, которые недавно вернулись из Германии?
— Те самые, что предлагали свои услуги по модернизации?
— Именно. А теперь взгляните на это, — он достал из папки еще один документ.
Я пробежал глазами убористые строчки и присвистнул. История становилась все интереснее.
— А теперь самое интересное, — Рожков достал еще одну папку, потолще. — Помните забастовку в Златоусте? И диверсию на московском заводе? Ну, с этим, с Калугиным и Лозовым, хромым этим.
Я подался вперед. В свете керосиновой лампы документы складывались в тревожную картину.
— Смотрите: вот банковские переводы. Крестовский получал деньги из Риги через банк Кригера. Те же счета, что использует «Сталь-трест». А вот, — он выложил фотографию, — встреча Ветлугина с представителями треста в рижском ресторане. За две недели до диверсии на подстанции.
— Значит, это все звенья одной цепи?
— Именно. И Грановский в Тагиле — тоже их человек. Помните историю с хищениями? Деньги шли через те же каналы. А вот, — Рожков разложил еще несколько документов, — отчеты наружного наблюдения. Лозовой встречался с людьми из треста за день до попытки взрыва.
Я закурил, пытаясь связать все воедино:
— Получается, они планомерно пытаются сорвать нашу модернизацию? Сначала через Крестовского, потом через забастовки и диверсии…
— И через прямой промышленный шпионаж, — добавил Рожков. — В Златоусте среди зачинщиков беспорядков были их люди. Те самые, в новых тулупах, помните?
Я помнил. Теперь картина складывалась полностью.
— Вы должны знать, — Рожков понизил голос, — за всем этим стоят очень серьезные силы. И не только в Германии. Есть информация о встречах руководства треста с некоторыми людьми из правого крыла партии.
— Рыков? — я вопросительно взглянул на него.
Рожков молча кивнул.
— И не только. Там замешаны люди из Коминтерна.
Я откинулся на спинку кресла. Ситуация становилась все сложнее. Это уже не просто конкуренция, против нас действует целая система, с политическими связями и иностранным финансированием.
— Что предлагаете? — спросил Рожков.
— Для начала усильте наблюдение за всеми фигурантами. Особенно за их связями в Риге. Особенно меня интересует этот банкир… Как его? Кригер? И… — я помедлил, — пожалуй, надо готовить материалы для товарища Сталина. Такие игры уже выходят за рамки обычной промышленной конкуренции.
— Завтра получите полное досье, — кивнул Рожков. — Но учтите, они тоже не дремлют. Уже интересовались вашими уральскими заводами.
— Пусть интересуются, — я улыбнулся. — Главное — не мешали бы модернизации. А с остальным разберемся.
Когда я вышел на заснеженную улицу, в голове уже складывался план действий. Теперь мы знали настоящего противника. И это знание давало преимущество.
Надо возвращаться на завод. Модернизацию никто не отменял, а теперь к срочности добавилась еще и необходимость повышенной бдительности.