Нэпман 2. Изящная комбинация

Глава 21 Ход за противником

Железнодорожный узел при Московском металлургическом заводе, 1 марта 1929 года, 8:00

Морозное утро звенело от гудков паровозов «Эш» и лязга сцепок. На новой сортировочной горке, построенной по проекту института «Промтранспроект», маневровый паровоз серии «Ов» аккуратно спускал вагоны по веткам, распределяя составы по направлениям.

Василий Николаевич Котов, главный бухгалтер объединения, в добротном драповом пальто и меховой шапке, стоял на смотровой площадке диспетчерской. В его руках поблескивал никелированными уголками новенький конторский гроссбух.

— Смотрите, Семен, — обратился он к помощнику Корнееву, показывая на прибывающий состав. — Вот они, наши новые вагоны.

К перрону подходил состав из десяти специальных вагонов для перевозки горячего металла. Серебристые термоизолированные корпуса резко выделялись на фоне обычных товарных вагонов.

— А вот и график движения, — Котов достал из портфеля расписание, отпечатанное на плотной бумаге. — Теперь каждый состав идет по минутам, как курьерский поезд.

Начальник станции, Петр Игнатьевич Быховец, в форменной шинели с серебряными пуговицами, показывал на новый семафор:

— Автоматическая блокировка работает безупречно. Как часы!

По соседнему пути медленно проплывал состав с изотермическими вагонами для срочных грузов. На их бортах красовалась надпись «Срочный груз — Златоуст».

— А теперь самое интересное, — Котов раскрыл гроссбух. — За первый месяц работы новой системы экономия составила… — он провел пальцем по колонке цифр, выведенных каллиграфическим почерком.

Семен Корнеев даже присвистнул, увидев итоговую сумму:

— Василий Николаевич, да неужто правда столько?

— Все верно, — кивнул Котов. — Простои вагонов сократились втрое, скорость доставки выросла вдвое. А главное, ни одной задержки производства из-за несвоевременной поставки!

На путях кипела работа. Новенький кран ловко перегружал контейнеры с платформы на платформу. Электрические лебедки споро подтягивали вагоны к погрузочным площадкам.

— Взгляните на это чудо техники, — Быховец указал на маневровый тепловоз «Ээл», первенец советского тепловозостроения. — Теперь составы формируем втрое быстрее.

Котов что-то быстро подсчитывал на конторских счетах красного дерева:

— При таких темпах через полгода окупим все затраты на модернизацию. А потом пойдет чистая экономия.

К диспетчерской подошел молодой инженер-движенец с планшетом:

— Петр Игнатьевич, состав на Нижний Тагил готов к отправлению. По графику через двенадцать минут.

— Отлично, — кивнул начальник станции, сверяясь с карманными часами. — Давайте зеленый семафор.

Котов с удовольствием наблюдал, как четко работает новая система. Каждый состав точно по расписанию, каждый вагон используется с максимальной эффективностью.

— А помните, как раньше было? — усмехнулся Корнеев. — Вагоны по неделе простаивали, грузы терялись…

— Было и прошло, — ответил Котов, бережно укладывая гроссбух в портфель. — Теперь у нас железная дорога работает как швейцарские часы.

Над станцией разнесся гудок паровоза. Очередной состав со срочным грузом отправлялся в путь, точно по графику, прокладывая новые маршруты индустриализации.

Зал заседаний Московского комитета ВКП(б), 5 марта 1929 года, 10:00

Просторный зал в здании МК на Старой площади дышал торжественностью. Под тяжелой бронзовой люстрой производства «Моссельпром» длинный стол красного дерева был покрыт традиционным зеленым сукном. На стенах висели портреты вождей в строгих рамах и диаграммы выполнения промышленных планов.

Карл Янович Бауман, в строгом партийном костюме и неизменном пенсне на черной ленте, стоял у демонстрационной доски. Его тонкие пальцы с характерными чернильными пятнами указывали на графики роста производительности:

— Товарищи! За прошедшие три месяца на предприятиях объединения товарища Краснова производительность труда выросла на сорок семь процентов.

По залу прошел удивленный шепот. Старый большевик Николай Кузьмич Антипов, в потертой гимнастерке времен Гражданской войны, недоверчиво покачал головой:

— А не приписки ли это, товарищ Бауман?

— Вот документы, — Бауман раскрыл папку с грифом «Секретно». — Акты проверки комиссии ВСНХ. Заключения военной приемки. Данные подтверждены.

На столе президиума поблескивали хромированными деталями новенькие телефонные аппараты. Секретарь собрания быстро строчил протокол перьевой ручкой в толстой тетради, прошитой красной нитью.

— Разрешите доложить подробнее, — Бауман развернул схему технического перевооружения. — На Московском заводе внедрена система Гастева. В Златоусте запущен первый в стране автоматизированный мартен. В Нижнем Тагиле…

— Постойте, товарищ Бауман, — перебил его представитель Рабкрина в потертом кителе. — А как же классовая бдительность? Не слишком ли много иностранной техники?

— Товарищи, — Бауман снял пенсне и внимательно посмотрел на присутствующих. — Я лично проверял каждое предприятие. Везде крепкие пролетарские кадры. Да, мы используем иностранную технику. Но управляют ею наши, советские рабочие! И она передовая.

Он разложил на столе фотографии:

— Вот, смотрите, заводское училище в Златоусте. Дети потомственных металлургов осваивают автоматику. Вот диспетчерская московского завода, первая в стране система телевизионного контроля производства.

Члены бюро МК с интересом рассматривали снимки. Даже старые партийцы не могли скрыть удивления.

— А вот главное, — Бауман достал еще одну папку. — Экономические показатели. Себестоимость снижена на тридцать два процента. Качество продукции превышает все довоенные стандарты. Зарплата рабочих выросла в среднем на сорок процентов.

К столу подошел заведующий промышленным отделом МК:

— Карл Янович, а что с социалистическим соревнованием?

— Прекрасные результаты! — оживился Бауман. — Бригада молодого мастера Волынова уже три раза била рекорды производительности. На каждом участке доски показателей. Все на виду, все учтено.

Он развернул еще один чертеж:

— А вот система автоматического контроля качества. Теперь ни один дефект не проскочит. Военпреды в восторге!

Председатель собрания постучал карандашом по графину:

— Товарищи, предлагаю заслушать проект резолюции. Опыт объединения товарища Краснова заслуживает всяческого распространения.

— И поддержки! — добавил Бауман. — Нам нужно срочно внедрять эти методы на всех предприятиях.

В зале находился и старый кадровик Петр Семенович, помнивший еще дореволюционные заводы. Он тихо произнес:

— Вот это да… Не узнать родную промышленность. Как в сказке — за три месяца на десять лет вперед шагнули.

Бауман аккуратно сложил документы в кожаный портфель:

— Это только начало, товарищи. Только начало…

Через полчаса резолюция приняли единогласно. Партия давала зеленый свет новым методам организации производства. Индустриализация набирала обороты.

Весеннее солнце уже по-настоящему пригревало, хотя по утрам еще чувствовался характерный для московского марта морозец.

На Варварке, у стен древнего Гостиного двора, весело журчали ручьи. Из-под остатков почерневшего снега пробивалась первая робкая травка, а на ветвях лип, обрамлявших улицу, уже набухали почки.

Мой верный «Бьюик» осторожно объезжал глубокие лужи. В такую погоду центр Москвы традиционно разливался весенним половодьем. Степан, как всегда собранный и аккуратный в отглаженной форменной одежде, уверенно вел машину.

Подъехав к зданию ВСНХ, я на минуту задержался у входа. Над городом разносились бодрые марши. На площади Революции шла подготовка к первомайской демонстрации, рабочие устанавливали трибуны и развешивали красные флаги.

В прозрачном весеннем воздухе отчетливо вырисовывались строгие линии новых конструктивистских зданий, а у входа в Политехнический музей группа студентов-комсомольцев что-то горячо обсуждала, размахивая свежим номером «Правды». Москва просыпалась от зимней спячки, наполняясь новой энергией и трудовым энтузиазмом.

В приемной наркома тяжелой промышленности царила привычная деловая атмосфера. Секретарь в строгом темно-синем костюме-тройке что-то быстро печатал на «Ундервуде», телефонистка в белой блузке проворно соединяла звонки на коммутаторе. На стенах огромные производственные графики в дубовых рамах, показатели выполнения пятилетнего плана.

Я просматривал последние цифры в папке, когда массивная дверь кабинета открылась:

— Заходи, Леонид Иванович! — голос с грузинским акцентом невозможно спутать ни с чьим другим.

Орджоникидзе, в неизменном френче защитного цвета и хромовых сапогах, встретил меня у стола. Его кабинет я знал хорошо.

Те же тяжелые бордовые портьеры на высоких окнах, массивный письменный стол карельской березы, кожаные кресла для посетителей. На стене большая карта СССР с флажками строек первой пятилетки.

За распахнутым окном доносились звуки оркестра, репетирующего первомайские марши. Весеннее солнце заливало кабинет, высвечивая пылинки в воздухе.

— Ну, рассказывай, — Серго жестом пригласил меня сесть и достал из портсигара «Казбек».

— За последние три месяца, Григорий Константинович, мы достигли следующих результатов, — я раскрыл папку. — По военному заказу производство брони увеличено на восемьдесят два процента. Качество превышает немецкие образцы на пятнадцать-двадцать процентов. Особенно успешны испытания новой марки стали для бронепоездов КВЖД.

Орджоникидзе удовлетворенно кивнул, раскуривая папиросу. Дым «Казбека» поплыл к лепному потолку.

— На Урале внедрена комплексная система автоматизации. На Златоустовском заводе производительность выросла вдвое. В Нижнем Тагиле запущена первая в стране полностью автоматическая мартеновская печь.

— А люди как? Справляются с новой техникой? — Серго всегда начинал с главного.

— Отлично справляются. Система Гастева дает потрясающие результаты. Молодежь схватывает на лету. Старые мастера сначала упирались, но теперь сами предлагают улучшения.

Я достал фотографии новой диспетчерской в Златоусте. Огромная световая схема на стене, молодые операторы у пультов управления, телекамеры следят за производством.

— Смотри-ка, — Орджоникидзе с интересом разглядывал снимки. — Прямо как в Америке! А качество?

— Брак снизился с двенадцати процентов до одного целого и восьми десятых. Каждая плавка под контролем. Величковский разработал новую систему спектрального анализа прямо в процессе производства.

— Тот самый профессор? Который из эмигрантов вернулся? — прищурился нарком.

— Он самый. Создал целую научную школу. Молодежь к нему в очередь стоит.

Серго потушил папиросу, встал, прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Остановился у карты:

— А что с гражданскими заказами? Турбины для электростанций?

— Специальные стали для турбин освоены полностью. Качество подтверждено немецкими специалистами. Первая партия уже на Волховской ГЭС, результаты превосходные.

Я развернул график поставок. Орджоникидзе внимательно изучил цифры:

— Значит, можем теперь сами, без немцев?

— Можем. И даже лучше. Наша сталь показывает износостойкость на двадцать пять процентов выше крупповской.

Серго довольно хмыкнул, взял со стола хрустальный графин с водой:

— Будешь?

Я кивнул. Вода из стакана приятно освежила.

— Теперь о планах, — я достал еще одну папку. — Предлагаю создать единый научно-производственный комплекс. От добычи руды до готовых изделий. С общей системой управления и подготовки кадров.

— Размах, однако! — Орджоникидзе уселся в массивное кресло красного дерева. — А потянешь?

— Структура уже создана. Вот схема, — я развернул чертеж. — Головной завод в Москве, два куста на Урале, в Тагиле и Златоусте. Свои рудники, научные центры, учебные базы. Система Гастева внедрена везде.

— А конкуренты? Рыков со своими не мешают?

— Пытаются. Но мы теперь сильнее. Технологии наши, кадры подготовлены, система работает как часы.

Орджоникидзе задумчиво постукивал пальцами по столу. Массивные часы на стене мерно отсчитывали время.

— Хорошо, — наконец произнес он. — Ты показываешь результаты. Не словами, а делом. Не то, что многие наши крикуны. Готовь документы на создание объединения. Я доложу товарищу Сталину. Думаю, он одобрит.

Когда я уже собирался уходить, Серго окликнул меня у двери:

— И вот еще что… Там на Урале, говорят, какие-то проблемы на руднике были? Авария?

Он прекрасно знал, о чем идет речь. Но предпочел переспросить.

— Были, — кивнул я. — Но мы все исправили. Новая система креплений, автоматический контроль. Теперь такое невозможно.

— Молодец, — Орджоникидзе улыбнулся. — Иди. Жду документы завтра к двенадцати.

Выйдя из здания ВСНХ, я на секунду остановился у входа. Легкий морозец пощипывал лицо, в свете газовых фонарей кружились редкие снежинки. У тротуара ждал мой «Бьюик», Степан уже прогрел мотор.

До завтра нужно подготовить все бумаги. Высшее руководство вроде бы одобрило наши достижения. Теперь можно двигаться дальше, к новым целям.

Я чувствовал себя превосходно. Доклад Орджоникидзе показал, что мы движемся вперед, ровно и без сбоев.

Если так будет идти дальше, досрочно выполним и военный и гражданский заказы. А уж тогда меня и вообще не остановят.

Когда я приехал на завод и вошел в свой кабинет, Головачев, против обыкновения взволнованный, положил передо мной три документа.

— Леонид Иванович, это срочно, — его круглые очки в тонкой оправе тревожно поблескивали. — Пока вы были у наркома, мы получили вот это.

Первая телеграмма из Златоуста. Текст, отпечатанный на бланке «Бодо», заставил меня нахмуриться: «Срочно тчк Немецкие специалисты отказываются продлевать контракты тчк Ссылаются указание Берлина тчк Угрожают демонтировать оборудование тчк».

Вторым лежало письмо из Промбанка. Банк неожиданно отзывал крупный кредит, выданный под модернизацию Нижнетагильского завода. Формальная причина это «переоценка рисков». Я сразу узнал почерк Кригера, нашего старого недруга из Риги.

Но настоящий удар таился в третьем документе. Официальное письмо из ВСНХ. Межлаук требовал приостановить все работы по новой броне. Якобы «Сталь-трест» представил доказательства, что технология является их разработкой, незаконно присвоенной нами.

Вот тебе и доклад Сталину. Что же Орджоникидзе, не знал об этом? Или знал, но ничего не сказал? Будет смотреть, как я буду выпутываться?

— Это еще не все, — Головачев протянул свежий номер «Торгово-промышленной газеты». На второй странице бросался в глаза заголовок: «Тревожные факты с уральских заводов». Статья, подписанная неким «инженером К.», обвиняла нас в авантюризме и перерасходе средств.

— Вызывайте всех, — я снял трубку с телефонного аппарата. — Немедленно.

Через пятнадцать минут кабинет заполнился. Величковский, с еле заметной улыбкой на тонких губах. Котов с неизменными конторскими книгами в черном коленкоровом переплете. Сорокин, раскладывающий чертежи. В углу примостился Глушков, что-то быстро записывающий в блокнот. И, конечно же, сам Соколов, главный инженер.

— Ситуация серьезная, — я обвел взглядом собравшихся. — Они ударили сразу по всем направлениям. Технологии, финансы, репутация…

— Позвольте, — Величковский перестал улыбаться и поднял руку, как школьник. — Но ведь у нас все документы на технологию брони! Полный комплект чертежей, результаты испытаний, все в наличии.

— А немцы? — перебил Сорокин. — Как же так? Без них часть оборудования просто встанет.

— И военный заказ… — начал было Соколов.

— Спокойно, — я оглядел собравшихся. Что-то они выбиты из колеи. Привыкли к тому, что все идет хорошо. — Разберем по порядку. Николай Александрович, вы с Сорокиным срочно готовите полное техническое досье по броне. Все расчеты, все испытания, особенно результаты военной приемки.

Я посмотрел на главбуха.

— Котов, соберите все финансовые документы. Каждую копейку, каждый акт, особенно по модернизации. Покажем, куда и как пошли деньги.

— А немцы? — снова спросил Сорокин.

— У нас уже есть свои специалисты. Те же братья Макаровы из Златоуста, они все оборудование наизусть знают. И чертежи все у нас. Справимся.

Я еще раз посмотрел на бумаги.

— Товарищи, есть информация, — я раскрыл на столе тонкую папку. Сообщение от Рожкова. — Источник в Риге сообщает: за всем стоит не только «Сталь-трест». Там целая группа, включая некоторых людей из правого крыла партии. У них связи с иностранными промышленниками.

— Вот как? — спросил Величковский. — А конкретнее?

— Пока выясняем. Но точно знаем — готовится еще один удар. Возможно, через профсоюзы или через прессу.

Надо бы волноваться, бегать в ярости. Но я почему-то остался спокоен.

— Значит так, — я поднялся. — Даю всем два дня на подготовку материалов. Глушков, усильте охрану ключевых объектов. Особенно лабораторий и архивов. А противнику… — я улыбнулся, — противнику мы готовим сюрприз. Пора им воспользоваться.

Все это напоминало партию в шахматы. Конкуренты сделали свой ход, серьезный, подготовленный. Но у нас уже готова комбинация для контрудара.